Настоящая поэзия. Ассорти снова
Герман Беляков:
* * *
Полыхнула туча адом
И пошла греметь кругом:
По оврагам и оградам
Столб дождя, огня — и гром...
И за озеро рябое--
Зашвырнуло остриё.
Бейся пламя неземное
О моё житьё-бытьё!
Бейся в душный сумрак сада
Белой бездной огневой!
С листьев липы льётся сладость,
Хлещет белою водой...
А когда отгромыхала
И рассыпалась вдали,
Тишь блаженная настала,
Дни лениво потекли.
Сергей Пименов:
+++
Заросло всё — будто не косилось...
Не дымила лет как сто труба...
Ты бы лучше в землю провалилась,
Вековая дедова изба!
Наглухо позакрывала ставни,
Чтобы не тревожил белый свет:
Проходите мимо — вот и славно! —
Те, кого давно в помине нет!
М;ртвые деревни — нет, живые!
Просто м;ртвых видеть не хотят
И — всех пережив — как часовые —
На задворках вечности стоят...
***
В час, когда ему не спится
И как будто сам не свой,
Он под дерево садится
И качает головой,
Будто градусник — под мышкой
И как печка голова.
И луна красива слишком.
И не те, не те — слова!
Да и те — все занятые
И мудр;ны как на грех.
А нужны слова простые,
Как расколотый орех.
Чтобы напрочь отлетала
Скорлупа и шелуха!
Пусть их лучше будет мало,
Тем дороже — жемчуга!
***
По берегу бегают дети,
Под ноги совсем не глядят,
В незримые пойманы сети,
Иначе — совсем улетят.
И это — Никто только видит.
И смотрит за ними Никто,
Совсем на детей не в обиде,
Совсем не в обиде за то,
Что дети Им только и дышат
И чувствуют — есть Кто-то тут.
И смех иногда Его слышат,
И сквозь Его руки бегут
По узкой по берега кромке,
А слева и справа — обрыв,
И светится в каждом ребенке
Никто — все обиды забыв!
+++
На горизонте — фиолетово,
Вдоль побережья — малахит.
Тебе — и как проводим лето мы,
Я посвящаю этот хит.
Тому — какая ты серь;зная,
Когда ступаешь по камням,
Твоя походка грациозная —
Скандальный гимн твоим ногам,
Пускай, завидуя, таращатся
Фемины в тоненьких трусах,
Как малахитовая ящерица
В моих купается руках.
И гневно щурятся на солнце,
И возмущения полны —
Когда и как выходит бронзовая
Моя богиня из волны.
***
Был вечер-вечерок московский,
Мне шел навстречу по Тверской...
Мне шел навстречу... Маяковский —
В глазах с надеждой и тоской.
Меня сверлили исподлобья —
В упор — горящие угли,
Двух каламбуров наподобье...
Насквозь чуть было не прожгли!
С ума в подобные минуты
Сходили светлые умы,
И становились институты
В тупик — в каком столкнулись мы...
Он на затылок сдвинул кепку,
Там был еще безлюдный сквер,
И, взяв меня за локоть цепко,
Мне в руку сунул револьвер...
И, наконец, развеселился
И рассмеялся от души:
— Вот видишь? Я не застрелился!
Вот видишь... так и напиши...
Владимир Гладких:
; непрямо
непрямо косвенно намеком
а то случалось что и в лоб –
и ты такой: которым боком
с какой я радости огрёб...
не огорчайся: люди в массе
(по большей части) не враги
в каком впервые вспомни классе
ты получал «на пироги»
мы все учители кому-то
(новей сказать – учителя)
ведь ты и сам поди зануда
не прочь поважничать руля
«руля глагол или...» – ну вот ты
и расчехлился (эка дрянь)
скулишь достал уже до рвоты
дневник давай
и в угол встань...
; но зато
огорчения не вечны
неудачи – до поры
потому-то всякий встречный
если честно – «до горы»
вот же сволочь незадача
всё мы в памяти храним
никогда и не был мачо
и уже не станешь им
не герой прекрасной даме
с бо;шки волос сдул борей
но зато поди с годами
всяк становимся мудрей
всяк становимся и зорче
и умеренней во всем...
и на дачу а не в сочи
тело бренное несем...
; большое и малое
под боком бабочка порхает
старик из булочной идет
простые строки кто не хает
(такие как
вот эти вот)
зачем нам мелкое
простое
явись на подвиг вдохнови
большой поэт сидит в простое
без слез без славы без любви
большой медведице осанна
ее находим без труда...
но это в ма;лой (как ни странно)
горит полярная звезда
Дмитрий Молдавский:
; * * *
География знает свои берега,
а история помнит пределы.
Было место такое, где Баба Яга
на меня отовсюду глядела.
Было время такое — с двух лет до семи —
в двух домах с непохожим укладом
я, как вымпел, ходил из отцовской семьи
в материнскую, благо там рядом.
Городок и сейчас невелик, а тогда
трёхэтажного в нём не бывало
небоскрёба, лишь воздух, земля и вода,
где ходить я учился, и плавать,
а дышал то коровьим парным молоком,
то сопревшим коровьим навозом,
что набрали мы с дедом в ведро мастерком
на подкормку клубнике и розам.
Пятерых мотоцикл с коляской вмещал.
Трое в шлемах и двое в панамках —
экипаж по опушкам грибы подчищал
и чернику сгребал на полянках.
Ароматами яблок сушёных и груш
наполнялся чердак разогретый.
В каждой комнате жило по несколько душ:
люди, звери, цветы и предметы.
«Лазать» в погреб и подпол — тому сорок лет,
как забылись и слово, и дело.
Страх препоны воздвиг. Во все щели в ответ
на него любопытство глядело.
Дед склонялся над тушей соседской свиньи,
раздувая паяльную лампу.
Но когда мне печёнку её принесли,
ни за маму не съел, ни за папу.
Во саду, в огороде, квохча делово,
куры вдумчиво лапами роют.
Из десятков цыплят я жалел одного:
не жильца, не бойца, не героя.
Он пищал еле слышно, толкаться не мог,
отставал ото всех понемножку.
А потом уже дед преподал мне урок,
оторвав ему снулую бошку
и забросив её за ворота в траву.
Сколько раз — то одно, то другое —
эту голову (мёртвую птичью главу)
обходил я широкой дугою.
И сейчас не забыл. А тогда не простил,
хоть науку, казалось, отринул.
Подрастал — не частил. Повзрослел — не гостил.
Сыновей не повёз на смотрины.
Скольким демонам место найдётся в душе
в оправдание детских печалей?
Никогда никому не доверюсь уже
я, которого так научали.
Осознать не успею — уже узнаю,
на манер менингитного бреда,
в каждом слабом — цыплёнка, а в сильном свинью.
А над ними — EX MACHINA – деда.
Другие статьи в литературном дневнике:
- 16.08.2024. Краткий итог
- 07.08.2024. Настоящая поэзия. Ассорти снова
- 01.08.2024. ***
