Чирикали птицы и были искренни.
Сияло солнце на мокрой коре.
С точильного камня не сыпались искры,
А сыпались - гасли как спицы карет.
Сквозь форточки школы к ним на рукоделие
Садились, как голуби, облака.
Они замечали: с воды похудели
Заборы - заметно, кресты - слегка.
Точило бежало. Из школы на улицу,
На тумбы садилось, хлынув волной,
Немолчное пенье и щелканье шпулек,
Мелькали косички и цокал челнок.
Не сыпались искры, а сыпались - гасли.
Лезгин дожидался. Кинжал, свища,
Светлел, пробуждался - тусклый, замаслен!
Св<ет> прояснялся. Он был с леща.
Тот толстый кинжал, - но мутней и безмозглей,
Прожорливей рыбы был сонный клинок.
Не сыпались искры, а сыпались - возле
Был желоб - и гасли. И цокал челнок.
Шел дворник. Ручаюсь, он всяких чуждался
Таких сантиментов. Но дворник вздохнул:
"Когда ж это кончится!" - Горец дождался,
Дал мальчику рубль и леща пристегнул.
В то время лещи были красноречивы,
Они в мемуары просились твои.
Сверкал тротуар, воробьи горячились,
Горели кусты и побеги хвои.
