Джерард Мэнли Хопкинс и Подпружиненный ритм
Джерард Мэнли Хопкинс------стоит исследовать!!!
Gerard Manley Hopkins
1844–1889
Пестрая красота
Сокол
Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя
Гавань
Фонарь на дороге
Свеча в окне
Море и жаворонок
Весна и осень
Проснусь, и вижу ту же темноту
Падаль
Пестрая красота
Славен Господь, сотворивший столько пестрых вещей:
Небо синее в пежинах белых; форелей в ручье
С розоватыми родинками вдоль спины; лошадиные масти,
Россыпь конских каштанов в траве; луг, рябой от цветов;
Поле черно-зеленое, сшитое из лоскутов;
Для работ и охот всевозможных орудья и снасти.
Все такое причудное, разное, странное, Боже ты мой! —
Все веснущато-крапчатое вперемешку и одновременно —
Плавно-быстрое, сладко-соленое, с блеском и тьмой, —
Что рождает бессменно тот, чья красота неизменна:
Славен, славен Господь.
Сокол
Господу моему Иисусу Христу
Сегодня утром я приметил в вышине
Любимца утра, принца в пышно-розово-рябом камзоле
Он, трепеща, на нитях солнечных над полем
Царил — он реял, крылья развернув, на воздуха тугой волне,
Ликуя и кружа, как конькобежец, в не-
оглядности небес! И вдруг душа моя, дотоле
Робевшая, как мышь, очнулась поневоле
И страх перед тобой превозмогла вполне.
О гордость, красота, паренье, хищный взор,
Сплотитесь! И огонь, что ветра поддувалом
В груди воспламенен, — жги, о мой командор!
Плуг в трудной целине так вспыхивает яростным металлом.
Угль, гаснущий в золе, хладеющий костер —
Нахлыньте, вспыхните и золотым и алым!
Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя
Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя;
В ущелье — камня раздается крик;
Колокола хотят, чтоб за язык
Тянули их, — зовя колоколами;
Всяк просит имени и роли в драме,
Красуясь напоказ и напрямик,
И, как разносчик или зеленщик,
Кричит: вот я! вот мой товар пред вами!
Но тот, на ком особый знак Творца,
Молчит; ему не нужно очевидца,
Чтоб быть собой; он ясен до конца:
Христос играет в нем и веселится.
И проступают вдруг черты Отца
Сквозь дни земные и людские лица.
Гавань
Монахиня принимает постриг
Мои глаза глядят
В тот край, где зной не жжет,
Где не сечет лица граненный град,
Где Божий крин цветет.
Хочу уйти туда,
Где тихая лазурь
И в гавани зеленая вода
Не помнит бесов бурь.
Фонарь на дороге
Бывает, ночью привлечет наш взгляд
Фонарь, проплывший по дороге мимо,
И думаешь: какого пилигрима
Обет иль долг в такую тьму манят?
Так проплывают люди — целый ряд
Волшебных лиц — безмолвной пантомимой,
Расплескивая свет неповторимый,
Пока их смерть и даль не поглотят.
Смерть или даль их поглощают. Тщетно
Я вглядываюсь в мглу и ветер. С глаз
Долой, из сердца вон. Роптать — запретно.
Христос о них печется каждый час,
Как страж, вослед ступает незаметно —
Их друг, их выкуп, милосердный Спас.
Свеча в окне
Я вижу, проходя, свечу в окне,
Как путник — свет костра в безлюдной чаще;
И спиц кружащихся узор дрожащий
Плывет в глазах, и думается мне:
Кто и какой заботой в тишине
Так долго занят, допоздна не спящий?
Он трудится, конечно, к славе вящей
Всевышнего, с благими наравне.
Вернись к себе. Раздуй огонь усталый.
Свечу затепли в сердце. Холодна
Ночь за окном. Теперь начнем, пожалуй.
Кого учить? Кругом твоя вина.
Ужель не сохранишь ты горстки малой
Той ярой соли, что тебе дана?
Море и жаворонок
Вторгаются в уши два шума с обеих сторон,
Два голоса — справа, где лава морская кипит,
То с ревом штурмуя утесов прибрежных гранит,
То тихо качая луны убывающей сон, —
И слева, где с неба несется ликующий звон:
Там жаворонок, как на лебедке, взлетает в зенит
И, петлями песни с себя отрясая, гремит —
Пока, размотавшись, о землю не грянется он.
Два шума, два вечных… О пошлый, пустой городок
У края залива! Погрязнув в никчемных делах
Как можно не слышать ни волн окликанья, ни птах!
Венцы мирозданья! Над вами еще потолок
Не каплет? Сливайся, о слизь мировая, в поток,
Несущий в начальную бездну расхлябанный прах.
Весна и осень
Маленькой девочке
Маргрит, оттого ль грустна ты,
Что пустеют рощ палаты?
Что ложится, облетая,
Наземь — крона золотая?
Ах, с годами заскорузнет
Сердце — в нем ничто не хрустнет,
Если все леса на свете
На клочки развеет ветер:
Лишь заплачут очи эти.
И тогда тебе, малютка,
Станет вдруг не жалко — жутко.
Скорбный разум угадает,
Что за червь его снедает;
И заплачешь ты сильнее,
Маргрит, девочку, жалея.
Проснусь, и вижу ту же темноту
Проснусь, и вижу ту же темноту.
О, что за ночь! Какие испытанья
Ты, сердце, выдержало — и скитанья:
Когда ж рассвет? Уже невмоготу
Ждать — снова отступившую черту.
Вся жизнь — часы, дни, годы ожиданья;
Как мертвые листки, мои стенанья,
Как письма, посланные в пустоту.
На языке и в горле горечь. Боже!
Сей тленный, потный ком костей и кожи —
Сам — желчь своя, и язва, и огонь.
Скисает тесто, если кислы дрожжи;
Проклятие отверженцев все то же:
Знать лишь себя — и собственную вонь.
Падаль
Я не буду, Отчаянье, падаль, кормиться тобой,
Не расшатывать — сам — скреп своих, ни уныло тянуть
И стонать: Все, сдаюсь, не могу. Как-нибудь,
Да смогу; жизнь моя родилась не рабой.
Для чего ж ты меня тяжкой каменной давишь стопой
Без пощады? и львиную лапу мне ставишь на грудь?
И взираешь зрачком плотоядным, где жидкая муть,
И взметаешь, как прах, и кружишь в буреверти слепой?
Для чего? Чтоб отвеять мякину мою от зерна, чтоб, смирясь,
Целовал я карающий бич, пред которым дрожим,
Чтоб, смеясь, пел хвалу раб ликующий, вдавленный в грязь.
Чью хвалу? Сам не вем. Победил ли меня херувим?
Или я? или оба? — всю ночь, извиваясь, как язь,
Я, бессильный, боролся впотьмах (Бог мой!) с Богом моим.
-
Поэт, переводчик, эссеист, исследователь англо-русских литературных связей. Григорий Кружков родился 14 сентября 1945 г. в Москве.
Подпружиненный ритм это поэтический ритм предназначен для имитации ритма естественной речи. Он построен из ноги в котором первый слог ударение и может сопровождаться переменным количеством безударных слогов.Энциклопедия site:wikicsu.ru
:
ИГОРЬ РОМАНОВИЧ
1904 (?) - 1943, лагерь под Рыбинском
Один из первых русских переводчиков Голсуорси и Джойса. Принадлежал к т. н. "кашкинской" школе (почти единственный среди них поэт-переводчик, прочие были заняты прозой). Жил в Москве, печатался в журнале "Интернациональная литература"; множество его поэтических переводов находим на страницах "Антологии новой английской поэзии" (Л., 1937), не раз упоминаемой на наших страницах. Арестован 2 ноября 1937 года; почти сразу была арестована и его жена, Елена Вержболовская (1904-2000), о которой вспоминает Е. Гениева: ""Его ведь арестовали из-за Джойса", - почти выдохнула тетя Леночка". Романович был приговорен к десяти годам лагерей, Вержболовская - к восьми, однако чудом через три года ей удалось освободиться. От Романовича из лагеря приходили письма, поэтому дата его смерти (в отличие от других, сообщаемых КГБ) может считаться подлинной.
СВИНЦОВОЕ ЭХО
Неужели нигде, никогда и никто не найдет эту цепь, или сеть, или клетку,
иль ключ заключить, запереть, задержать, заковать
Красоту, удержать красоту, красоту, красоту… чтоб она не исчезла?
Неужели нельзя эти складки, глубокие складки разгладить, прогнать
Их с лица? Отогнать, отпугнуть этих слуг и посланцев, послушных посланцев
седин?
Нет, нельзя, о, нельзя, нет, нельзя, и не ложь,
Что недолго ты будешь такой, как теперь, в красоте:
Улетит, отцветет - всё равно, не вернешь;
О, пощады не жди, отрекись и отчайся,
В отреченьи, отчаяньи - мудрость, затем что нельзя
Отогнать от себя
Старость, старости знак - серебро седины,
И глубокие складки, морщины, томление смерти томительней смерти,
свивание савана, в черной могиле могильных червей, и тление тела;
О, рыдать начинай: нет ключа, нет возврата,
Всё равно - не вернешь, всё равно - все равны,
И ни радости нет никому, ни пощады,
И пощады не жди, не жди, не жди.
Оригинал:
THE LEADEN ECHO
HOW to k;ep—is there ;ny any, is there none such, nowhere known some, bow or brooch or braid or brace, l;ce, latch or catch or key to keep
Back beauty, keep it, beauty, beauty, beauty, … from vanishing away?
; is there no frowning of these wrinkles, rank;d wrinkles deep,
D;wn? no waving off of these most mournful messengers, still messengers, sad and stealing messengers of grey?
No there ’s none, there ’s none, O no there ’s none, 5
Nor can you long be, what you now are, called fair,
Do what you may do, what, do what you may,
And wisdom is early to despair:
Be beginning; since, no, nothing can be done
To keep at bay 10
Age and age’s evils, hoar hair,
Ruck and wrinkle, drooping, dying, death’s worst, winding sheets, tombs and worms and tumbling to decay;
So be beginning, be beginning to despair.
O there ’s none; no no no there ’s none:
Be beginning to despair, to despair, 15
Despair, despair, despair, despair.
Другие статьи в литературном дневнике:
