Я хочу рассказать тебе сказку. А. С...там, где лето длится девять месяцев в году, где нельзя выходить больше чем на час под солнышко, потому что температура воздуха и в тени достигает значений которых нет на термометре, а ветер несёт барханы в небо, которое летом напрочь забывает об облаках, бледнея только от пыльной занавеси, где песок скрипит на зубах и прилипает к коже через минуту после того как его смоешь, где оазисы прекраснее самой невероятной фантазии в которой ты можешь сочетать несочитаемое - пустыню и озёра, окаймлённые буйной зеленью, огромные озёра с кристально чистой водой, открывающие красоты донного мира как под увеличительным стеклом, похожие на моря, у которых нет берегов, где юрких мальков гоняют крупные змееголовы на теплую воду отмели, где ночами самые огромные звёзды с глубокого бархатного неба цвета индиго падают прямо в водную рябь, едва обозначенную дуновением нежного, тепло касающегося бело-золотой луны ветерка.. родился я.) в городке, настолько молодом, что мы росли и развивались наперегонки, узнавая и привыкая друг ко другу и к удивительному миру вокруг - к горам с белыми от снега шапками, которые и летом оставались на своём месте, и казались удивительным и забавным контрастом, видным практически отовсюду, к изящным разноцветным ракушкам обнаруживающимся в песке, которым заполнены песочницы во двориках на детских площадках и в детсадах, к арыкам с тёплой и жёлтой от песка водой, опоясавшим все постройки и дома. стоя в песке оседающем на днище арыка, детскими ведёрками черпая воду, с визгом и радостью обливая друг друга, я и мои сверстники поливали деревья и кустарники, высаженные около домов, ведер десять - пятнадцать под дерево, поливали асфальтированные дорожки и места у скамеек перед подъездами, это помогало слегка охладить и насытить влагой наш прекрасный мирок. воду по арыкам пускали специально приставленные люди - озеленители, собственно поливка растений и входила в их прямую обязанность, и на несколько часов утром и вечером это становилось нашим маленьким раем посреди пекла).. .. и действительно были тем, чем казались. мы с усердием растирали в детских ладошках глиняно-песчаную жижу, чтобы получше рассмотреть какие богатства сегодня принесла Река.. потому что арыки были прямым продолжением нашей большой, быстрой и мутноокой Реки, одной из трёх, обнимающих руслами низину меж холмов и гор, в которой, изо всех своих молодых сил, цвёл всевозможными красками городок.. внушительную часть двора, посреди типовых панельных пятиэтажек, затенённых абрикосовыми, урюковыми, алычовыми и всякими другими вкусными деревьями, занимала просторная игровая площадка с идеально круглым бассейном посередине, наполненным.. песком. дворовые бабушки рассказывали о временах, когда в бассейн набиралась вода, и детишки могли плескаться до одурения, мы же использовали его стенку в полметра высотой и широкий бортик, по своему, придумав игру, в которой по бортику расставлялись участники и перебрасывались мячом целеНЕнаправленно, чтобы нужно было догнать его, постараться поймать и не потерять равновесие, а уж если последнее не удавалось, то небольно упасть в теплый сухой песок бассейна. со временем, мы – дворовая ребятня, овладели «правильным» падением в совершенстве..) вокруг, по периметру площадки, располагались обычные советские металлические развлекухи, главной из которых, пожалуй, был большущий, сваренный из мощных гнутых труб «глобус» на крутящей ноге, разогнав который, в шесть-восемь рук, мы летели параллельно земле, едва цепляясь нетренированными пальцами за рвущийся выскользнуть из рук металл, иногда отталкиваясь от земли для пущего куража и разгона.. кто не выдерживал первым, кричал «СТОП!», тогда, все висящие на «глобусе», начинали тормозить голыми ступнями стирая их и поднимая тучи пыли., чуть поодаль стояли турники и двугорбая металлическая «горка», кататься с которой, впрочем, возможным становилось разве что после десяти вечера и до часов семи утра, когда металл достаточно остывал. в остальное время суток долгого лета, горка оставалась огромной сковородой адовой печи, прямо таки готовой к приемке партии грешников, обреченных поджаривать свою филейную часть до скончания времён.) особо отчаянные непослушаки, в числе коих был и я, наижарчайшую часть дня проводили сидя на ветвях очередного несчастного урюкового дерева, поедая незрелые его плоды, кислые как щавель, но с очень мягкой белой сладковатой косточкой-ядрышком внутри. под тем же деревом обычно разводили свои кукольные чайные церемонии девчонки, настелив покрывала и наполнив блюдца урюком, который мы снисходительно скидывали им сверху, ощущая себя героями-добытчиками. мы наблюдали как серьёзно, разбившись на роли с заготовленными репликами, девчонки играют в жизнь, и похохатывали, когда случайно упавший на щечку или за пазуху одной из них быстрый и кусачий муравьишка вызывал переполох и испуганное верещание во всем девчачьем королевстве.. ..с интересом и некоторой завистью взирали мы на тряпочно-кукольный праздник, и, конечно, каждый был не прочь присоединиться и поиграть в «больницу», «день рождения», «школу» или «парикмахерскую», вместе с этими опрятно одетыми и красиво причёсанными феями, но.. никто, ни за какие коврижки, не признался бы в такой «слабости», и уж точно не стал бы этого делать на виду у остальных задавак нашего пацанячего братства. у нас были свои игрушки и особые игры, в которых девчонкам было запрещено, да и не с чем, участвовать, но разрешалось наблюдать и радостно хлопать в ладоши победителю. мы играли в «напильнички», ловко подбрасывая их над взрыхленной и слегка притоптанной для игры глинистой почвой, так, чтобы напильник воткнулся как можно ровнее и не упал, и в «ашички» - взрослую игру, которой нас научили старшие мальчишки, играющие на деньги. «ашичкой*» называлась коленная косточка сустава барана, всеми правдами и неправдами мы уговаривали матерей и бабушек, совершенно не понимающих что с ними делать, покупать бараньи ноги на базаре, чтобы потом, из архивонючего варева, достать новое сокровище для своей игровой коллекции. так, участвующие в игре ставили свои ашички* на кон - выстраивая в ряд внутри очерченного на земле или асфальте круга. каждая ашика*, в зависимости от её состояния и размеров, оценивалась как точёнка* – истертый вследствие долгого использования мосол, или сочка* – мосол в приличном состоянии, или лобана* – новенький крупный и тяжёлый мосол. ценность выигрыша колебалась в зависимости от качества выигранных ашичек*, все игроки ставили на кон одинаковое по количеству и качеству их число. условие – выбить ашички* из круга, бросая в них одним из мослов, чаще всего - сочкой* с расстояния десяти - пятнадцати внимательно отсчитанных шагов, где и рисовалась отметка-линия, ближе которой подойти нельзя. без сноровки и частых тренировок попасть, а тем более выбить что-то было довольно трудно. при промахе или попадании в круг без результата - вышибания за очерченное пространство какого-нибудь другого мосла, бросает следующий. если бросок удачный, имеешь право бросать дальше, пока не выбьешь всё или не промахнёшься. все выбитые тобой ашички* становятся твоими. очерёдность игроков определялась броском сочки* с колена, как упадёт - плашмя (пука, чика), на бок (алыч) или на торец (таган). некоторые, особливо смекалистые, находили способ увеличить выбивную силу ашички*, залив свинцом специально высверленное в середине её отверстие, мы же, чаще довольствовались обычным детским пластилином, затирая им вложенное в ашичку* утяжеление. это была настоящая азартная игра, которой болели все ребята от мала до велика, ашичками* обменивались, их покупали и продавали, а бывало, что и уворовывали друг у друга.. были у нас с девчонками и общие любимые забавы, в основном с мячом – джАмбул, съедобное-несъедобное, вышибалы и, конечно, футбол, в который все гоняли рьяно и довольно ожесточенно, не щадя себя, одежду и уж тем более команду противника. смуглые, кто от природы, кто от загара, пропыленные, в ссадинах, но счастливо усталые, мы расходились по квартирам, чтобы через пару часов, сытыми и умытыми, встретиться вновь в нашем небольшом дворике.. вселенная беззаботного детства находилась в одном из самых «старых» районов, ему было целых двадцать лет! это была долгая, огромная жизнь, текущая в привычно-медленном ритме, позволившая деревьям вырасти и украсить мир, встречавший нас каждое утро радостным пением птиц за окнами, оставалось лишь исследовать и познавать на вкус и прочность, чем мы с удовольствием и пристрастием занимались, жуя всё, что попадалось на глаза и казалось съедобным – это были и зелёные семена вяза-карагача, похожие на охапки овсяных хлопьев, называемые среди детворы «каша», и трава с верхушечкой в коричневатой пыльце, названная нами «кофе», смешные, похожие на лепешки, плоды мальвы, постоянно цветущей в палисадниках у подъездов.. мы не знали понятия «скучно», бесчисленное количество открытий и приключений ожидало нас каждый наступивший день – кто-то затеял мыть ковры и вытащил в окно длинный шланг с теплой водой, и вот уже мы всей ватагой, вооруженные щетками и швабрами, дружно размазываем пену по щекотному ворсу, скользя и не забывая перепачкать друг друга, вот, кто-то задумал вымыть новенькую машину, и мы тут как тут со своими пластмассовыми ведрами и неконтролируемой жаждой познания – а что, а как это работает?.. ..в постоянном движении, то ломая чей-то бадминтон, то починяя чей-то велосипед и зачастую обнаруживая лишние детали, то гоняя вдоль асфальтированной дороги у дома, на крутейших для того времени четырёхколесных неуклюжих роликах, торопили мы долгое солнце, упрямо стоявшее в зените и плевать хотевшее на наши облезлые красные носы. только к девяти вечера, светило начинало лениво клониться за крыши, а горячий воздух обнаруживал в себе подобие остужающего ветерка. примерно к началу сумерек, когда уставшие родители, отмывшись от рабочего дня, падали на диваны, а бабушки, весь день неустанно бдевшие за нами из окон, успевшие при этом переделать все домашние дела – стирку, готовку, уборку, глажку, наконец спускались к подъеду и рассаживались на лавочках и не только(..), а молодые мамаши выносили детей в колясках на прогулку, городок пробуждался к активной жизни. городок пробуждался – оживлялось автомобильное движение на дорогах, а молодёжь собиралась веселыми компаниями в парках, летних кафе, у вездесущих освежающих фонтанов, летнего кинотеатра и дискотеки, музыка и гомон которых доносились до нас через несколько кварталов.. .. но мы были еще слишком малы, и наши интересы находились совершенно в иной плоскости - вечер во дворе предполагал обычно-необычное, а точнее необычайно заманчивое, и всегда очень вкусно-разнообразное чаепитие. происходило оно следующим образом.. под освещёнными окнами первого этажа, в полутора метрах от левой скамейки, под пушистыми кронами, на четырёх вкопанных ногах стоял топчан*, кем-то, когда-то, заботливо сваренный из металлического профиля – уголка. топчан представлял собой совершенно обычное для здешнего быта квадратное сооружение наподобие высокой кровати с деревянным дном и одинаковыми спинками с трёх сторон. влезть на топчан для соседушек оказывалось не так то просто, но зато как приятно было на нём чаёвничать!.. топчан застилался тонкими ватными курпачами* - стеганными одеялками ручной работы местных жительниц-мастериц. по середине топчана ставился прямоугольный восточный столик, на совсем низеньких – в десять-пятнадцать сантиметров, ножках. столик застилался куском материи гордо именуемой дастархан*, уставлялся пиалами – чайными чашечками конусообразной формы в красивых национальных орнаментах и несколькими чайничками со свежезаваренным чаем. бабушки, тётушки, кумушки всех мастей, то бишь национальностей (а в нашем дворе проживало довольно разношерстное сообщество), спеша похвастать друг перед другом кулинарными изысками, выносили на блюдцах вкуснейшее великолепие и удобно рассаживались на топчане обложившись подушечками. неспешно разливали по пиалам ароматный чай и вели высококультурные светские беседы, включающие в себя перемывание костей «во-о-он той», которую видели вчера «в-о-о-н с тем», где-то «в-о-о-н там». конечно! нам доставалось всё, мы уплетали за обе щеки разнообразную халву и пахлаву, и беляши, и розы из хвороста обсыпанные сахарной пудрой, и парварду, и что-то похожее на чебуреки с орехами и изюмом внутри, и невиданные привезенные «от т-у-у-да?!» конфеты, и фруктовое печенье, сидя чуть поодаль на скамейке, болтали босыми ногами и были счастливы рассматривая иссиня-чёрное небо меж ветвей. мы ловили липкими ручонками больших, жёстких на ощупь майских жуков, удивляясь - отчего же их так назвали?.. ведь всё лето, каждый вечер, эти жуки выползали из сырой земли, политой нами днём, оставляя небольшие круглые входики*, и летели на свет, ощутимо стукаясь и щекоча наши голые торсы. в большинстве своем нас мало интересовали пересуды взрослых.. но иногда, посреди скучных разговоров, мелькали темы интересные и захватывающие, пугающие и увлекающие нашу детскую фантазию в мир неизведанного, в мир потустороннего. едва услышав нечто подобное мы притихали и навостряли уши.. такие рассказы всегда звучали вполголоса - то ли от того, что вечер был поздний, а общую тишину нарушал лишь стрекот кузнечиков в траве, то ли для пущей выразительности.. мы ловили каждое слово, интонацию и детали, делая вид, что в общем-то, и не слушаем, в общем-то, и заняты своим делом, а сами, потихоньку переговариваясь и переглядываясь, придвигались поближе.. тема зачиналась очередной дворовой сплетней – «да привороженный он! от того и пьёт! да разве такой посмотрел бы на неё – ни кожи ни рожи! а сколь девок за ним табуном то бегали! потому и бьёт, не любит, а уйти не может!», и рассказывалось о некой женщине-«бабке», живущей около Большого Базара, к которой ходила «та» и «эта», а «той» соседке она смерть мужа предсказала, бабка-то эта она может и судьбу открыть, и любимого приворожить, и болезнь прогнать, и еще много всякого может о чём и шепотом нельзя. в продолжение следовал обмен житейскими советами – «внучку то твою никак сглазили, вчера полночи криком кричала! говорила ведь, надень кузмунчок*, не хочешь ушки колоть, на булавку надень да пристегни на одежку, и гулять без него не выноси!» мы знали, что кузмунчоки* это черно-сине-белые бусинки с нарисованным глазком, надеваются от сглаза и порчи, бывают в виде браслетов и серег, а еще амулетов, они защищают и оберегают носящего и даже помещение в котором находятся. «да тьфу на тебя, какой сглаз от своих то!» - отбрехивалась отчитываемая кумушка. «нет-нет, ты послушай, да исрык* купи, квартиру очисти! не полагается принимать гостей, пусть и родственники, пока дитя мало, откуда знаешь какие мысли у кого!» - увещевали умудренные опытом тетушки. исрык* был поистине волшебной бесогонной травой. сушёные желтоватые веточки исрыка* с кругляшами семенных коробочек продавались на каждом рынке, ими окуривали помещение, если в доме есть больной, и пёстрые базарные ряды (ради удачной торговли), их бросали в пылающие угли на свадьбах (для долгого счастья семьи). считалось, что пучок исрыка*, подвешенный на стене, способен защитить пространство от нечистых духов – джиннов и дэвов, и тем самым сохранить жизнь и здоровье, а семена его, вместе с молитвой или сурой* Корана, написанной на языке оригинала, зашитые в небольшой тряпичный мешочек, повязывались на шнурок и носились на груди под одеждой, являясь мощнейшим оберегом, особенно эффективным для успеха в важном предприятии-начинании или если предстоит дальняя дорога. вечер постепенно обращался в ласковую летнюю ночь, окна домов гасли одно за другим, нетопыри-ночницы начинали свои лихорадочные метания в погоне за пищей всего в нескольких метрах над нашими головами, а беседа продолжалась.. ..всё более мистичными и пугающими становились обсуждаемые истории из жизни «родственников родственников» и «знакомых знакомых», так, однажды сказ зашел о некоей деревенской семье в которой внезапно умерла одна из двух дочерей, причиной смерти была остановка сердца. как известно, мусульмане хоронят умерших по возможности скоро - до заката солнца того же дня, что и было сделано в соблюдение всех традиций. могила, устроенная согласно правилам, была вырыта около полутора метров в глубину с боковой нишей справа, в которую и было уложено тело девушки, одетое в рубаху и обернутое саваном. в первую же ночь после похорон, погребенная приснилась старшей сестре, и та, обеспокоенная и испуганная рассказала матери, что умершая сестрёнка плачет и просит забрать её домой. горюющая хатын, никак не могла смириться с утратой одной из любимых дочерей, она восприняла сон всерьез и обратилась к мужу с просьбой открыть могилу, но тот только рассердился… «харам! харам! грех! наша дочь умерла, а ты просишь осквернить могилу!» - кричал он, и обозвав её сумасшедшей, оставил в слезах. на следующую ночь умершая приснилась уже самой матери, девушка стояла босыми ногами на земле собственной могилы в погребальной рубахе и рыдая протягивала руки, просила забрать домой. женщина в ужасе проснулась посреди ночи, и больше не сомкнула глаз до самого утра. спозаранку, она отправилась в дом своих родителей, чтобы найти брата, и у него, как у мужчины, просить помощи, поскольку муж и слышать не хотел о её тревоге и сомнениях. брат посочувствовал безутешной, и согласился втайне от родственников помочь в этом странном деле. на исходе того же дня, нанятые люди аккуратно разрыли могилу, открыв заслонку ниши, они обнаружили девицу в растерзанном саване, перепачканную землёй и бледную как стена, но.. она дышала! она была еле жива от недостатка кислорода и испытанного шока.. говорили, что девушка очнулась в могиле, а смерть её была чем-то вроде летаргического сна. ещё добавляли, что отец её, будучи истым муслимом*(покорным богу) на людях, частенько погуливал и обижал жену. девушка, вроде, поправилась, а её родители спешно развелись, что совершенно неслыханно для здешнего мусульманского уклада, а тем более в кишлаке(деревне), где традиции и обычаи наиболее чтимы.. брат и прочая родня приняли женщину обратно в дом вместе с детьми (и это большая невидаль, ведь по мусульманскому закону дети есть семя мужа, и принадлежат семье мужа).. .. мы, в силу возраста, не особенно много могли уяснить из рассказанного, но сидели затаив дыхание, то ли испуганные, то ли завороженные живейшими подробностями невыдуманной истории и мечтали, чтобы о нас не вспомнили, и не «загнали» домой, сказав – «нечего вам тут, сопли ещё!», как это часто бывало.. ..соседки поёживались, сочувственно охали, отмахивались от назойливых комаров, но ещё какое-то время продолжали дополнять бытовыми деталями, рассуждениями и умозаключениями захватившую всеобщее внимание тему.. ..долго ли коротко, очередная обычно-необычная история была досказана и сопережита, а чай выпит до дна. круглолицая красотка-луна лениво обливала рассеянным светом засыпающий городок, нащебетавшиеся вдоволь кумушки начинали потихоньку собирать посуду с дастархана, рассовывая нам в руки остатки лакомств, кое-кого уже всерьез клонило ко сну, но только не меня. в моей душе подобные вечера оставляли безотчетное ощущение восторга и «правильности» происходящего, так, будто бы история рассказывалась специально, чтобы я смог её услышать. медленно поднимаясь на свой второй этаж, неся под мышкой подспинную бархатную подушечку бабушки, я странным образом воспринимал волшебное излучение неизвестного источника, в свете которого всё вокруг виделось через объектив с максимально настроенной резкостью.. ..надо сказать, бабушка моя была сильной и красивой женщиной, лишенной всякого романтизма, ибо строила своего мужа (по совместительству - военного прокурора области) как могла. а могла она всё и еще немножко. имея образования неполных семь классов, она без всяких сомнений считала себя знатоком во всём что касалось практики жизни, и нисколько не стесняясь, руководила попавшими в поле зрения родственниками, соседями и просто случайно оказавшимися рядом людьми. например, она запрещала мусорить любому кто садился на скамейку около подъезда, а тех, кто игнорировал замечания просто обливала водой из металлического ковшика высунувшись в окно кухни, провоцируя понятную реакцию, и приговаривая «другой раз будешь знать!».. всегда держась в рамках приличий и традиций, она не проходила мимо, если играющие дети, разговаривая между собой, употребляли брань, обязательно здоровалась с каждым кого знала в лицо или хотя бы смутно помнила(прогулки с ней оказывались мучительно долгими, ведь знала она практически весь город, и каждого надо порасспросить о здоровье, делах, семье), никогда не повышала голоса сама и запрещала делать это кому бы то ни было в своем доме. легко и просто могла в одиночку начать и закончить ремонт, постоянно читала свежую прессу, знала о всех жизненных перипетиях знаменитостей своего времени, всегда была неброско но со вкусом одета, а длинный волнистый волос был собран на затылке в идеально ровненькую «шишку». она казалась железобетонной, но не из за внутреннего спокойствия, которое может поколебаться под воздействием внешних факторов, а из-за некой, наверное, врожденной безэмоциональности, которая со временем моего взросления отдалила нас друг от друга, потому как мне была чужда, не понятна, и порой казалась преступной. бабушка меня любила. как могла, как умела. она была чудесной хозяйкой, жилище содержала в чистоте и уюте, прекрасно готовила и шила и вышивала… поднимаясь вслед за мною лестничными пролетами, она аккуратно несла в руках разнос с чайными принадлежностями и терпеливо повторяла ежедневное «разуйся у порога и бегом в ванную!» эту команду я исполнял с удовольствием, поскольку ванную, воду, и вообще все, что касалось погружения в эту стихию, обожал с пеленок в прямом смысле слова, и столь любимая мною вода, отвечала явной взаимностью. вода, ко времени того дня моей жизни, имела парочку неплохих возможностей покончить со мной, однако этого не случилось. впервые счастливый случай связанный с водой произошел в первый месяц моей жизни, когда другая* бабушка(о которой еще предстоит рассказать) несла меня в пеленках на руках. было всегдашнее жаркое лето, солнце стояло в зените и казалось, что кровь закипит прямо в жилах. бабушка вынесла меня на прогулку, чтобы дать отдохнуть молодой маме. дорога привела её к одному из красивых, облицованных мрамором фонтанов, которыми так богат наш городок, деревья отбрасывали благодатную тень, а мелкие брызги радужно сияли. бабушка, недолго думая, встала на бортик фонтана и спокойно зашагала по большому кругу, прохлада водяных брызг приятно овевала её, мысли, очевидно, витали где-то в нездешних широтах.. и вот, один неверный шаг, и поскользнувшись на мокром мраморе она стала падать, поняв, что удара о землю я могу не пережить, в какую то долю секунды она решилась и бросила меня прямо в бурлящую воду.. фонтан был достаточно глубок – более метра в глубину, чаша его изнутри была склизкой, а небольшой уклон дна к центру, предназначавшийся, очевидно, для лучшей циркуляции водяных потоков, исключал легкое выпрыгивание на мокрый бортик.. ..едва ударившись оземь, бабушка взвилась, и со вполне ожидаемой прытью сиганула в злополучный фонтан «спасать ребенка»с., моментально ушедшего на глубину под тяжестью намокших пеленок. ноги её разъезжались, руки дрожали, а сердце словно остановилось от ужаса и нелепости происходящего. когда она, холодея, поднимала меня ослабшими руками из пенящейся воды, я впервые в своей короткой жизни по настоящему улыбнулся.. как на грех, в этот жаркий полдень, ни одного прохожего не оказалось рядом, чтобы прийти на помощь барахтающейся в фонтане женщине, а возле, на скользком мраморе бортика возлежал я, и лупил подслеповатые глазенки на солнце, которое свысока наблюдало за комичными попытками бабушки выбраться на сушу. в тот самый день, она дала себе твердое обещание - как только я достигну возраста, в котором разрешено посещать бассейн, она лично научит меня плавать. ей это, конечно же, удалось, а история сия осталась тайной, которую бабушка сохранила буквально ото всех, до самого дня моего совершеннолетия. в тот, ещё очень далекий от описываемых событий день, где-то посреди масштабного застолья, она, будучи слегка навеселе, поведает во всеуслышание «забавный» случай из детства именинника. я буду громко смеяться, в красках представляя подпрыгивающую и пытающуюся, путаясь в мокрой юбке, вылезти из фонтана бабулю, и, глядя на потерявшую дар речи мать, замершую с открытым ртом и округлившимися от удивления глазами, где-то внутри себя поставлю еще одну отметку-зарубочку*, напоминающую о том, насколько не случайны случайности в этом мире.. ..однако, вернемся к окончанию одного из сказочных летних вечеров детства.. сейчас и сегодня я тянул ручку входной двери, сбрасывал у порога затертые чумазые резиновые «сланцы», клал на полочку прихожей бабушкину подушку и нырял в проход двери ванной комнаты, в которой уже горел свет, а вода была заботливо набрана. ..некоторое время назад я отвоевал право мыться самостоятельно. закрываться на щеколду, мне, понятное дело, запрещали, но всяк входящий обязан был громко постучать, что и сделала бабуля, прежде чем заглянуть и скомандовать - «не долго! поздно уже, спать пора!» зная мою страсть к водным процедурам, она конечно, не надеялась на сознательность в этом вопросе, но нужно ж было заглянуть как я там и чего, контроль т.с…) ..а я уже с наслаждением ложился на дно, казавшейся тогда огро-о-омной, ванной. я протягивал ноги (они еще не доставали до отверстия слива), набирал в легкие побольше воздуха и погружался с головой.. и это захватывающее ощущение восторга и растворения.. наполненные воздухом легкие, превращая тело в водяной НЛО, выталкивали на поверхность, желая продлить волшебный момент погружения, я по рыбьи разевал рот и выдыхал медленно волнующиеся пузыри до тех пор, пока внутри не оставалось ничего.. я продолжал свой расслабленный полет по возможности долго.. детское мыло цвета сгущенного молока (пахнущее.. мылом) и мочалка (сшитая из сложенного в несколько слоев отреза марли), являлись вполне достаточным средством для преображения мальчишки из «трубочиста» в «белого человека», достойного бабушкиных пуховых перин и подушек. ..ванная остывала. наскоро намывшись, я открывал слив, включал теплую воду, чтобы набрать ковш(тот самый, поливальный) и смыть остатки пены, а после, утонув в застиранном до мягкости банном полотенце, шлепал босыми ступнями по гладко окрашенному дощатому полу к аккуратно застеленной свежевыглаженным бельем кровати-раскладушке, втиснутой между трюмо и высокой, цельного дерева двуспальной кроватью. специально купленная раскладушка* стала ещё одной из моих новоприобретенных свобод, я отказался спать в (пусть и неимоверно просторной) кровати с бабушкой, мотивируя тем, что «жарко, и вообще я уже взрослый!».. тьма и тишина царили в доме, обитатели которого видели десятые сны, только бабушка всё еще шелестела газетой, вглядываясь в мелкий шрифт, в зеленоватом, расщепленном абажуром, свете ночника - с виду высокого странного цветка с лампой в 60 ватт вместо сердцевинки и металлическим стеблем-ножкой, выросшей прямо из пола. увидев меня входящим в комнату, она снимала очки и откладывала чтиво.. «вешай полотенце на стул, укладывайся, спокойной ночи..» я запрыгивал в кровать, пружины которой едва слышно поскрипывали, падал поверх прохладной простыни, и, распластавшись в виде морской звезды, закрывал глаза.. «спокойной ночи, бабуль..» отвечал я, уже уплывая в мир своих всегда ярких, порою страшных, порою счастливых сновидений.. © Copyright: Юка Санна, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
