Игорь Гонохов
Одуванчики
В шлемах прозрачно-молочных,
Средь комариных засад,
Пять одуванчиков – точно
Инопланетный десант.
Луг – мотыльковое чудо –
Острая, тонкая стать.
Хоть и домой, но отсюда
Так нелегко улетать.
Странно и тихо землянам.
Пятеро эти... они –
Словно фужеры с туманом,
Словно печальные дни.
В сумерках неторопливо
Белым просеяло высь.
О, – встрепенулась крапива –
Телепортировались...
Дачные строфы
Старый забор совсем завалился на бок,
Дачник, уставший, мозоли себе натёр.
В этом году немного созрело яблок,
Разве китайка, а так – облепиха, тёрн...
Я приезжаю в гости, увы, не часто.
Встретятся мать и отец по дороге в дом,
Запах укропа, ветер прохладный, счастье...
Знаешь, а тихое счастье возможно в том,
В том чтобы, взяв на улицу кружку чая,
Видеть, как там, где берёзы густой стеной,
Жёлтые косы ветер легко качает...
И ощущать родительский дом за спиной.
Здесь у калитки хмель облетает дикий,
Слышится голос (сосед наш, Семён Ильич)
– Надо, мол, будет срочно купить мастики...
Вспомнить, что в среду к пяти подвезут кирпич...
Мы же с отцом опилки в траву сметаем...
Снова пилою по брёвнышку – вжик да вжик...
А на поленьях белым пятном сметанным
Крупный мохнатый котяра, уснув, лежит.
Тихо кругом, я – радости мирный пленник,
Что мне желать? Загадывать я не мастак...
Если б Господь в своих неземных селеньях
Так же приветил, как в этих земных местах.
Здесь ранним утром стынут на травах росы,
Где-то у леса дачный стучит молоток.
И не пойму я, мать ли на кухне? осень?
Красного перца бросила в яркий желток.
Село
Ни коровы теперь, ни машины,
Только надпись: совхоз «Большевик».
Всё опутал горошек мышиный,
захватил все поля борщевик.
А из тех, кто вколачивал гвозди,
Строил ферму и сельский уют,
Половина – уже на погосте,
Остальные – пока ещё – пьют.
Так похожа на символ разрухи
Близ колодца худая байда.
Не маши пролетающей мухе
Красной лапкой своей – лебеда.
Даже в храм за песчаной губою,
Что красуется лет эдак – сто,
Городские – на праздник – гурьбою,
А из местных обычно – никто.
И рассказывал прапорщик с дачи,
Как, из храмовой выйдя стены,
У воды кто-то встанет и плачет
В сердцевине ночной тишины.
Московский рабочий
Сядешь у радио, слушаешь песни.
Не с чего вроде, а сердце заноет.
В узкой каптёрке повеет небесным,
Болью навалится иго земное.
Вдоль гаражей беззаботный, поддатый
Топаешь, трогаешь яблони, клёны.
Встанешь и, вдруг, повернёшься к закату,
К ангельским далям прозрачно-зелёным.
В небе живёт неохватное диво.
Умерло время, не движется к ночи.
Мне бы с друзьями... за кружечкой пива...
Я же обычный московский рабочий...
Легче грибы перебрать для засолки,
Шкафчик для обуви сделать в прихожей,
Чем отрешённо рассматривать сойку,
Видом своим удивляя прохожих.
Стол и скамейка, за ними – крапива,
Жук, позабытый в бумажном стакане.
Дико болит и болит нестерпимо –
Там, где прошлось неземное дыханье.
Пятиэтажный дом
Пятиэтажный дом кирпичный
С пожарной лестницей на крышу.
На первом этаже, я слышу –
Поставили концерт скрипичный.
Свет на четвёртом. Верно кухня.
Там под зелёным абажуром
Готовят пряный соус к курам
И тесто потихоньку пухнет.
А может кто-то гладит вербу –
Пух на засохшей старой ветке.
И думает зайти к соседке
Послушать музыку – на первый.
Перед подъездом кот понурый.
Он чувствует, что здесь некстати
И что гулять, пожалуй, хватит,
Что на четвёртом точно – куры.
Свиристели
Был тогда январь калёный, лютый.
Грохотали крышами метели.
Но случались тихие минуты:
Так однажды в полдень свиристели
Во дворе у нас возникли разом.
Тонкой речью, болтовнёй невинной,
Будто сладковатым сонным газом,
Затопив шиповник и рябины.
Нет, не свиристели, а сирены.
Песни их меняют всё на свете.
Кот взлетел сквозь заросли сирени,
Поднялись на воздух санки, дети.
Не в картине доброго Шагала –
В озере мохнатого наркоза.
Под ногами глубина шаталась,
Серебрились в глубине стрекозы.
Ух... и сорвалось... исчезли птицы.
Хлебников, наверно, где-то свистнул.
Всё как прежде, снег по всем границам.
Только нежный звон в морозной выси.
Один ли я?
один ли я? не знаю, знаю только,
что облака плывут и тихо тают,
что есть заката флейта золотая,
а ночью в небе ледяная долька...
но этого достаточно; вот ветер
принёс из леса горечь и прохладу,
и я поверил: так, наверно, надо,
чтоб на вопрос никто мне не ответил.
уже звучит сквозь розоватый воздух,
полоска невозвратного заката
и понимаешь – жизнь не виновата,
что умирает рано или поздно.
непрочный мир любимей и дороже,
он обречён лучиться светлой болью,
один ли я наедине с собою?
кто на любовь мою ответить сможет?
а в небе воздух зримый и пьянящий
меж мной и белым пламенем Венеры...
один ли я? – вопрос, конечно, веры,
но с ней – тоски расплавленной над чащей.
Мистерия вкуса
Я помню как в жару, ещё мальчишкой,
Я не спешил идти домой к столу.
Но пробовал смолу нагретой вишни
И сливы красноватую смолу,
Что на ветвях подтёками нависла.
Мне нравилось. Казалось, ешь закат.
Не сладко, не солёно и не кисло,
Но этот цвет, но этот аромат!
Ещё такое было через годы.
Я пил из родника. Мне стало жаль.
Мне захотелось пить совсем не воду,
А синюю таинственную даль.
Из тишины, настоянной над полем,
Где только чьё-то звонкое "пить-пить",
Холодную и сладостную волю
Бесстрашными глотками пить и пить.
Я вскоре понял. Средь жары и стыни
Я ощутил судьбу. Ни крест, ни груз.
Она была похлёбкой из полыни –
Совсем простой, но благородный вкус.
Главный режиссёр
Те облака – порвал и бросил.
А эти – в ряд расположил.
Почти касаясь тёмных сосен
Кружились мелкие стрижи,
Которых Он рассыпал часто
Привычной к щедрости рукой.
Прохладный ветер звал ненастье
И ветер именно такой,
Который сам бы я и создал
Среди кустов, среди дорог,
На гладях рек, в цветочных гроздьях,
Когда б сумел, когда бы смог...
И воздух яблоневый милый...
И свет, разлившийся на сныть...
Ах, если б только я был в силах
Не задохнуться, но вместить!
напишите, милые, о Москве...
На старинных, стёршихся петлях шкаф,
(Временной меняющийся портал),
Говорят, все ищут на Плетешках,
Чтоб попасть в Москву, о какой мечтал.
А Москва – давно уже не Москва...
Этот город, выцветший от жары,
У торговца где-то сидит в мозгах
Между вкусом фенхеля и зиры.
Африкански-жёлтый сухой газон,
Возле баков – брошенный самокат,
Небоскрёбы в мареве – там – Гудзон,
Завернёшь за фруктами – Самарканд.
Я Москву во времени растерял,
И куда бы мне ни пришлось идти:
Где была пельменная – ресторан,
А на месте булочной – стал «интим».
Но пока не съехала жизнь в кювет,
От забот пока не заглох мотор,
Напишите, милые, о Москве –
Те, кто помнит прежнюю до сих пор.
Слишком много дыма, смертей, сирен
И жара – с неделю не пьёт Костян,
А мне снится, будто цветёт сирень...
И над нею, в белых свечах – каштан...
Мультик
На асфальте цветными мелками
Нарисованы чудные звери:
Светло-жёлтая мышь с коготками,
Ёж малиновый в огненных перьях,
Красно-синий жираф между ними.
Вот такие роскошные – трое.
Кто красивей из них? Кто любимей?
Тёплый ливень фигурки размоет...
Мышь и ёж и жираф растекутся
В колыбельных пространствах России,
В снах тюльпанов, фиалок, настурций –
Красным, жёлтым, малиновым, синим...
Если б так же и люди отсюда
Уходили легко и не больно...
В небе мрачная бьётся посуда,
На кусочки, по трещинам молний...
Вот и всё. Три фигурки исчезли,
Но в утрату нисколько не веря,
Смотрит девочка в дальние бездны,
Где лежат облака – точно звери...
© Copyright: Игорь Гонохов, 2015
Свидетельство о публикации №115020209533
Старожил
Александр Момус
Трубой обкуренный пустырь,
собака воет монотонно…
Старик, изогнутый как штырь,
торчащий из плиты бетонной,
тихонько жил, по мере сил
одолевая боль и немочь.
Ни у кого он не просил,
ему и так давали мелочь.
Зелёный мусорный свой бак
имел по праву старожила –
на хлеб хватало, на табак,
а небо зрелищем служило.
Что мир порой несправедлив
он знал, но свято верил Богу;
у теплотрассы постелив,
готовить душу стал в дорогу.
«Иже еси на небесах,
прости долги нам наши, Отче» –
и колебались на весах
дела святые и не очень.
Пройдя экзамен выпускной,
дворнягу наделив печеньем,
он удалился в мир иной –
спокойно, тихо, без мучений.
***
© Copyright: Александр Момус, 2012
Свидетельство о публикации №112070303004
Сентябрьское
Ольга Разумовская
Беспечный странник, ветреный сентябрь,
то плачет, то смеётся, мой до дрожи.
Мы с ним родня, я на него похожа,
как мать похожа на своё дитя.
Промозглый сумрак, пряный дух густой,
фиал небесный всклень дождём наполнен..
А осень пляшет и себя не помнит,
и спущен лист последний золотой -
по ветру пущен, станет медяком,
иссохшим прахом до последней жилки.
Но есть ещё глоток на дне бутылки
и берег речки с жарким костерком.
Уходят вверх белёсые дымы,
зрачок воды сосёт ночную бездну.
Всё ближе срок полынным снам исчезнуть
в сухих снегах торжественной зимы.
Сентябрь меня не выпустит из рук,
и с ним уеду я на берег дальний,
в уютный городок провинциальный,
где жизнь неспешна как гончарный круг.
Когда-нибудь я выучусь прощать
и жить спокойно, без хандры и грусти
в земном раю, блаженном захолустье,
под тёплой сенью пышного плюща.
И я прощу всё тем, кто не при чём,
кто мне ни враг, ни друг, а лишь прохожий..
Сентябрь, мой поздний ангел за плечом,
всех запоздалых ангелов дороже
2015-08-20
© Copyright: Ольга Разумовская, 2015
Свидетельство о публикации №115082900430
patrisia
Дневник одной птицы (обрывки заметок на полях, лесах и реках)
*** (конец июня)
Первый день. Яркий свет вызывает восторг и трепет.
Скорлупа, что служила мне домом - трухой на лапах.
Солнце дарит тепло, ветерок мои крылья треплет,
И густая трава источает пьянящий запах.
*** (начало июля)
Здесь, на птичьем дворе, называют меня уродом.
Даже братья и сестры со мной не хотят водиться!
Разве я виноват, что немного другой породы,
Что на них непохожим была мне судьба родиться?
Не такая уж явная разница между нами:
Ну подумаешь, пух мой немного другого цвета!
Только все говорят, что я выгляжу - курам на смех.
А они и смеются. И дразнят меня за это.
*** (сентябрь)
Я от них не сбежал - я банально не смог остаться.
В атмосфере насмешек и травли я сделал вывод:
Если все на меня одного - то разумней сдаться.
Значит, это не зеркало так беспощадно-криво.
Я никем не любим и - увы! - никому не нужен,
Только солнце одно улыбается мне и греет.
Но и это тепло ненадолго: нагрянет стужа,
И тогда я замерзну. Скорей бы уже, скорее.
*** (октябрь)
Уж не я ли хотел эту землю слезами выжечь?
Уж не я ли стремился покончить со всем и разом?
Только тянет к теплу непонятная жажда выжить,
И не слушают лапы до дрожи промерзший разум.
Может, в этой избушке, что дым из трубы пускает,
Мне настанет конец. Все равно! И ввалился в двери.
Открываю глаза - чьи-то руки меня ласкают.
Значит, жив. Значит, здесь не боятся урода-зверя.
*** (конец марта)
Эти солнце и ветер - нежданное наслажденье.
Этот запах сбивает и с ног, и, похоже, с толку.
Ощущенья такие, как в день моего рожденья!
Не пойму, почему - до него же еще так долго.
Снова вспомнил, каким мне на свет довелось родиться -
Сердце ухнуло в пятки, разбилось стеклом витражным...
А вчера надо мной пролетали такие птицы,
Что хотелось кричать от восторга!.. Но было страшно.
*** (май)
Вот и озеро - маленький рай, только мой, похоже.
Здесь спокойно и тихо, и можно плескаться вдоволь.
Заблудившийся ветер прозрачным крылом тревожит
Ветви плачущих ив, что стоят над водой как вдовы.
Здесь туман оседает на землю и мягко тает,
Накрывая зеленые травы, как будто снегом...
И сегодня мой рай обнаружила птичья стая.
Или ангелы это на землю спустились с неба?
Я рванулся поближе, коротким простым движеньем
Бросив серое тело в холодную гладь... и замер:
Я увидел дрожащее в озере отраженье.
Я увидел себя - но другими совсем глазами.
Что с уродливым телом за зиму могло случиться?
Где нелепые крылья и пух, что сбивался комом?..
Я несмело позвал, и на зов обернулись птицы,
И ответили криком - знакомым, до слез знакомым!
*** (май, другое)
Мы смотрели друг другу в глаза, от восторга тая,
Я узнал ее сразу и вмиг захлебнулся страстью...
Я такой, как она! Я прекрасен, я принят в стаю!
Я лечу вместе с нею по лунной дороге - к счастью.
*** (Эпилог)
А на птичьем дворе непроснувшимся утром хмурым
Суетилась хозяйка и сыпала крошки хлеба,
Что-то громко кричали гусыни подругам-курам...
И, забыв о кормушке, уставились утки в небо.
Опубликовано: 31.01.2009 10:33
Просмотров: 7524
Рейтинг: 497 Посмотреть
Комментариев: 21
Добавили в Избранное: 22 Посмотреть
За этот текст я отдаю автору:
Ваши комментарии
31.01.2009 10:43 Sarah
Пат, это как раз та рукопись, которая не горит.
Большего не скажу - слов нет.
Ответить
04.02.2009 10:58 patricia
:) У меня на всю тебя слов нет, только обнимания одни. :)
http://www.stihi.ru/2015/09/07/6229
Другие статьи в литературном дневнике:
