Сергей Ширчков
Собаки
http://stihi.ru/2012/01/11/4915
Чужое, всё чужое:
и этот город в белом,
и ярмарочный шум, и эти лица.
Выбрасываю в Волгу последний «парабеллум»,
теперь – ни застрелить, ни…
застрелиться.
На льду чернеет катер с флажком на полубаке,
вдоль берега невестятся рябины,
у пристани скучают бездомные собаки:
свернулись и друг другу греют спины.
А снег настолько мелкий, как будто кем просеян,
как будто измельчён каскадом лезвий.
В далёком «Англетере» позавтракал Есенин,
сегодня он живой и даже…
трезвый.
Скажи-ка мне, Серёжа, как выжить в этой стае,
в которой
нет ни господа, ни чёрта –
повылакали душу, как миску опростали…
а Волга…
да куда ж она течёт-то?!
Стоит она, Серёжа,
и что ни день, то *лядки;
я слышу ежедневно этот шорох –
под приторные речи, под студень из стерлядки,
под пресную любовь на тренажёрах.
Порвать бы этот город, да он не нарисован.
Простить бы,
да уму непостижимо,
как можно в этой клетке с не смазанным засовом
не вспомнить про качаловского Джима.
Взаправдашнюю верность не чешут на помостах,
и впалые бока линяют сами.
Мертвы мои собаки…
собаки девяностых…
с большущими горячими носами.
2012 г.
Живой
http://www.stihi.ru/2019/05/01/8664
Таина Ким
Из цикла "Военная рапсодия"
Дымное солнце застыло в зените,
тянутся тонкие ломкие нити
с грязного неба, а жгучие – страсть!
Держится наша пехота, бранясь.
- Чёрт, нет патронов, а битва в разгаре…
- Слева по флангу фашистские твари…
- «Чайка», у нас два десятка потерь,
«Чайка», не слы… Громов, кабель проверь!
- Есть, командир! – я рванул из окопа.
Эх, для отваги б сейчас пару стопок.
Быстро ползу. Замираю. Ползу.
Пули, как оводы, из амбразур
носятся в поле, безжалостно жалясь.
Богу давлю безответно на жалость:
смилуйся, я ж не связист, а сапёр…
Вдруг за спиной раздаётся:
- Егор!
Сердце достало до глотки до самой.
Я обернулся. Не верится:
- Мама?!
Тело как будто проткнули ножи.
Крикнуть пытаюсь:
- Стреляют! Ложись!
Замерли время, и битва, и мысли.
В воздухе вязком снаряды повисли.
Вскинулся на ноги – к маме бегом.
Пахнет топлёным она молоком,
сдобой и солодом. Платье в цветочек
с детства знакомое…
- Здравствуй, сыночек.
И забываю на миг о войне.
Рядом стоим в гробовой тишине.
- Ты похудела. И косы… где косы?
Волос был русый, а нынче белёсый.
Та же в янтарных глазах глубина.
Как там сестрёнка, здорова она?
Мать улыбается, голос печален:
- Ох, и пострел ты, всё так же отчаян…
Вывезли немцы сестру из села
вроде как в Шлибен. Её не нашла.
День ото дня распухали могилы –
голодно было, так голодно было.
Страшно и горько. То оспа, то тиф…
С батей твоим снова вместе, он жив,
снова, как в юности, треплет мне нервы.
- Мам, да ты что? Он погиб в сорок первом,
нам же пришла похоронка о том!
- Жив. За тобою отправил, пойдём.
- Нет, не могу, мне приказано ротным.…
Взрывов не слышно. Молчат пулемёты.
Что-то не так. Что-то явно не так.
Глянул я наземь и словно обмяк.
Нет, невозможно, чтоб нас было двое:
кто он, свинцом искорёженный? Кто я?
- Слушай, Егорушка…
- Мама, постой! Мама, я… умер?
– Живой ты, живой…
04.2019
Лисеннее
http://www.stihi.ru/2018/11/04/3663
Таина Ким
…а город стал сильнее и подрос,
хотя изрядно жаждою измучен –
он как зверёныш в небо тычет нос,
пытаясь надкусить бока у тучи
и налакаться охровых дождей,
насытившись водою до отвала,
чтоб сделались глаза его желтей,
чтоб, глядя в них, я радость потеряла…
…а улицы аукают меня
пройтись по ним от дома к барахолке,
и выменять на шило у менял
обмылок лета в яркой упаковке;
смотреть на стаю призрачных лисят,
метущих листья рыжими хвостами;
послушать, как неспешно моросят
дубовые аллеи желудями…
…и я иду желанью вопреки,
под вой ветров прерывистый и тонкий,
кормить теплом протянутой руки
продрогшего осеннего лисёнка.
и тикают часы: не-у-ны-вай,
а мне пора обратно торопиться,
пока бежит неоновый трамвай
по ослеплённым сумеркам столицы.
10.2018
Другие статьи в литературном дневнике:
