Владимир Мальчевский
Эпоха Рыб закончится на днях,
по глади моря солнечной дорожкой
шагая мимо рыбаков и яхт,
от сорока хлебов роняя крошки.
- Вон тот с кувшином, что идёт в свой Дом,
иди за ним, и Он меня заменит.
Здесь по Созвездью – «бог».
Созвездья ценят.
С богами разбираются потом.
(*)Три самых коротких дня в году Солнце "умирает" под
созвездием "Южный Крест", а затем "воскресает" вновь.
Д О М
Я – дома.
Это – мой приют.
И город с детства мне знаком:
где арестуют, где споют,
где угощают коньяком.
За домом – сад с густой травой
не виден из-за темноты.
Зачем мне "веровать в него",
когда люблю его цветы!
Как можно верить в то, что есть,
не веря в то, чего и нет!
Моя религия – не лесть.
Моя религия – ответ.
Затем и сердце, чтобы жить,
хоть чужда логика ему,
но кто не может о б ъ я с н и т ь,
тому и разум ни к чему.
Весь Мир заботится о том:
плодит войну, несёт беду
и смерть, чтоб возвратиться в Дом,
где Дух с Материей в ладу,
и оставаться на местах,
чтоб рассказать,
родившись вновь:
моя религия – не страх,
моя религия – любовь.
Б Е З Г Р А Н И Ч Н О С Т Ь
"Человеком является животное, способное отдать
свою животную жизнь за собственную мысль".
\Веды\
Нам дали ум, он нами не замечен.
Природа нас поймёт: она сама
учтёт ненужность и пойдёт навстречу –
избавит
от ненужного ума.
Он был набором тонких инструментов,
триумфом инженерии добра,
оружьем построенья аргументов,
себя и всех, кому давно пора
узнать, как расширяет пониманье
обычных фактов
их взаимосвязь,
чей сложный ключ – у разума в кармане,
и он стоит за дверью, не стучась:
с его высот не просят, не канючат,
не судят, не спасают, не дают.
Мы запираем дверь на всякий случай...
Умнее – приоткрыть.
Ведь там нас ждут
его посланцы, сталкеры и «зоны»:
холсты музеев, тишь библиотек
и всё, что расширяет горизонты
любых границ с названьем «человек».
С В Е Т
Что он есть, животворный свет,
пока не встретит летящий камень?
Во тьме – лишь тьма.
Вот и весь ответ.
Да так и пребудет.
Амен.
Много ли Бога в моей судьбе,
сегодняшнего, вчерашнего...
Земля,
предоставленная самой себе –
вот что
воистину страшно.
Дерево падает!
Дерево падает!
Падает дерево!
... Это его подточили черви.
В чреве у дерева – нервы, нервы...
в дуплах потери грызут, потери...
Дерево падает.
Всё в ожогах,
вширь да по травушке,
ветви - что вервии.
Невосполнимое да не первое... -
много червей, говорят, у Бога.
У Р О К
Д И А Л Е К Т И К И
Чист
между пашней и небом
воздух.
Ступни - по холоду,
лоб - в тепле.
Право на жизнь
выдают на звёздах,
Право на смерть –
на Земле.
Добро без зла
Добро, конечно, победит.
Конечно, не на этом свете.
а Там оно и зла не встретит;
к себе привыкнет и простит.
И – никаких смешных «возмездий»,
пустых надежд, пустых молитв.
Притрёмся, и –
со всех Созвездий –
сюда,
в беззубый Неолит!
П У Т Ь
"Скованы одной цепью,
связаны одной целью".
/Наутилус Помпелиус/.
Шагая след во след ты видишь одного –
кто впереди. И так же – за тобою.
Попробуй сделать шаг, свернув с пути –
и развернётся Мир перед тобою
с растущим интервалом меж других,
неспешно поворачиваясь в профиль:
живая цепь из тел и чаяний людских
и впереди идущий Мефистофель.
...
Всё чудо в том,
что некуда деваться:
костёр готов и факел принесён.
Но ты поверь,
что трижды три – семнадцать.
Ведь сказано:
«Кто верит, тот спасён».
Живого ангела лицо
Живого ангела лицо
облагораживает – толпы.
Оно – с тобой,
куда ни шёл бы,
как обручальное кольцо,
что единит тебя с надеждой
на то, что в людях
«что-то есть»,
быть может, «смысл» или «честь»...
и след светлеет за невеждой,
и вместо «МЫ» на лицах – «Я»,
на каждом умном и отдельном,
что интересным, запредельным
зовёт…
за грани
бытия.
Мир, отражённый в их глазах –
куда он,
с кем он
и – зачем он!
О том порою плачет Демон,
а ангел – свет в его слезах.
М О Л И Т В А
2 0 0 8
... Не оторвём от дела –
просим-то самую малость:
Бог, сохрани нам тело –
всё что от нас осталось!
Ф И Н А Л
М Н О Г О Т О Ч И Й
Птицы,
летящие с плачем над вётлами,
вётлы
в скорбящем наклоне над водами,
вод леденящих река
с поворотами
в синюю даль
за мостами летящими,
а по мостам –
поезда неуёмные
днём ли палящим,
закатами тёмнымив даль –
многодумными,
ширью -
слепящими...
Тянутся следом дороги неровные:
тропы
забытые да ненадёжные,
золотом крыты
осенним, тревожным,
пылью вселенской,
в дыму одиночества
с верой в закатную
силу пророчеств –
верой непрочной; неточной, порочной
где за пророчеством - бег многоточий
с "выходом" впрок.
На несбывшийся случай.
С вечной ошибкой в расчётах на лучшее.
Славное место для жизни поэта,
здесь
на осеннем просторе стоящего
глядя в грядущее из настоящего
с болью
навек отшумевшего лета.
Веруя в редкость уютных восходов,
люди не ищут ни снега, ни зим:
там, в толкотне городских переходов
каждый и кем-то, и как-то... любим.
Р Е Л И Г И Я
Отдай мне часть,
я попрошу ещё.
Отдай мне шаг,
я попрошу дорогу.
Прости мне... миг –
и ты ВО ВСЁМ прощён.
А коли так, -
немного о немногом:
люби меня,
и станешь мне рабом.
И я скажу,
что ты теперь – свободен.
... В ночных садах
большие тени бродят
с большой улыбкой
на лице слепом.
Сложность и религия
"Человек - машина"./Рене Декарт/
Все – машины. И мир машина.
Здесь машинная цивилизация.
Сложность
вся, до границ расширенная,
может мистикой показаться,
может чудом предстать немыслимым,
как компьютеры для пигмеев, -
испугаются, онемеют...
и начнут поклоняться числам!
О Т З О В И С Ь !
Там под Звёздами -
гладь вод
да наполненных волн
штиль...
Кто-то ждёт нас в ночи,
ждёт
за былинным числом
миль.
Ибо веруем
в горизонт
да глядим с берегов
вдаль.
Засыпаем - зовём
сон,
ибо утром его
жаль.
Если встать на скалу
в стать
или просто взлететь
ввысь -
ничего от нас
не слыхать
кроме вечного
"ОТЗОВИСЬ!"
К О Л О К О Л Ь Н Ы Й З О В
Зови меня,
живой металл!
Ты дорог
тем, что звал на Вече!
Теперь зовёшь стада овечьи
на суеверный ритуал.
Меж Солнцем и Землёй сердец
лети,
свободу отражая –
надежду смертных умножая
на вход
в космический Дворец,
где с нами умирает Мир,
оставшись
где-то за чертою...
а новый вспыхнет
как сапфир
подобно терпкому настою
рожденья
в солнечных лучах,
что хлынут в душу без преграды,
как любят нас,
и как нам рады,
промчав по саду на плечах
с воздушным шариком в руке,
в цветастом, ярком окруженье –
в круженье Мира,
в продолженье
ожившей памяти в строке!
Потом – ещё, ещё... и вот
ты ставишь точку вдохновенно,
в которой – всё!
И зов Вселенной,
что возродилась
и живёт!
"П Р О С В Е Т Л Е Н И Е"
Построил зодчий высокий храм
и сад. И всё окружил забором.
И - шесть собак
по шести углам.
И каждая –
с просветлённым взором.
Б Е З У П Р Е Ч Н О С Т Ь
Фанатик безупречен в фанатизме.
Он есть что есть:
всезнающ, глух и слеп.
Прости, но для меня -
ходячий склеп,
в котором - тьма.
Её источник вечен.
__________________
Р А
"Ра" – не наш.
Это бог египетский".
Будто Солнце – национально!
Между прочим, Оно и в Липецке
точно также принципиально.
И У Д Е Й
Сколько мне лет?
Много.
Я – со времён
Бога.
Сколько мне дней?
Тысячи.
Я из планет
высечен.
Сколько мне жить?
Вечность.
Смертна ли
безупречность?
А умереть –
скоро.
Так говорит
«Тора».
Прощенье
\ Дж. Бруно\
Сожгли в огне
моего друга.
Простили
спустя 350 лет!
Я в их "правах"
понимаю туго, –
простил ли он их?
Молчат в ответ.
И лишь планета,
конечно, круглая,
конечно, вертится,
и - давно,
да вот не радует
всё равно:
сожгли в огне
моего друга.
У окон Рая
/К картине художника Ван Гога. "Сеятель"/.
Мы столько раз касались окон Рая
нечаянным и лёгким, словно сон,
прикосновеньем... и печальный звон
витал во тьме от края и до края.
Здесь только так дано услышать Мир
в снегах лавин, что нам судьба готовит...
и даже сила муз не остановит
желанье слабых покорить Памир.
Что может звук без Времени, - о чём?
И что есть Время, чей поток без звука
безжизнен также как сердца без стука,
ведь имя – звук. Им каждый наречён.
Ты стать хотел полётом синей птицы?
Мы станем все, когда нас озарят,
и в нас всё небо сможет поместиться
и в лица, в наши лица, говорят.
Так из мелодий воздвигают сферы;
напишет каждый всё, что он искал,
лучами Солнца и базальтом скал,
где гаммы станут эталоном меры,
что сеет разум на лугах планет
бросая зёрна жестом дирижёра
в провалы тьмы насколько хватит взора,
где все считают, будто Рая нет.
Ускользающая реальность
Ты Бога видел?
Вот и ангел тоже.
Ему до Бога страх как далеко!
А муравей слона увидеть может?
Фрагментами,
что склеить нелегко.
Легко о том болтать.
Осмыслить сложно,
построив образы,
распределив места...
ведь это надо делать осторожно –
не сочиняя сказки про Христа.
Он Бога видел?
Вот и ангел тоже.
Да и в астральном мире Бога «нет».
Он – за семью границами, похоже:
за каждой – ближе к краю, – ярче свет.
Но и в Раю, пожалуй, не увидишь
ни даже рук: лишь факты и дела.
Один из них – ты сам
и – «в лучшем виде»:
вот зеркало,
там – «Господу хвала».
АНГЕЛ
Чего боится чёрт,
то ангел любит...
Он – мальчик с неэвклидовым мечом.
И если кто-то где-то
строя рубит,
то это – он.
Тут церковь ни при чём.
Феномен из Книги Чудес
или
М И М И К Р И Я
Н Л О
/запись в журнале костёла 166… год/
По-над церковью
в час служенья
проплывал в небесах
корвет,
и из храма струилось
пение,
а под килем
струился свет.
Только якорь висел
на тросе
к удивлению
простофиль,
зацепился
за тонкий шпиль,
и по тросу пополз
матросик.
Отрубил канат,
и уплыл
чудотворный корабль
белый.
И смотрел народ
онемело, -
неужели он
всё же был?
Вот такой непонятный
случай.
Только нет чудес
задарма.
Либо глупости мрак
дремучей,
либо злобный изгиб
ума,
отвлекающий
от чего-то
в гипнотический сон,
в обман.
Технология зла.
Охота
на глухие стада
землян.*
_________________
* Якорь снят со шпиля,
водружён на постамент
возле костёла, где стоит
по сей день без объяснений.(Швеция).
П А Д Е Н И Е
Я думал, что навек упал.
Упал, приблизившись к запрету.
Считая, что запретно это,
когда Писание читал...
А значит, знают остальные
и не краснеют, не грустят,
и «не поймут и не простят»
мне чувства тёмные, ночные...
Так понял я по взорам ясным,
что нет в грехе свободных мест.
Запретов – тоже.
Всё прекрасно.
И на Голгофе, и окрест.
Р Е Л И Г И О З Н О Е
П Р О З Р Е Н И Е
Он жил, и жил, и жил... и «ожил»!
И вместе с ним другие – тоже.
И все – такие же как он.
И снова погрузились в сон,
и спали, спали... и проснулись.
Проснувшись, поняли, что спят.
Но надо жить, чтоб спать на стуле
и стоя. Сутками подряд.
Смешно. Но если оглянуться,
все наши книги об одном –
истории борьбы со сном:
кого-то каждый звал проснуться,
то тих, то громок... ведь во сне
порой кричат, и даже – очень!
Бывает, что открыты очи
на мельтешение извне –
на мир чужой и непохожий,
но он не в фокусе ума
того, кого накрыла тьма,
кто жил
и вдруг проснувшись, ожил.
А Л Ь П И Н И С Т
... Боятся высоты сердца,
что замирают над обрывом,
но – не совсем.
не до конца, –
все ваши заверенья лживы!
Вы не бывали в той долине, –
там нет и не было могил,
там – лишь один,
кто на Вершине
в восторге Бога позабыл.
* * *
Вера телесного в бестелесное –
неинтересного в интересное.
Вера нищего в дармовое.
Вера мёртвых во всё живое.
Каждый верует «изнутри» -
со своей стороны двери.
В Божьем Царстве чудес
Снег,
который упал,
чтобы больше не встать.
День,
который ушёл
в непроглядную тьму.
Ураган улетел –
и его не догнать.
Да и, в общем, зачем?
Догонять ни к чему;
всё осталось внутри,
в Божьем Царстве чудес.
Подойди,
Посмотри,
с чем ты борешься, Бес!
Ю Н О С Т Ь
Разумно ли падение лавин?
Но Разум время им отвёл и место:
там – вечный сон стареющих Хибин,
там - ледяная юность Эвереста.
П О
С Ц Е Н А Р И Ю
По сценарию говорят.
По сценарию спят, обедают.
И не ведают, что творят,
ибо веруют в то, что ведают.
Р А Й
Н Е Б Е С Н Ы Й
Поищи на Земле счастливых.
А найдёшь, приди, покажись.
Если жизнь так не справедлива,
значит, это ещё – не жизнь:
На Земле среди лжи да грязи
не построить Небесный Рай.
Рай – бессмертен.
И только дразнит:
«На, возьми ума, поиграй!»
__________________
С Т О И К И
Шагаем к власти
мимо жизни,
шагаем к жизни
мимо звёзд.
Стоящий
смотрит в укоризне
и улыбается всерьёз.
Шагаем к деньгам
мимо счастья,
шагаем к счастью
мимо всех,
И лишь стоящий
беспристрастен,
и знает всё,
и сеет смех,
который падает
в пространство,
творя планеты,
Рай и Ад,
где люди ищут постоянства,
и лишь стоящие
стоят.
_________________
П О М И Л О В А Н И Е
Господи, помилуй,
Господи, помилуй,
Господи, помилуй,
Господи, помилуй,
Господи, помилуй,
Господи, помилуй,
Господи, помилуй!
И упал в могилу.
________________
К Р И Ш Н А
Летит в пространстве свет, летит,
... а перед ним бежит трамвайчик.
Им правит загорелый мальчик –
он что-то знает, но молчит,
смеясь улыбкою поэта
над тем, что «изгнан» и «забыт»,
Он нам звонит...
и ждёт ответа
в местах слияния орбит.
Другие статьи в литературном дневнике:
