О пустоте

Рецензия на «Этюды. Дожди»

Интересно!! Столько экспрессии и динамики, и очень свежо и непосредственно!
У тебя чрезвычайно ёмкий и своеобычный взгляд на мир. А это в поэзии - главное.

Ольга Забирова-Новое 25.04.2012 06:39

Олечка, я как раз в дождях новое пристраивала:). Очень рада, что тебе понравилось!!!
А у меня - о Пустом, кажется, больше всего написано:). Сделала сейчас такое открытие.

Ирина Безрукова 2 25.04.2012 06:52

Кстати, ничего удивительного - это совершенно закономерная вещь! Все каприччо рождаются из пустоты... Бобэоби... (Оля)

Письмо к молодому поэту

Париж,
17 февраля 1903 года.

Дорогой друг,

пару дней назад пришло твое письмо. Я благодарен тебе за доверие, но обсуждать твои стихи я не могу - любая попытка выступить в качестве критика была бы для меня чем-то глубоко неестественным. Потому что мало что имеет столь же ничтожное отношение к произведению искусства, как слова критика. Как бы то ни было, критика всегда была и будет лишь более или менее удачной формой непонимания того, что создал автор. Произведения искусства не столь просты, чтобы кто-то смог описать их словами. Вообще, большую часть нашего опыта не высказать - многое из происходящего происходит там, где словам попросту нет места. Но еще более сопротивляются словесному описанию произведения искусства, как нечто, обладающее собственным таинственным бытием, продолжающимся рядом с нашей скромной мимолетной жизнью.

После этого предисловия, если позволишь, я скажу только, что, прежде всего, в твоих стихах пока не чувствуется собственного стиля. Хотя в них и есть необходимая тишина, и еле заметные ростки чего-то своего, личного. Лучше всего это заметно в твоем последнем стихотворении - "My Soul". В нем что-то твое и только твое пытается стать словом и мелодией. Как и в стихотворении "К Леопарди", где ты вновь рисуешь схожий, полный глубочайшего одиночества образ. Тем не менее, твои стихи - еще не что-то, что существует само по себе, независимо от тебя. Даже "My Soul" и даже "К Леопарди". Письмо, с которым ты отправил стихи, сделало очевидными те многочисленные и неизбежные промахи, совершенные мной при чтении. Я совершил так много ошибок, читая твои стихи, столь многого не понял, что обо всем мне и не упомнить.

Ты спрашиваешь, хороши ли твои стихи. Ты спрашиваешь... Ты спрашиваешь у меня. До этого ты спрашивал еще у кого-то. Ты посылал свои стихи в журналы. Сравнивал их с другими стихами. Ты всякий раз выходил из себя, когда редакторы отвергали твою работу. Но если ты просишь моего совета, то я говорю тебе: прекрати. Прекрати все это. Ты пытаешься "посмотреть со стороны", а этого следует избегать. Избегать, хотя бы начиная с того самого момента, как ты прочтешь эти строки. Никто не может тебе помочь. Никто. А все, что ты можешь сделать - это остаться наедине с собой. Так останься. И найди ответ всего лишь на один вопрос: почему ты пишешь? Посмотри, уходит ли желание писать корнями в самые глубины твоего сердца? Ты должен понять, смог бы ты жить, если бы тебе запретили писать. В тишайший час этой ночи спроси себя: надо ли мне писать? Уйди в себя так глубоко, насколько только можешь, и найди ответ. Если ты перестанешь "смотреть со стороны", если сможешь остаться наедине с собой, ответ придёт легко. И если ответом на столь серьезный вопрос будет простое "я должен", тогда тебе просто ничего не останется, как жить с этой необходимостью. А кроме того, вся твоя жизнь, включая самые обыденные ее моменты, станет подтверждением правильности полученного ответа.

Это не трудно: нужно быть естественным и попытаться сказать то, что хочешь сказать. Сказать так, как если бы никто до тебя этого не говорил. Попробуй рассказать о том, что видишь и чувствуешь, любишь и теряешь. Но ни в коем случае не пиши стихи о любви. Вообще, сторонись избитых тем. Чем проще тема, тем сложней над ней работать. Надо обладать абсолютной властью над словом, чтобы создать нечто свое там, где есть богатые традиции, давшие жизнь прекраснейшим творениям. Избегай общих тем, пиши о том, что дает тебе сама жизнь. Попробуй описать свои печали, свои желания, высказывай не дающие тебе покоя мысли, пробуй выразить свою любовь к красоте. Подойди к этому спокойно и скромно. Пользуйся тем, что вокруг тебя. Это могут быть какие-то образы из снов, или что-то, что ты никак не можешь забыть. А если жизнь кажется тебе скучной - не сетуй на нее, а вини себя. Потому что для творца не существует скуки и скучных мест. Даже если ты думаешь, что отбываешь срок в камере своей жизни, куда не попадает ни единый отзвук огромного мира - у тебя все равно остается сокровище, которое одно стоит всего остального на свете. Я говорю о сокровище, имя которому память. Обратись к ней. Пристально всматривайся в свое прошлое, наверняка ты забыл там что-то очень важное.

Ты станешь сильнее. Твое одиночество окажется весьма обширным местом, иногда сумеречным, но там тебе никто не будет мешать. И если ты будешь возвращаться оттуда со стихами, тебе не будет дела до того, кто и что может о них сказать. Ты не будешь стремиться во что бы то ни стало заинтересовать журналы. Тебе будет не до того. У тебя будет всего достаточно. У тебя, у твоей жизни будет свой собственный голос, он станет ее частью.

Работа художника только тогда и хороша, когда возникает из необходимости. И это единственное, исходя из чего она может оцениваться. Поэтому мой единственный тебе совет: останься наедине с собой, вглядись, попробуй понять насколько глубоко тот источник, из которого бьет твоя собственная жизнь. Найдешь его - получишь и ответ на вопрос, должен ли ты писать. Прими этот ответ и не пытайся его как-либо интерпретировать. Прими его таким, каков он есть. Возможно, ты обнаружишь, что быть художником - твое призвание. Тогда прими это как судьбу и не спрашивай, будешь ли ты вознагражден. Потому что творец сам должен быть собственным миром и должен уметь находить все в самом себе и своей жизни.

Если же ты обнаружишь, что тебе не быть поэтом (если ты чувствуешь, что можешь жить и не писать), все равно поиск, о котором я пишу, сослужит тебе службу. Он будет небесполезен. Твоя жизнь по-прежнему будет бить из того же источника, и тебе по-прежнему будет открываться множество путей. Возможно, они будут не менее прекрасны, чем путь художника, или даже окажутся прекрасны настолько, что мне и не описать.

Что тебе еще сказать? Мне кажется, я объяснил все более-менее четко. Хотелось бы только добавить: ты должен расти, расти спокойно, не избегая ничего, что встретится на пути твоего развития. И ничем более ты не можешь повредить этому развитию, чем постоянным поглядыванием на других в ожидании от них ответов на вопросы, которые касаются того, что в тебе, и что само, может быть, со временем расскажет о себе.

Мне было очень приятно встретить в твоем письме имя профессора Горачека. Мой поклон этому доброму образованному человеку. Очень мило с его стороны продолжать помнить и думать обо мне. Передай ему, пожалуйста, что я был признателен ему все эти годы.

Отправляю обратно твои стихи и еще раз благодарю. Я был честен, отвечая на твои вопросы. Мне бы хотелось послужить более надежным источником знания, чем я, посторонний для тебя человек, являюсь на самом деле.

Со всей искренностью,

Rainer Maria Rilke

Константин Фёдорович Ковалёв. Из переписки.

Простота изложения мыслей ближе всего к истине! И в прозе, и в стихах.
Поэты в начале ХХ века захотели быть оригинальными, так как великими стать не могли, и стали писать "модерново", то есть заумно. И в результате полностью ушли от истины.
Вот у Иисуса самая необыкновенная простота изложения мыслей. И - полнейшая истина!

стихи пишет не ум, а душа, а ум только контролирует душу, чтобы сохранялись гармония и смысл произведения. Пушкин говорил, что "в стихах нет ничего, кроме стихов". Я этого не знал в 26-летнем возрасте, и когда меня кагебешники (3 декабря 1962 года) забрали и привезли в кабинет следователя (а уж потом в свою тюремку), то следователь стал задавать мне вопросы о том, что я хотел сказать той или иной фразой. Надо было сказать, что я уже всё сказал, Муза сказала, но я ещё не знал мудрого совета Пушкина, а потому по глупости стал всё объяснять. Ну и наобъяснялся на срок (хотя меня всё равно посадили бы). Так в одном из трёх стихотворений, за которые меня схватили, были слова "новосоветские князья":

Народ советский одобряя
Всецело повышенье цен,
"Спасибо, партия родная!"
Кричит отныне ночь и день.
Как? Вам не слышен этот голос?
Я слышу много голосов:
Ведь даже небо раскололось
От воя преданнейших псов.
Чиьайте свежие газеты,
Поближе к радио, друзья -
Там выступают, как поэты,
Новосоветские князья..." и т. д.

Это было написано по поводу того, что 1 июня 1962 года в СССР при Хрюне впервые после войны повысили цены. До этого они ежегодно 1 апреля снижались, и люди верили, что в конце концов они сойдут на нет и наступит коммунизм, где будет всё бесплатно.
На следующий день семитысячную демонстрацию новочеркасских рабочих, протестовавших против ухудшения жизни, расстреляли внутренние войска. И на этом фоне по радио цинично выступали дежурные домохозяйки, профессора, знатные токаря, работники обкомов КПСС, утверждавшие, что после повышения цен всем стало легче жить(!!!!!). Эта наглость и вывела меня из себя.

Отвечая на вопрос, кто это такие, я искренно ответил, что "новосоветские князья" - это партийные боссы, которые давно уже не коммунисты и живут как князья, и при этом лгут народу, подделываясь под коммунистическую риторику, ибо тогда народ (и я) верил в коммунизм. Тогда следователь так и написал, что я "ИЗГОТОВИЛ стихи", в которых распространял клеветнические измышления на советский строй, коммунистическую партию и советское правительство, утверждая, что у нас завелись богатые перерожденцы из числа руководящих работников партии". И так он переделывал все мои объяснения, как надо понимать то или иное выражение. А надо было сказать, что в стихах уже всё сказано и добавить к сказанному в них нечего, так как поэт выразил свои чувства в момент написания стихотворения. А читающий пусть всё понимает в меру своей испорченности.

Я говорю это к тому, что я сказал в данном стихотворении о двойственности психики и поведения женщин, и разъяснять ничего не надо. Просто женщины - это не мужчины. У мужчин цель - оплодотворять, получая удовольствие, и радоваться детям, а у женщины цель родить детей от человека, который надёжно обеспечит её "гнёздышко" - семью. И если он не удовлетворяет таким требованиям, женщина даже знакомиться с ним не захочет, а глупый и чистый мужчина страдает и ломает себе голову, думая, чем же он плох: смотрится в зеркало (не уродлив ли?), думает об своём умении себя вести, о своих талантах, полагая, что этим он должен был бы понравиться женщине. А женщине надо, чтобы она была (женская поговорка) "быть за ним, как за каменной стеной". То есть мужчина и женщина - это два разных типа людей, имеющих разные интересы и понятия. Женщина может страстно влюбляться, когда она видит, что данный мужчина - это то, что ей очень надо, а потому необходимо его завоевать. Как видите, в поэзии я идеалист, как пушкинский Ленский, а в жизни я реалист, хотя срываюсь часто в поглупление, называемое влюблённостью, честно женюсь, а потом страдаю.

Что до Бога, то я как марксист, то есть материалист, в него не верю, как и Вы. Но в поэзии он у меня присутствует, как идеальный образ сверхчеловека: абсолютно доброго (всеблагого), справедливого, всемогущего, всеблагого (вседоброго) и бессмертного. Ведь людям втайне хочется быть и бессмертными, и всемогущими, абсолютно справедливыми. Бог - это то, кем бы желал быть человек. Не верю и в загробную жизнь. Но стихи без чуда мира - не стихи, и поэтому в них у меня присутствуют и Бог, и ангелы и другие сверхъестественный существа. Более того, стихи лучших поэтов мира, например, Лермонтова или Есенина именно тем и хороши, что в них присутствует языческое восприятие мира. То есть если христиане смотрят на природу примерно так как атеисты (живые для них только люди, имеющие душу, и животные, не имеющие души, а бессмертен только Бог и ангелы), то для язычника (и для поэта, интуитивно сохранившего языческое восприятие мира) всё в мире вплоть до камней живое и способное, если надо, даже говорить и любить, вспомним "Ночевала тучка золотая..." (ср. русские сказки - остатки уничтоженного православием язычества: в сказках и деревья говорят, и животные, и птицы, а у Лермонтова "Пустыня внемлет Богу, И звезда с звездою говорит". Чем нас пленяют эти два образа? Существованием ЧУДА! Человек мечтает о чуде, которое спасло бы его от тягот жизни и даже сделало бы бессмертным. И лишь людям с компьютерными рационалистическими мозгами всё это кажется чушью, он рационален и хочет денег и благ современной цивилизации. Я же умом гляжу на мир рассудочно, но спасает меня от постоянного осознания этого неинтересного холодного мира художественное воображение, творящее в моей душе мир чудесных возможностей духовного порядка и бескорыстной любви ради любви (что со "злодейками" невозможно, пожалуй!). И такое поэтическое отношение к жизни, к миру как раз позволяет мне жить, в то время как сухие философы не выдерживают иррациональности мира и жизни и часто погибают до срока.

В поэзии человеку с трепетной лирической душой - спасение от мира суровой прозы.

"Мощи" дают и ироничный оттенок, и "вечностный". Перечитываю - образы великолепные, ясность смыслов и "всеобщность" их приложения и , одноременно, выход за будничную реальность через саму эту будничность посредством иного угла зрения. Это то, что мы называем поэзией, то есть когда удаётся выразить то, что мы обычно называем невыразимым, томящимся, волнующим, приближающимся к какой-то изначальности в нас.
Такие образы сам и не выдумаешь, они "всплывают":)

Ольга Шмелькова 01.05.2013 06:30

Венеция
Алексей Александрович Максимов
Letum non omnia finit
Из Проперция, эпитафия на могиле И. Бродского
Реальность – это хлам на берегу.
Но в гугле море синее и в мае,
и в январе. И гуглы нам не лгут.
Венеция… она напоминает
с лазурной жилкой светло-карий глаз
на нежно-синем - трепетное фото
любимой или женщины на раз.
И это не проблема поворота
взирающего ока; весь вопрос -
в пропорции упрямства и кокетства.
Морской травой и солью тянет в нос
с останков корабельного наследства,
закопанных в болота на века
во времена, как говорится, оны.
В помине нет лихого кабака,
где юбки задирали за дублоны
с дукатами, что рядом за шелка
и прочее - для шлюх, но подороже, -
отвешивала тряская рука
с коричневыми пятнами на коже.
Да, нонешние бары – вид не тот,
но и сегодня строчка прейскуранта
из Тассо тащит рифму и поёт
серебряной чеканкою бельканто.
У бронзовой русалки на двери
истёрлось всё, что выше поясницы,
а ниже – только зелень, как не три;
войдёшь - и дышишь яблоком с корицей
и тёртыми орехами в меду, -
так пахнет кожа женщины из душа,
когда скользишь губами к животу.
На грех чревоугодия с картуша
нестрашно скалит зубы жёлтый лев,
в раздумье между чтеньем и зевотой
страницу толстой лапою поддев.
Кошак играет ветхой позолотой,
тоска ему мурчать среди колонн,
где мрак часовен влажен и велюров,
где мраморная холодность мадонн,
где из холстов в бессчётных кракелюрах
торчат святых желтушные мослы,
где в вечном диатезе херувимы
(наивно наведённые мосты
прекрасного с пристойно-допустимым).
И как бы древний цензор не был крут,
итог мультипликации ужасен:
когда с картин младенцы побегут -
не напастись ни памперсов, не ясель,
и их нашествие сравниться сможет лишь
с китайской толчеёю на причале
наивной одинаковостью лиц -
и с варварским базланьем хищных чаек,
а места ведь и вправду с пятачок.
Невестой после свадьбы дрыхнет мостра,
вон гондолы обугленный стручок
с ленцой танцует с острова на остров,
вон катер, переполненный что твой
вагон метро от Выхина до Пресни,
опасливо пускает сиплый вой
в размытое туманом поднебесье.
Всего too much (по-русски – выше сил),
и каламбур родится идиотский -
что, слава богу, город не почтил
своим вниманьем Лев (который Троцкий).

Однако Бродский… тема сплошь темна.
Какие-то загадочные дамы
зачем-то от поэта без ума,
но не спешат заняться с ним тем самым.
Наверное, никак нельзя без дам.
без них любой пейзаж не интересен,
без них, без дам, Венеция – бедлам.
Поэт и в этом смысле не был пресен
и городок для нас изобразил
загадочно, ритмически и штучно,
лишив бродячий сброд остатков сил
Венецию любить собственноручно.
Черкнув эссе, допил вино под сыр,
на синьорин вокруг взглянул чертякой
и перед тем, как выпрыгнуть в эфир,
оставил тело, как застрявший якорь,
на острове, чей рыжий черепок
уложен в воду ручкой Прозерпины
(три имени, сплетённые в венок,
сей выводок, сей поезд журавлиный…)

Творцы, в музей! На пенсию, Сизиф!
Прогресс обожествляется наукой.
Овидий публике назло смакует миф:
Европа, похищаемая скукой,
терпимостью - не тою, что в «домах»,
а той, что выгрызает убежденья,
как дырки в сыре, в плесени ума,
и растворяет личность в населенье.
И вот оно - беспочвенные сны,
скользящие вдоль храмов и палаццо.
Безбожник, чей удел – со стороны
смотреть без страсти и не прикасаться,
и мы с тобой пополним этот ряд,
поохаем и смоемся навеки.

Любимая ж прикроет рыжий взгляд
мохнатыми ресницами Джудекки,
задёрнет шёлк тумана над водой,
подуспокоит взвинченные нервы
и вновь заблещет юной красотой,
покачивая зеркальцем Венеры
над тёмною лагуной в зябкий час,
когда заря рождается из сини…
Пусть letum несомненно косит нас –
non omnia безжалостная finit.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 24.04.2015. И надо мною Одиночество
• 22.04.2015. Алла Гозун...
• 17.04.2015. Антоныч 3
• 15.04.2015. О пустоте
• 12.04.2015. Кирилл Казаков
• 11.04.2015. Таймень. Владимир Квашнин
• 01.04.2015. Ольга Галицкая