от себя
ох чесались руки сразу откомментировать, но не хотела портить чужой текст. Поэтому осмелюсь поделиться личным взглядом. Понимаю, что городским женщинам по условиям и уровню комфорта с сельскими не ровняться.Это я про советское прошлое, сейчас уже времена изменились и в каждом селе,наверное, более-менее цивилизация, а во времена моего детства и юности городским всё- и комиссионки разные и дома моделей и вода из крана течёт а не ходи за ней по морозу чёрт знает куда, посмотрела бы я на женщин в деревне, которые одевают каблучки и по слякоти в Гуччи-Диоре в шифонах-шмифонах к колодцу...Но тётка - это не тряпки, я глубоко убеждена в этом, а образ мышления, частично гены, конечно, не даром говорили женихам-хочешь видеть какая будет жена-посмотри на её мать. Если на мамашу стыдно смотреть, то дочке придётся в жизни ох как несладко, вытравливая худшее от предков. Синдром тётки для меня во многом совпадает с мнением авторов этих статей, я упущу безвкусицу в одежде, это зависит от разных факторов- воспитания, образования, наглядного примера и тд. Но тётка - это визгливость, громкость, потребность в склоке, радость от любого конфликта, чаще всего самоорганизованного, баба от женщины отличается энергетикой паршивости, если можно так сказать, желанием столкнуть лбами тех, кто пребывает в относительном покое, это удивительно, но тётки питаются негативом из бабской зависти разжигая смуту между вполне спокойными людьми. Именно зависть толкает их постоянно говорить о ней в любом контексте,будь то чужое творчество или личная жизнь. Тётка стирает своё и чужое бельё прилюдно при этом сколько бы не стирала- всегда будет ходить в грязном так как оно не успевает отстирываться. Авторы писали про стандарты, тётки-бабы впадают в ярость если кто-то в их шаблоны не помещается, но при этом добавлю личное наблюдение- они совершенно не имеют своего мнения а транслируют чужое, выдаваемое за своё. Это парадоксально. А ещё тётки не стесняются морочить головы знакомым и малознакомым своими бесконечными просьбами, мало что умея делать своими силами, они нещадно эксплуатируют других, мало заботясь о желании и времени последних.Что касается телевизора и любви ко всяким ток-шоу, мистическим изотерическим и истерическим бредятинам-это да, не оторвёшь, причём увиденное непеменно нужно с кем-то обсудить и наплевать, что собеседнику эта тема до попы. В Европе синдром тёток не так яко выражен, здесь другой уровень мещанства я бы сказала и если тётка в бывшем совке как правило живёт в духовном и квартирном сраче, причём она может позиционировать себя чуть ли не воцерквлённой личностью, это следствие подражания какой-то другой личности, которая вызывает в тётке зависть, но духовность на самом деле это не свечка в храме и не показуха крещения лба на людях. В Европе грязь в квартирах -редкость, а вот в душе - это от географии не зависит).Что касается мужа-бобра. Это правда. И не дай Божечка в семью такой тётки попадёт интеллигент, в лучшем случае это гнилые десятки лет мощное отторжение, если хватит сил и жизни, а в худшем - даже не хочу говорить, не люблю тему о том, что мужчины живут меньше. Не садитесь не в свои сани и здоровее будете, потому что тётке нужен именно бобёр - интеллектуальное общение для неё хуже атомной бомбы, потому как нет таких слов в её лексиконе. Вообще о бобре лучше чем автор этого поста и не скажешь. Я бы назвала это чудо хряком, ну пусть будет бобёр. Тоже прикольно. Зато они совпадают по менталитету, а это в семье важнее всего.В общем, спасибо авторам - порадовали совпадением мыслей на эту тему.А самое галвное отличие тётик-бабы-кошёлки от Женщины, по-моему, это абсолютаня безапелляционность, говорящая о крайнем нежестве и в свете этого маниакальаня привычка дават советы, причём часто совершенно не знакомым людям, которые не то, что не просят, а вообще от такой баберы-бабца ничего не хотят и не жлут, но бабец всё-равно даст совет, причём ни хрена не въехав ни в тему, ни в человека, к которому посмела обратиться и что-то там советовать.Такие тётки видны и слышны издалека и имя им легион. Так что на мой взгляд чем тише женский голос, тем больше в нём достоинства и силы, чем скромнее в своём самомнении, тем больше похожа именно на женщину, а не на шалаву.
так ну ладно. к чёрту тёток, вот ещё интересно, ещё раньше читала нобелевскую лекцию Светланы Алексиевич. кому интересно
" Проигранная битва (сокращенный вариант, конечно)
Светлана Алексиевич
Я стою на этой трибуне не одна. Вокруг меня голоса, сотни голосов, они всегда со мной. С моего детства. Я жила в деревне. Мы, дети, любили играть на улице, но вечером нас, как магнитом, тянуло к скамейкам, на которых собирались возле своих домов или хат, как говорят у нас, уставшие бабы. Ни у кого из них не было мужей, отцов, братьев, я не помню мужчин после войны в нашей деревне – во время Второй мировой войны в Беларуси на фронте и в партизанах погиб каждый четвертый беларус. Наш детский мир после войны – это был мир женщин. Больше всего мне запомнилось, что женщины говорили не о смерти, а о любви. Рассказывали, как прощались в последний день с любимыми, как ждали их, как до сих пор ждут. <…>
От голоса к голосу
Флобер говорил о себе, что он человек – перо, я могу сказать о себе, что я человек – ухо. Когда я иду по улице, и ко мне прорываются какие-то слова, фразы, восклицания, всегда думаю: сколько же романов бесследно исчезают во времени. В темноте. Есть та часть человеческой жизни – разговорная, которую нам не удается отвоевать для литературы. Мы ее еще не оценили, не удивлены и не восхищены ею. Меня же она заворожила и сделала своей пленницей. Я люблю, как говорит человек... Люблю одинокий человеческий голос. Это моя самая большая любовь и страсть.
Мой путь на эту трибуну был длиной почти в сорок лет: от человека к человеку, от голоса к голосу. Не могу сказать, что он всегда был мне под силу этот путь – много раз я была потрясена и испугана человеком, испытывала восторг и отвращение, хотелось забыть то, что я услышала, вернуться в то время, когда была еще в неведении. Плакать от радости, что я увидела человека прекрасным, я тоже не раз хотела.
Я жила в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти. Нам говорили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы пожертвовать собой. Учили любить человека с ружьем. Если бы я выросла в другой стране, то я бы не смогла пройти этот путь. Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди палачей и жертв. Пусть наши родители жили в страхе и не все нам рассказывали, а чаще ничего не рассказывали, но сам воздух нашей жизни был отравлен этим. Зло все время подглядывало за нами.
Я написала пять книг, но мне кажется, что все это одна книга - книга об истории одной утопии.
Варлам Шаламов писал: "Я был участником огромной проигранной битвы за действительное обновление человечества". Я восстанавливаю историю этой битвы, ее побед и ее поражений. Как хотели построить Царство Небесное на земле. Рай! Город солнца! А кончилось тем, что осталось море крови, миллионы загубленных человеческих жизней. Но было время, когда ни одна политическая идея XX века не была сравнима с коммунизмом (и с Октябрьской революцией, как ее символом), не притягивала западных интеллектуалов и людей во всем мире сильнее и ярче. <…>
Двадцать лет назад мы проводили "красную" империю с проклятиями и со слезами. Сегодня уже можем посмотреть на недавнюю историю спокойно, как на исторический опыт. Это важно, потому что споры о социализме не утихают до сих пор. Выросло новое поколение, у которого другая картина мира, но немало молодых людей опять читают Маркса и Ленина. В российских городах открывают музеи Сталина, ставят ему памятники.
"Красной" империи нет, а "красный" человек остался. Продолжается.
Мой отец, он недавно умер, до конца был верующим коммунистом. Хранил свой партийный билет. Я никогда не могу произнести слово "совок", тогда мне пришлось бы так назвать своего отца, родных, знакомых людей. Друзей. Они все оттуда – из социализма. Среди них много идеалистов. Романтиков. Сегодня их называют по-другому – романтики рабства. Рабы утопии. Я думаю, что все они могли бы прожить другую жизнь, но прожили советскую. Почему? Ответ на этот вопрос я долго искала – изъездила огромную страну, которая недавно называлась СССР, записала тысячи пленок. То был социализм и была просто наша жизнь. По крупицам, по крохам я собирала историю "домашнего", "внутреннего" социализма. То, как он жил в человеческой душе. Меня привлекало вот это маленькое пространство – человек… Один человек. <…>
Маленький большой человек
Что делаю я? Я собираю повседневность чувств, мыслей, слов. Собираю жизнь своего времени. Меня интересует история души. Быт души. То, что большая история обычно пропускает, к чему она высокомерна. Занимаюсь пропущенной историей. Не раз слышала и сейчас слышу, что это не литература, это документ. А что такое литература сегодня? Кто ответит на этот вопрос? Мы живем быстрее, чем раньше. Содержание рвет форму. Ломает и меняет ее. Все выходит из своих берегов: и музыка, и живопись, и в документе слово вырывается за пределы документа. Нет границ между фактом и вымыслом, одно перетекает в другое. Даже свидетель не беспристрастен. Рассказывая, человек творит, он борется со временем, как скульптор с мрамором. Он – актер и творец.
Меня интересует маленький человек. Маленький большой человек, так я бы сказала, потому что страдания его увеличивают. Он сам в моих книгах рассказывает свою маленькую историю, а вместе со своей историей и большую. Что произошло и происходит с нами еще не осмыслено, это надо выговорить. Для начала хотя бы выговорить. Но пробиться к человеческой душе трудно, она замусорена суевериями века, его пристрастиями и обманами. Телевизором и газетами...
Я была в 1980-е годы в Кабуле. Я не хотела больше писать о войне. Но вот я на настоящей войне. Всюду люди войны, вещи войны. Время войны…
Я видела загрузку "черного тюльпана" (самолета, который увозит на Родину цинковые гробы с погибшими)… А в наших газетах писали об аллеях дружбы, которые сажают советские солдаты. <…>
Я видела, как наш "Град" превращает кишлаки в перепаханное поле. Была на афганском кладбище, длинном как кишлак. Где-то посредине кладбища кричала старая афганка. Я вспомнила, как в деревне под Минском вносили в дом цинковый гроб, и как выла мать. Это не человеческий крик был и не звериный… Похожий на тот, что я слышала на кабульском кладбище. <…>
Две катастрофы
Русская литература интересна тем, что она единственная может рассказать об уникальном опыте, через который прошла когда-то огромная страна. У меня часто спрашивают: почему вы все время пишите о трагическом? Потому что мы так живем. Хотя мы живем теперь в разных странах, но везде живет "красный" человек. Из той жизни, с теми воспоминаниями.
Долго не хотела писать о Чернобыле. Я не знала, как об этом написать, с каким инструментом и откуда подступиться? Имя моей маленькой, затерянной в Европе страны, о которой мир раньше почти ничего не слышал, зазвучало на всех языках, а мы, беларусы, стали чернобыльским народам. Первыми прикоснулись к неведомому. Стало ясно: кроме коммунистических, национальных и новых религиозных вызовов, впереди нас ждут более свирепые и тотальные, но пока еще скрытые от глаза. Что-то уже после Чернобыля приоткрылось…
Совпали две катастрофы: социальная – уходила под воду социалистическая Атлантида – и космическая – Чернобыль. Падение империи волновало всех: люди были озабочены днем и бытом, на что купить и как выжить? Во что верить? Под какие знамена снова встать? Или надо учиться жить без большой идеи? Последнее никому незнакомо, потому что еще никогда так не жили. Перед "красным" человеком стояли сотни вопросов, он переживал их в одиночестве. Никогда он не был так одинок, как в первые дни свободы. Вокруг меня были потрясенные люди. Я их слушала...
Упущенный шанс
Что с нами произошло, когда империя пала? Раньше мир делился: палачи и жертвы – это ГУЛАГ, братья и сестры – это война, электорат – это технологии, современный мир. Раньше наш мир еще делился на тех, кто сидел и кто сажал, сегодня деление на славянофилов и западников, на национал-предателей и патриотов. А еще на тех, кто может купить и кто не может купить. Последнее, я бы сказала, самое жестокое испытание после социализма, потому что недавно все были равны. "Красный" человек так и не смог войти в то царство свободы, о котором мечтал на кухне. Россию разделили без него, он остался ни с чем. Униженный и обворованный. Агрессивный и опасный. <…>
Беру на себя смелость сказать, что мы упустили свой шанс, который у нас был в 90-ые годы. На вопрос: какой должна быть страна – сильной или достойной, где людям хорошо жить, выбрали первый: сильной. Сейчас опять время силы. Русские воюют с украинцами. С братьями. У меня отец – беларус, мать – украинка. И так у многих.
Время надежды сменило время страха. Время повернуло вспять… Время сэконд-хэнд…
Теперь я не уверена, что дописала историю "красного" человека…
У меня три дома – моя беларусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей мамы, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги. Но трудно в наше время говорить о любви."(с)
.............
какие красивые слова - " не использую слово "совок" чтобы не порочить память отца" и др при этом льёте грязную воду на то что было для Вашего же отца свято. Двойные стандарты. Совок в моём понимании это не советский народ, а худшее из того образа жизни, которое наследием перешло в сегодня, мало того совок перевозится из одной части света в любую другую, его не вытравить, об этом не очень приятно говорить, но это другое дело. В любом случае всегда интересно послушать нобелевца, я коллекционирую лекции этих людей, потому что они всегда вызывают на диалог, а я люблю говорить с умными людьми, пусть даже меня пока не все слышат)Зато читают не менее умные на стихи.ру.) Спасибо, братцы, что вы есть.
Мои пару минут с утра подошли к концу, всем не тёткам и не дядькам хорошего дня. Всегда ваша. я.
для души. толстые тётки от армани)есть мужчины, склонные к исследовательской деятельности, любители ребусов и пышных тел, жизнь под девизом - найди эрогенную зону)
https://www.youtube.com/watch?v=OxP5M4B5T-E&feature=iv&src_vid=Re2xEyKHreU&annotation_id=annotation_581574
Другие статьи в литературном дневнике:
