***
Сон Владика в набросках пьесы Марго
Александр Белых
Действующие лица
ВЛАД, РУССКИЙ ПАРЕНЬ
ЁКО, ЯПОНСКАЯ ДЕВУШКА
ПОЭТ ФУДЗИВАРА ТЭЙКА
СЛУГА СТАРИК
ДУХ МЕСТИ «ОНРЁ»
Общие замечания.
Действие происходит одновременно в разные эпохи. Сцена разделена на две неравные части, в каждой протекает какое-то событие. Слева затемнённая сторона сцены стилизованна под комнату придворного поэта Фудзивара Тэйка, занятого сочинением поэтического трактата. Ему прислуживает старик. Справа уголок токийского парка с цветущей сакурой, под которой стоят девушка и парень в джинсах, друг другу передают плейр, слышна современная музыка.
Эпизод первый.
Ночь. На сцене стоит цветущее дерево плакучая сакура, ветви свисают до пола. Рекламные огни мегаполиса, мерцая, освещают дерево. Вдалеке слышится шум проезжающих автомобилей. Говор прохожих. К дереву подходит парень и девушка.
ВЛАД. Вот оно, это дерево, я тебе говорил о нём. Смотри, оно уже расцвело. Как невеста… На тебя похоже… (Срывает один цветочек и протягивает девушке).
ЁКО. Какой ты милый! (Берёт цветок. Их руки соединяются. Влад притягивает к себе девушку, обнимает. Они целуются. Цветок выпадает из рук девушки на землю. Фары проезжающего автомобиля высвечивают фигуры влюблённых и дерево плакучей сакуры. Затемнение. Музыка).
ВЛАД. У меня такое ощущение, что мы как будто попали в сказку Оскара Уайльда…
ЁКО. В какую?
ВЛАД. На самой окраине сада стояло дерево…
ЁКО. Оно было одиноким, и кругом стояла зима, и ему было холодно… Обними меня… (Обнимаются).
ВЛАД. У меня предложение!
ЁКО. Ты делаешь мне предложение?
ВЛАД. Нет, я хотел сказать… То есть да… Я тебе делаю предложение.
ЁКО. Простое, сложносочиненное, сложноподчиненное?
ВЛАД. Ты смеёшься надо мной?
ЁКО. Разве я могу…
ВЛАД. Почему не можешь? Я тебя научу всем видам предложений, начнём с самого простого… Например…
ЁКО. Я знаю, учитель! «Я тебя люблю».
ВЛАД. Прилежная ученица. А теперь разбери его.
ЁКО. «Я» – это подлежащие. «Люблю» – сказуемое в первом лице. «Тебя» – это обстоятельство.
ВЛАД. Значит, я – обстоятельство?
ЁКО. Да, ты – обстоятельство, которое я принимаю во внимание и не хочу его менять. Ты моё самое лучшее обстоятельство в жизни. Откуда ты взялся, мой северный герой?
ВЛАД. Я примчался сюда из далёкой тундры, на упряжке собак, оттуда, где зажигаются не огни рекламы, а северное сияние… Я увезу тебя в тундру! (Кричит).
ЁКО. Я там замёрзну… (Тоже кричит).
ВЛАД. Я натру тебя медвежьим жиром, и тебе будет тепло…
ЁКО. Фу противно! Как всё романтично начиналось!
ВЛАД. Ладно, я тебя обниму, и нам будет тепло, настанет лето, расцветёт тундра, я нарву тебе букет заполярных цветов – белых маков… (Обнимаются и целуются).
ЁКО. А сакура там цветёт? (Они смотрят на дерево и пытаются его обнять руками).
ВЛАД. А теперь расскажи мне про сложносочинённые и сложноподчинённые предложения.
ЁКО. Я хочу, чтобы всегда в нашей жизни были простые предложения. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И чтобы не было никаких обстоятельств…
ВЛАД (смеётся). Я назову тебя королевой тундры… Согласна?
ЁКО (танцует). На всё согласна, хоть на край света… Я согласная буква в твоём языке, в твоей песне…
ВЛАД. Слушай, Смотри! Эта цветущая сакура похожа на то туманное созвездие.
ЁКО. И вправду! То созвездие цветёт как сакура…. Как у Фудзивары Тэйка в его стихах.
ВЛАД. «Вечером, за край смятенных облаков стремятся мои мысли! «Люблю я! – говорят, – далёкую, как небо!»
ЁКО (поёт).
ЮЮГУРЭ ВА
КУМО-НО ХАТАТЭ-НИ
МОНО ДЗО ОМОУ
АМАЦУ СОРА НАРУ
ХИТО-О КОУ ТОТЭ.
Влад подпевает следом за каждой фразой песни.
Затемнение. Звучит буддийское молитвословие в стиле нью-эйдж.
Эпизод второй.
ДВОРЕЦ ФУДЗИВАРЫ ТЭЙКА, 1231 год.
Поэт сидит за письменным столом, выводит кистью знаки, сворачивает свиток. Свет из верхнего окна высвечивает его фигуру в тёмной комнате. Где-то вдалеке звучат струны сямисэн.
ТЭЙКА. Что там за шум за оградой нашего сада? Или мне послышалось. Весна! Неужели я дожил до нынешней весны? Слава Богам! Весна припозднилась. Сакура облетает, словно это далёкое будущее прошелестело облаком лепестков. Что они шепчут, когда отлетают вслед уходящей весне?
(В открытое окно влетают лепестки вишен, осыпают поэта с ног до головы. Входит слуга.)
СЛУГА. Мой господин, позвольте вам предложить плошку риса. Это всё, что у нас осталось в закромах. Больше никакой еды у нас нет. (Ставит на стол поднос с чашкой риса).
ТЭЙКА. Спасибо, мой верный друг. Ты одна мне опора в моей старости. Друзья умерли, дети вовлечены в дворцовые интриги, забыли поэзию…
СЛУГА. Опять снег северных гор принёс нам бедствия. Белые сакуры завалило снегом, ветви надломились. Что нам делать, хозяин?
ТЭЙКА. Помощи ждать не от кого. Нужно крепиться, кости мои ломит от холода, ревматизм уведёт меня в могилу, пальцы кое-как держат кисть, да вода в тушевальнице застыла… Годы мира и спокойствия, и процветания завершились на моём долгом веку… Монашествующий император Готоба в ссылке… Что ждёт поэзию, кто наследует её традицию? Разве тем, кто меч не выпускал из рук, воюя в кланах Тайра и Минамото, посильна кисть поэта? Я опасаюсь, чтобы наша песня не прервалась…
СЛУГА. Песня кушать не просит, а вот вас нужно чем-то кормить, чтобы песня была живой.
ТЭЙКА. Я готов даже невзрачной камышевке отдать свою песню, да вот у каждого живущего своя песня: каждый поёт на свой лад. Кто ж мою произнесёт, раз такая брань пошла на землях Ямато? Нынешний сёгун не желает слышать о стихах. Прежний-то был даровит, слал мне свои опыты, да Боги забрали его рано, в малолетстве. Бедняга Санэтомо! Трактат мой о поэзии он успел прочитать, да не успел воспользоваться наставлениями… «Душа моя во мраке ночном». Ты помнишь, старик, чьи это стихи?
СЛУГА. Память моя слаба, но, кажется, это стихи кисти вашего сводного брата, монаха Дзякурэна. «На крыше из трав затаились печальные звуки дождя».
ТЭЙКА. «И посох, скрывая страданья мои, от мира меня удалил».
СЛУГА. Мой господин… На что вы намекаете: неужели и вы облачитесь в чёрные монашеские одежды? На кого вы меня оставите? Как я буду доживать без своего господина?
ТЭЙКА. Мой старый верный друг, не причитай, иди ко мне, я тебя обниму. Только песня ещё поддерживает мой дух в моём старческом теле, а ты помнишь песни…
СЛУГА. Песней сыт не будешь, не сердитесь на меня, дурака и невежду. У меня есть к вам предложение…
ТЭЙКА. Что ты задумал?
СЛУГА. Слышал я, что снега убили посевы нынешнего года, монастыри подняли бунт, даже монахи не выдерживают голода. Что ж нам, грешным, поделать?
ТЭЙКА. Что ж поделать? Молиться? «Непрочен наш мир».
СЛУГА. «Я из той же породы вишнёвых цветов».
ТЭЙКА. «Все на ветру облетают».Скрыться… Бежать… Но куда?»
СЛУГА. От голода не убежишь. Голод всюду по всей земле Ямато. И молиться будем. За деревья молиться будем, как за детей... Бежать некуда…
ТЭЙКА. Ты прав, мои деревья я взращивал всю жизнь, они как дети.
СЛУГА. Когда дети уходят на поле брани, родителям ничего не остаётся, как молиться и горевать. Вот если в саду нашем посеять немного пшеницы, то к осени будет чем запастись на всю зиму до лучших времён.
ТЭЙКА. Посеять пшеницу – это хорошо придумала старая твоя голова. (Принюхивается). Что это за смрад проникает в наши комнаты? Что за грай вороний?
СЛУГА. Это мёртвых некому хоронить. Мёртвые тела горожан сбрасывают в реку Камо, вот с её берегов этот смрад на всю столицу. Вороны пируют над трупами.
ТЭЙКА. Кто нас схоронит? Нужно заготовить дрова для погребального костра…
СЛУГА. Вот-вот. Если срубить деревья в саду, то можно посеять пшеницу. Если умрём, то эти деревья сгодятся на погребальный костёр…
ТЭЙКА. «Шёл я в небесную даль, куда, я и сам не знаю, и увидал, наконец: меня обмануло облако… прикинувшись вишней цветущей». Эх, дивный поэт был Сайгё, любил я его, хоть и разными путями шли в поэзии: он – по пути простоты, я – по пути избыточного чувства. Одно нас сближало: любовь к таинственному очарованию… Это новое в наших песнях. В прежних песнях поэты любовались красотой, очаровывались красотой. Мы же видели в красоте очарование тайны этого мира или мира иного. Вот так и облако дыма от моего погребального костра тоже какой-нибудь странник примет за цветение вишни. Дайте мне, Боги, умереть не этой весной…
СЛУГА. Я вам не позволю, люблю вас, мой господин, хоть и не понимаю ваших песен. Мудреные они для меня.
ТЭЙКА. Нет уж сил у меня швырять в тебя чашкой за твою нелюбезность к моим стихам и за твои чудовищные предложения… Придётся рубить моих детей – мои деревья. Ничего не поделаешь. Хочу попрощаться с ними, неси одежду. Пойду и погляжу в лица моим вишням, попрошу прощения у каждого дерева.
(Затемнение. Звуки молитвы.)
Эпизод третий.
ТАНЕЦ ДУХА ОНРЁ. НАШИ ДНИ.
На сцене дерево плакучей сакуры в лучах фонарей. Ватага юных варваров, подростков в роликовых коньках (мотоциклисты) кружится вокруг дерева, горлопанит по-японски, хватается за ветви, обламывает. Этот танец вакханалии длится под звуки современной музыки.
Затемнение.
Эпизод четвёртый.
В ПАРКЕ УЭНО
ЁКО. Что стало с нашим деревом?
ВЛАД. Дерево погубили!
ЁКО. Дух дерева рассердится, он будет мстить. Мёртвые всегда мстят, если у них отнимают насильственно жизнь, если их не поминают…
ВЛАД. Кому они мстят?
ЁКО. Всякому, кто не воздаст им… Это проклятие может передаваться из поколение в поколение…
ВЛАД. Что нужно делать?
ЁКО. Нужно ему помолиться, но я не знаю какими словами…
ВЛАД. Может стихи? Ты знаешь стихи про это дерево?
Эпизод пятый.
ТРАКТАТ О ПОЭЗИИ ФУДЗИВАРА ТЭЙКА
Рубят деревья. Слышны удары топора. Тэйка сидит в полутёмной комнате.
ТЭЙКА. Прощайте, прощайте! Простите, меня, вишни! Дни моей молодости миновали, и дни старости минуют, а вам цвести в других селениях и в других временах. Иные поэты будут любоваться вами. Да будут во все времена поэты, воспевающие вас и оплакивающие вас, мои дорогие вишни! Всю жизнь я служил только поэзии, и не было мне дела ни до белых, ни до красных знамён. Но даже здесь, на этом поприще, я сыскал много недругов. Всё это козни тех, кто промышлял поэзией и зарабатывал себе должности при дворе, кто хотел меня отлучить от поэзии. Их имена известны, это…
На сцену выходит Влад и Ёко . Они как бы продолжают речь Фудзивары Тэйка.
ВЛАД. Теперь это уже дело прошлое…
ЁКО. Один человек обратился ко мне с вопросом: Как надлежит слагать хорошие стихи?
ВЛАД. Тогда, вверившись своему глупому сердцу, я записал то, в чём немного сведущ. Никакого особого содержания в том не было, записывал свои мысли простыми словами. Они выглядят убого и, вероятно, предвзяты, но ведь это то, что думалось непосредственно.
ЁКО. Путь песен Ямато, хоть и кажется мелким, но глубок; хоть и кажется лёгким, но труден. Людей, которые понимают это, немного.
ВЛАД. В давние времена поэт Цураюки любил, чтобы душа песни была искусной, мелодия – непревзойдённой, слово – выразительным, а форма была изящной.
ЁКО. Однако, он не создал песен в стиле чарующей красоты избыточного чувства. С тех пор поэты следовали его заветам и были привержены его стилю.
ВЛАД. Однако, со временем душа поэтов оскудевала, мелодия песен слабела, слово становилось грубым. Не говоря уж о поэтах недавнего прошлого, которые думали лишь о том, чтобы облечь в тридцать один слог вдруг пришедшую на ум идею, и совсем не имели представления о поэтическом стиле.
ЁКО. Поэтому песни той поры уподобились земледельцу, который покидает приют в тени цветущей сакуры, или торговцу, который снимает заморские одежды.
ВЛАД. Тем не менее старший советник Цунэнобу, придворный Тосиёри, начальник левой гвардии дворца Акисукэ, придворный Киёсукэ, покойный отец и поэт по имени Мототоси, у которого он учился искусству поэзии, – все они были далеки от грубого стиля п сен того времени и всегда чрезвычайно любили старые песни. Лучшие песни, которые слагали эти поэты, не уступают песням эпохи расцвета.
ЁКО. Действительно, молодые поэты нашего времени искренне думают, что создают поэзию, но стиля они, скорее всего, не знают. Повсюду те, кто просто делает трудным для слуха то, что должно быть лёгким, и соединяет, то, что несоединимо, – поэтому вероятно, что подражает не лучшим образцам.
ВЛАД. Я понимаю, что должен в совершенстве постичь Путь поэзии, но всего лишь наследую славу потомственного поэта. Иногда меня признают, иногда подвергают резкому осуждению, но более всего не хватает души, чтобы любить Путь поэзии, продолжаю настаивать на том, что отвергают другие. К тому же, у меня нет особых знаний и умений.
ЁКО. Слово тоскует о старине, душа ищет новизну, требуется высокая несравненная форма.
ВЛАД. В учении моего отца, которое я не воспринял как следует, говорится: «Поэзия не лежит на дороге, где видишь широко и слышишь далеко. Из сердца исходит, в твоём озарении – она!». Только всего и сказано, а я даже не пришёл к тому, чтобы осознать это как истину. Более того, с наступлением старости и болезни одолевает и глубокая печаль, поэтому забываются краски цветов СЛОВА, иссушается источник души, и даже размышления о вещах пропадают, вот, наконец, бесследно исчезли…
Эпизод шестой.
ОПОЧИВАЛЬНЯ ПОЭТА ТЭЙКА
По всей сцене разбросаны цветущие ветви сакуры. Выходит старый поэт, озирается кругом.
ТЭЙКА. Духи мёртвых… Возьмите мои стихи, для вашего успокоения красоту того мира я воплощал в своих стихах, и дарую их вам… Японская песня подобна светлячку. Когда смотришь на него днём, то это насекомое кажется невзрачным. И думаешь, что же захватывало дух, когда оно светило в саду, пролетая между ветвей? Кажется, что у светлячков нет речи, и они не могут петь, как цикады или птица «угуису». Однако, если подумаешь, то приходишь к мысли, что свет, который они испускают, и есть их безмолвная любовная песня. Они светят и как бы разговаривают одновременно друг с другом; и вся ночь, тёмная ночь, озарённая только вспышками их света, наполняется смыслом и значением. Так и японская песня, собранная в антологиях, несёт будущим поколениям свет из прошлого, успокаивает души мёртвых, радует слух живых…
Другие статьи в литературном дневнике:
