Люди, изменившие поколение. Сергей ДовлатовДовлатов — всегда повод поговорить о себе, и новый фильм Германа-младшего в этом смысле не исключение. Довлатова любить легко. В его 60—70-х, эпоху, бедную на развлечения, чтение — принятых в интеллигентских кругах — книг было культурным кодом и статусным потреблением. Имена становились паролем: «Я даже знаю, что такое Камю», говорил герой довлатовского «Филиала» в довольно успешных попытках соблазнить петербургскую филологиню.
Я помню его страницами и стараюсь цитировать меньше, чем мне это приходит в голову, боясь стать тем утомительным старичком в компании, который вечно хохочет над собственными анекдотами. Довлатов не виноват — он действительно хороший писатель, чья сила не столько в остроумной наблюдательности — ничего удивительного он, в сущности, не наблюдает — сколько в редком языковом, близком к музыкальному, слухе. И еще в лингвистическом неврозе он следил за тем, чтобы все слова в предложении начинались на разные буквы, из-за чего простота его текстов так же обманчива, как его насмешливые истории о себе. В юности кажется, что он избегает фальшивых нот и интонаций, убирает зазор, неизбежно случающийся при переносе реальности в текст. С возрастом начинаешь замечать, что его лирический герой, из рассказа в рассказ не меняющий иронической позы «печальный пораженец», на самом деле не такой уж печальный и совершенно не пораженец. Довлатов лишь делает вид, что продолжает классическую русскую литературную традицию, сочиняя из всех своих знакомцев маленького человека, а из себя — лишнего. При честном же чтении выясняется, что его альтер-эго совершенно не лишний, а довольно типический герой своего времени — нарциссичный, кокетничающий собственными слабостями, безжалостный к другим и бесконечно снисходительный к себе.
Я думаю о женщинах, которые так хотели быть профессиональными красавицами, что считали внутрисредовой богемный адюльтер социальным достижением. Многие из них уехали — при первой же возможности, с чувством, что не нужны и в общем-то враждебны родине, но с ощущением, что все это временно и поправимо. Эмиграция, которую богема 70-х считала и доблестью, и проигрышем сразу, оказалась, прежде всего, социальным лифтом — именно в Америке Сергей Довлатов стал знаменитым русским писателем, написав и издав все свои главные вещи. Расстояние вообще помогает писать про Россию точнее, как прежде помогало Тургеневу, Гоголю, Бунину, Достоевскому — чуть ли не всей хрестоматии по великой русской литературе. Мне думается, это время было несравнимо другим. В нем жили люди, не лишенные иллюзий. Они верили, что на родине когда-то будет иначе. Они надеялись, и небезосновательно, что их опыт и взгляд на Россию, людей, мучительно живших в закрытом мире, окажется интересным снаружи. У нас этих иллюзий нет.
© Copyright: Гал Аник, 2018.
Другие статьи в литературном дневнике:
|