Альбий Тибулл.

Тимофей Леонидович Рагулин: литературный дневник

ЭЛЕГИИ.


НЕЭРЕ
(III, 1)
Марта календы пришли, и римлянин праздник встречает
(Прадед его в старину днем этим год начинал);
Всюду сегодня летят вереницею пышной подарки,
Сыплются по площадям и по нарядным домам.
Почесть какую воздать, Пиериды, прекрасной Неэре, -
Нашей, не нашей - как знать? - всё же любимой вовек?
Нежных красавиц на песнь, а жадных на золото ловят:
Что ж! коль достойна стихов - пусть веселится стихам.
Желтым пергаментом я оберну белоснежную книжку,
С кожи очистив сперва пемзою пепельный пух;
Сверху на тонком листе папируса сделаю надпись,
Чтобы те буквы векам имя вещали твое,
А на обоих концах раскрашу рога я у палки:
Следует именно так песни любви подносить.
Вы же, о музы, творцы стихов моих, - я умоляю
Тенью кастальскою вас и пиерийской струей, -
Мчитесь к любимой моей и вручите изящную книжку:
Да не поблекнет ничто в радостных красках ее.
Дева ответит тогда, любим ли я равною страстью,
Или слабей, чем люблю, или совсем позабыт.
Прежде всего воздайте ей честь сердечным приветом
И передайте затем тихо такие слова:
"Некогда муж, а теперь только брат недоступной Неэры
Молит тебя этот дар малый принять от него
И уверяет, что ты останешься жизни дороже,
Будешь ли нежной женой или далекой сестрой.
Лучше будь мне женой: унесет надежду на это
Лишь после смерти моей в Дитовом царстве река".
Перев. Л. Остроумов


ФОЛОЯ И МАРАТ
(I, 8)
Не утаить от меня значенья любовных намеков,
Тайны, звенящей подчас в шепоте сдержанных слов.
Жребий, внутренность жертв не нужны мне для их толкованья,
Я предсказаний судьбы в щебете птиц не ловлю:
Руки волшебным узлом сама мне Венера связала, -
Мудрость я эту постиг, многими битый плетьми.
Брось притворяться и знай: сжигает бог беспощадный
Тех, кто не хочет ему волю свою подчинить.
Что тебе пользы сейчас расчесывать мягкие кудри,
Так и этак взбивать их шаловливую прядь?
Что тебе на щеки класть блестящий румянец и ногти
Столь мастерски подстригать опытной в деле рукой?
Зря подбираешь ты плащ, и зря ты меняешь одежды,
Обувью узкой такой ноги напрасно трудишь:
Видишь, иная мила, хоть и вовсе она не нарядна,
Хоть не лелеет кудрей хитростью долгих затей.
Уж не заклятьем ли злым, не крепким ли зельем старуха
Околдовала тебя в тихий полуночный час?
Чары старух урожай уводят в соседнее поле,
Чары и лютой змее вдруг заграждают пути,
Чары грозят и Луну совлечь с ее колесницы, -
И одолели б ее, если б не гулкая медь...
Что я тужу? Не опасны тебе ни заклятья, ни травы.
Нет, не нужна красоте помощь ночной ворожбы:
Чар и дурмана вредней - прикоснуться к любимому телу,
В долгом лобзанье прильнуть, ноги с ногами сплести.
Ты же, Фолоя, не будь суровою с мальчиком пылким
(Помни, Венера воздаст за горделивый отказ!).
Ценных даров не проси: пусть сыплет их старец влюбленный,
Чтобы на мягкой груди грела ты дряхлую плоть.
Гор золотых милей молодой, чьи щеки пылают
Гладкие, чья борода шею тебе не шерстит;
Вкруг его плеч ты обвей свои белоснежные руки, -
Жалким покажется вмиг даже богатство царей.
Скажет Венера тебе, как к мальчику льнуть потихоньку,
Чтобы не робел и скорей к нежным глубинам приник,
Как, языками борясь, во влажных сгорать поцелуях.
В шею, целуя, врезать страстные знаки зубов.
Дев же холодных, увы, ни алмазы не красят, ни жемчуг;
Их не желают мужи, спать им одним суждено.
Поздно любовь к себе призывать и позднюю юность
В годы, когда сединой дряхлые тронет виски
Срок - красоту наводить: скорлупою зеленых орехов
Волосы красить начнешь, годы скрывая свои;
Хватит заботы тогда вырывать поседевшие пряди,
С кожи морщины сгонять, омоложая лицо.
Помни: покуда еще цветут твои первые весны,
Пользуйся ими, - бегут резвой стопою они.
Сердце Марата не рви: что славы - мальчика мучить?
Строгой, красавица, будь только к седым старикам!
Сжалься над нежным, молю: ему причиняет желтуху
Не роковая болезнь, но непосильная страсть.
Бедный! Покинут тобой, как часто он в жалобах горьких
Здесь изнывал и вокруг всё было влажно от слез!
"Что за презренье ко мне? - стонал он. - Я стражу сломил бы:
Тех, кто желаньем горит, хитростям учит сам бог.
Тайной любви я уловки постиг: умею беззвучно
Тихий сорвать поцелуй, страстные вздохи сдержать;
Всюду я, всюду смогу прокрасться во мраке полночном
И потаенным ключом двери бесшумно открыть.
Что мне в искусстве моем, если презрен любовник несчастный,
Если злодейка моя даже с постели бежит?
Ах, обещает не раз, но всегда вероломно обманет:
Часто в терзаниях злых ночь я не сплю напролет,
Жду, не придет ли она, и в каждом шорохе легком
Жадно готов я ловить звук отдаленных шагов".
Мальчик мой бедный, не плачь: ведь ты ей сердца не тронешь!
Верь мне, напрасно твои веки распухли от слез.
Ты же, Фолоя, узнай, что гордость богам ненавистна,
Что не поможет тебе ладан святых алтарей.
Некогда так и Марат шутил над несчастной любовью;
Чуял ли он, что над ним реет уж мстительный бог?
Он, говорят, смеяться дерзал над слезами страданья,
И отговоркой пустой страсть он любил разжигать.
Нынче претит ему спесь, и нынче уж он ненавидит
Крепкий засов на дверях с неодолимым замком.
Кара грозит и тебе, если гордость свою не оставишь.
Как ты захочешь мольбой нынешний день возвратить!
Перев. Л. Остроумов.


* * *
(IV, 3)
Юношу ты моего, - живешь ли на пастбищах тучных
Иль на дремучих горах, - ты пощади, о кабан!
Дикий, свирепых клыков не оттачивай ты для сражений, -
Да сохранит его мне в целости сторож Амур.
Как далеко для облав заводит Дианино рвенье:
Пусть же погибнут леса, пусть разбегаются псы!
Что за безумье и бред - раскидывать в чащах тенета
И, оплетая холмы, руки царапать себе?
Что за охота - тайком проникать в звериные логи,
Белые ноги терзать на ежевичных шипах?
Всё ж, о Керинф, если б только с тобой могла я скитаться,
Даже по склонам крутым сети таскала б сама,
Я б научилась искать следы быстроногих оленей,
С резвых снимала бы псов путы железных оков.
Тут-то бы лес и приятен мне стал, когда бы с тобою,
Свет мой, обнявшись, могла возле тенет я лежать;
Тут уж, к сетям подойдя, убежал бы кабан невредимо,
Чтобы Венеры забав, страстной любви, не смущать.
А без меня пусть Венере не будь, - по закону Дианы,
Мальчик мой скромный, силки скромной рукой расставляй;
Если ж другая тайком к моей любви подберется,
Пусть растерзают ее страшные зубы зверей!
Так уступи же отцу свое пылкое рвенье к охоте
И возвращайся скорей снова в объятья мои.
Перев. А. Фёт.


КЕРИНФУ
(IV, 4)
К нам снизойди и болезнь изгони из красавицы нежной,
К нам снизойди ты, о Феб, гордый блистаньем кудрей.
Верь мне, скорей прилетай: не будет ведь Фебу зазорно
На красоте применить силу целительных рук.
Сделай, чтоб ей худоба не окутала бледностью тело,
Чтоб не испортился цвет матовой кожи ее.
Всякую злую беду и всякие грозные скорби
Да унесет поскорей в море проворный поток.
Вышний, приди, принеси с собою тех снадобий сладких,
Те заклинанья, что в нас новые силы вольют.
Юношу не истязай, - он в страхе за участь любимой,
Он за свою госпожу счету не знает мольбам.
То, о бессильи ее скорбя, он обеты возносит,
То он предвечных богов в горестной скорби клянет.
Брось свои страхи, Керинф: ведь бог не обидит влюбленных.
Только будь верен в любви: вот и здорова она.
Не к чему горько рыдать: успеешь наплакаться вдоволь,
Если, поссорясь, с тобой станет она холодна.
Нынче твоя она вся, лишь с тобой - ее чистые думы,
Тщетно искатели вкруг ждут легковерной толпой.
Смилуйся, Феб: ты великой хвалы удостоишься, если,
Тело одно сохранив, вылечишь сразу двоих.
Будь возвеличен и радостен будь, когда с ликованьем
Оба тебе отдадут долг пред святым алтарем.
Праведный сонм богов наречет тебя дружно счастливцем,
Каждый захочет владеть дивным искусством твоим.
Перев. Л. Остроумов.


МЕССАЛЕ.
(IV, 8)
Близок рождения день ненавистный: в несносной деревне
Мне без Керинфа, одной, встретить придется его.
Что мне отрадней, чем Рим? И подходит ли девушке вилла,
Воды реки ледяной меж Арретинских полей?
Не хлопочи же ты так обо мне, успокойся, Мессала,
Часто бывает, родной, нам не ко времени путь.
Если меня увезешь, я оставлю здесь душу и чувства,
Раз уж ты мне не даешь так поступать, как хочу.
Перев. Л. Остроумов


* * *
(IV, 9)
Знаешь, угрюмый наш путь скатился у девушки с сердца:
День рождения твой в Риме я встретить могу.
Пусть же нам праздник блеснет таким же весельем нежданным,
Как неожиданно он послан судьбою тебе.
Перев. Л. Остроумов


* * *
(IV, 10)
Слава богам, что сейчас ты вольность себе позволяешь,
Да не погибну потом, впавши нежданно в беду:
Если все мысли твои - о тоге да пряхе блудливой,
Лучше Сульпицию брось, знатного Сервия дочь;
Сердце у многих скорбит и многие молятся с болью,
Да не погубит меня низкое ложе твое.
Перев. Л. Остроумов


* * *
(IV, 11)
Нежное есть ли, Керинф, у тебя сострадание к милой,
Тело которой томит жар нестерпимый теперь?
Ах, лишь тогда победить захотела б я злые недуги,
Если бы знала, что ты этого жаждешь и сам.
Стоит ли, право, теперь болезнь побеждать, если можешь
Ты с безмятежной душой муки мои выносить?
Перев. Л. Остроумов.


* * *
(IV, 12)
Пусть я не буду тебе, мой свет, такою желанной,
Как я, казалось, была несколько дней перед тем,
Если не повинюсь в ошибке юности глупой,
Ныне томящей меня неодолимым стыдом, -
В том, что тебя одного оставила прошлою ночью,
Жаркое пламя любви тщетно стараясь сокрыть.
Перев. Л. Остроумов


* * *
(IV, 13)
Нет, не разделит со мной иная женщина ложе:
Этим условием нас сразу сковала любовь.
Только тебя я люблю, и в целом городе краше
Нежно любимой моей нет для меня ни одной.
Но если б мне одному ты могла казаться прелестной!
Будь ты другим не мила, я бы тревоги не знал.
Дела до зависти нет; хвастовство пред толпой мне противно.
Пусть кто истинно мудр, радостен будет в тиши.
Мне бы отрадно жилось в глуши потаенной дубравы,
Где не найдется тропы для человеческих ног.
Ты мне - покой от забот, ты - свет среди ночи туманной,
Ты мне дороже толпы в уединенье моем!
Если бы даже с небес подруга к Тибуллу слетела,
Зря бы слетела она: не увлекла бы меня.
В этом клянусь я тебе священною волей Юноны,
Чтимою в сердце твоем выше всех прочих богов...
Что я наделал! Увы, залоги, безумец, теряю!
Глупо поклявшись: теперь страха не будешь ты знать,
Будешь смела ты теперь и станешь без удержу мучить.
Сколько беды натворил мне мой болтливый язык!
Что ж, поступай как прихоть велит: твой раб я навеки,
Не убегу никуда я от моей госпожи,
Но припаду я в цепях к алтарям священной Венеры.
Любит просящих она, а непокорных клеймит.
Перев. Л. Остроумов.



Другие статьи в литературном дневнике: