Мой Рим

Ксения Гильман: литературный дневник

Вот так бывает... Встала вчера утром со смутным ощущением, "ароматом" какого-то текста... Он уже вертелся на языке. Был только образ — корабли, плывущие по небу над городом, которых никто не видит... Я записала две строки. Дописала до четырех, потом написала два столбца... Занялась утренними делами, позавтракала... А текст все не уходил, вертелся в голове, так и сяк крутились слова строф, которыми не была до конца довольна. Я даже опубликовала две строфы, понравилось ощущение, которое текст вызывал во мне. Но он меня так и не оставил, заявил однозначно, что у него есть мелодия, его нужно спеть. Мелодия крайне простая, похожая на все сразу... Я отмахнулась от нее сперва (свойственно мне некоторое пренебрежение к таким простым конструкциям — зачем писать на трех аккордах? Все ведь уже написано другими и мною, что можно сделать в этом диапазоне...) Но нет... Вертится и все тут. Открыла набросок и стала дописывать его, пока не почувствовала, что этого достаточно для песенного высказывания — ни больше, ни меньше. Отложила, забыла, перечитала через день. И утвердительно киваю: да, это песня... По интонации она сейчас кажется мне похожей на " Мой Арканар" Болдыревой. И значит она нужна, раз так настойчиво просилась в мир... Хоть и пишу я в последнее время все светлее и ироничнее, но этот проблеск метафизической тоски и мировой депрессии, вероятно, часть чего-то большего, чем я сама. Я давно знаю, что со мной так бывает: бывают у меня мои песни и стихи, состоящие из меня, несущие глубоко личный отпечаток, а бывают такие, которые через меня просто проходят насквозь, даже не слишком шлифуются мною. Иногда они снятся, иногда пробиваются вот так сквозь будничное сознание, но они никогда не затягивают свое появление на свет надолго — это всегда делается буквально на одном дыхании, разве что несколько слов правлю потом, довожу синтаксис. Сейчас как раз готовлюсь к активному фестивальному лету, репетирую старое, поднимаю материал, заброшенный ранее, новому почти нет места. Но приходится иногда признавать волю мира и вспоминать вечную истину, что художник — по большому счету, всегда только проводник, канал, инструмент, переводчик...


Мой Рим


С неба каплет вода, да запаян просвет в темени…
Все слова – мимо нот, корабли – мимо нас, мимо –
к океану идут по незримой реке времени,
задевая едва флюгера моего Рима,
к океану любви, что целует гранит города...
Говорят, он там был до того, как пришли строить,
но не видели мы – не хватило у нас пороха,
чтобы бросить свой Рим и вовне отыскать Трою.


Здесь повозки скребут раскаленный асфальт днищами,
их сирены ревут, заглушая живой голос…
Ибо времени дух до оскомины сыт нищими –
в Колизее зевак не накормит один колос.
Голоса — мимо нот, корабли — мимо нас по небу...
Да на небо глядеть здесь, без малого век, не с кем:
каждый пятый предаст, каждый третий горазд клясть судьбу,
почитая фальшивых кумиров во всем блеске.


Все герои ушли с кораблями, щиты ветхие
и мечи схоронив, что почили во рже с миром,
И одни флюгера, что стоят в небесах вехами
помнят песни героев, забытых моим Римом.
А река глубока и светла за седым облаком...
Уходящему белому клину вослед стонет
одинокий набат, да звонить здесь давно не по ком,
и в разнузданном визге сирен его стон тонет.


С неба каплет вода, да запаян просвет в темени...
Голоса — мимо нот, корабли — мимо нас, мимо...



Другие статьи в литературном дневнике: