В трамвай поэзии, словно в собес,
набитый людьми и буквами,
я не с передней площадки влез -
я повисел и на буфере.
Потом на подножке держался хитро
с рукой, прихлопнутой дверью,
а как наконец прорвался в нутро,
и сам себе я не верю.
Место всегда старикам уступал,
От контролёров не прятался.
На ноги людям не наступал.
Мне наступали - не плакался.
Люди газеты читали в углах.
Люди сидели на грязных узлах.
Люди в трамвай продирались, как в рай,
полный врагов узлейших,
логику бунта не влезших в трамвай
меняя на логику влезших.
Мрачно ворчали, вникая в печать,
квочками на продуктах:
"Трамвай не резиновый... Бросьте стучать!
Не открывайте, кондуктор!"
Я с теми, кто вышел и строить, и месть, -
не с теми, кто вход запрещает.
Я с теми, кто хочет в трамваи влезть,
когда их туда не пущают.
Суров это мир, как зимой Москва,
когда она вьюгой продута.
Трамваи - резиновы. Есть места!
Откройте двери, кондуктор!
