Михаил Анищенко-Шелехметский
Спасибо Стихире.
Именно она подарила мне встречу с Настоящим Поэтом. Так вышло,что, по трагическому совпадению, я узнала о нём лишь в день его смерти...
Михаил Анищенко-Шелехметский.
С моей точки зрения - настоящий большой русский поэт, автор трагически-напряжённой гражданской лирики, философской, философски-мистической, пронзительной, горькой, ни на кого не похожей - любовной...
Думаю (надеюсь!), настоящее признание ещё ждёт его. Ведь у поэтов есть-таки жизнь после жизни...
Евгений Евтушенко писал о нем в 2007 году: "И вот появился поэт, далеко не 22-летний, но красивый своей мудрой детской исповедальностью, поэт не случайный в компании таких бесстрашно бескожих людей, с ханжеской точки зрения, непутевых, зато умевших быть нежными к родине, женщинам и природе, как Сергей Есенин, Николай Рубцов, да и Веничка Ерофеев. Есть у Михаила Анищенко черты и других сильных поэтов – Юрия Кузнецова и Сергея Клычкова, но всё это не вычитанное, а вчитанное.
..сразу понял, что наконец-то пришел долгожданный большой русский поэт. Михаил Анищенко – лучший подарок читателям поэзии за последние лет тридцать, если не больше.
Такие люди иногда валяются на дорогах.
Но такие поэты на дороге не валяются.
Не прогляди этого поэта, Самара. И ты не прогляди, Россия. Мы же тебя называем Россией-матушкой. Так будь матерью своим поэтам."
СТИХИ
"И смотрит Господь удивленно и строго,
И знает, зачем я живу на Земле..."
(эту цитату я отобрала для названия подборки)
Первый снег
На темном крыльце, замерзая,
Теряя ко мне интерес,
Ты что-нибудь знаешь, родная,
Про снег, убежавший с небес?
Здесь ночи из черного крепа,
И голос прощальный дрожит…
Зачем же он с ясного неба
На темную землю бежит?
Прощаясь со мной на пороге,
Скажи, на ладони дыша,
Зачем он лежит на дороге,
Растоптанный, словно душа?
И нет в нем ни злости, ни гнева.
И кто в том, скажи, виноват,
Что снег, убегающий с неба,
Не помнит дороги назад?..
Ну что же, родная, ну что же!
Побег – он на то и побег,
Чтоб не было снега дороже,
Чем этот растаявший снег!
Прощай же на вечные веки!
Нас больше с ума не сведут
Ни беглые снеги, ни реки,
Которые в горы текут.
Летит по дорогам остуда.
И ты, не оставив следа,
Пришла неизвестно откуда,
Ушла неизвестно куда.
Случилось ни мало, ни много…
Сентябрь… Следы на снегу…
Неужто я тоже от Бога
На темную землю сбегу?
РУБАШКА
Сею замыслы, всходят промашки.
Завивается память винтом.
«Я родился в счастливой рубашке!
Но куда она делась потом?»
Помню, помню, как страшная сила,
Под сгоревшей до срока звездой,
Нас с тобой на земле разводила,
Разливала студёной водой.
Что за жизнь? На испод, нараспашку...
И какого нам надо рожна?
Ты врывался, снимая рубашку:
«А вот эта тебе не нужна?»
Просыпались и плакали дети,
И жене, подбегавшей ко мне,
Говорил я: «Любимая, ветер!
Это ветер свистит в тишине!»
Это ветер - во сне и на деле...
Забежал бы, Сергей, сгоряча!
Я скажу, что в роддоме надели
Мне рубашку с чужого плеча.
Может быть, мы уснём и проснёмся,
Так, где молодость, дым и вино,
И рубашками снова махнёмся,
Как случилось когда-то давно!
ЖЕНА И АНГЕЛ
И отныне мне с круга не сбиться,
Не исчезнуть в снегах декабря.
Даже Богу жена не приснится
Совершенней и чище тебя.
Сколько раз ты уже, обмирая,
Словно строчка в горящем письме,
Босиком убегала из рая,
Чтоб меня отыскать на земле.
И пройдя по дремучей дороге,
Потрясая остатками крыл,
Оставалась со мною в берлоге,
Где я морду полгода не мыл.
Голодала, чесалась, дрожала,
И, расхожий меняя сюжет,
Темноту, что меня окружала,
Превращала в негаснущий свет.
СТИХИ НА ВЕТЕР
Хорошо, что я круглый дурак,
Что хочу и зимою, и летом
Жить одною тобою, но так,
Чтобы ты не узнала об этом.
Да, конечно, я круглый дурак.
Но я тайному голосу внемлю,
Понимая, что именно так
Любит Бог человека и Землю.
ПАЛЬЦЫ
Поэты, странники, скитальцы,
Всю жизнь, где таял вечный мрак,
Мы были равные, как пальцы,
Страною сжатые в кулак.
Но за чертою «или-или»,
Где умерла любовь и честь,
Нам всё, что было, подменили
И отравили всё, что есть.
И там, где вечные паяцы
Победой пирровой горды,
Кричат отрубленные пальцы
И запечатанные рты.
И я кричу в ночи: «Родные!
В разливе морока и тьмы,
Вот эти, жалкие и злые,
Неужто это тоже мы?»
Ликуют турки и китайцы,
Высоцкий плачет: «Всё не так!»
Но растопыренные пальцы
Уже не сложатся в кулак.
РОДИНА НЕ ВИНОВАТА
Дремлет шестая палата.
Врач говорит над врачом:
«Родина не виновата,
Не виновата ни в чём».
Тихо, уже на рассвете,
Тает дыханье врача:
«Я бы хотел перед смертью
Поцеловать палача».
Очи потом пятаками
Врач закрывает врачу.
Боженька над дураками
Держит святую свечу.
И от зари до заката
Плачет палач с палачом:
«Родина не виновата,
Не виновата ни в чём».
НЕ ОТВЕТИШЬ
Навалилась усталость...
За окошком темно.
Что прошло, что осталось?
Да не всё ли равно!
Что за страшная сила
И откуда, бог весть,
Нам с тобой подменила
Всё, что было и есть?
Мы не те и не эти
В нас клубится тоска.
И рождаются дети
С сединой на висках.
Тлеет Русь, словно ветошь,
Гаснет меч-кладенец...
И отцу не ответишь,
Наш ли Ржев наконец...
ОТ ВОЛОКОЛАМСКА ДО ИСТРЫ (Моё любимое!!)
От Волоколамска до Истры,
Не сбросив цепей и оков,
Лежат под землёю горнисты
Сибирских и прочих полков.
Поникли сосновые кроны,
И снова, пророча беду,
Кружатся над Русью вороны,
И Сталин смеётся в аду.
Туманы скользят по низовью,
Ночное безмолвие для...
И всё ещё дымом и кровью
Родимая пахнет земля.
Но зреют другие погоды,
Где мы, изгибаясь в дугу,
Все крепости наши и доты
Без выстрела сдали врагу.
От Истры до Волоколамки,
В тумане то клином, то в ряд,
Как будто немецкие танки,
Бандитские замки стоят.
ВХОДИТ МАТУШКА...
Чтоб войти и поклониться, тихо скрипнет половица –
В невесомости.
Сердце сердцу откричало. Нет конца и нет начала
Поздней повести.
Что за звуки? Что за лица? Плакать мне или молиться?
Входит матушка.
Руки пахнут чем-то пряным, позабытым, безымянным…
- Где ты, лапушка?
Хлопнут двери за порогом, вместе с дьяволом и богом
Входит батюшка.
Руки пахнут давним лугом, подпоясанный испугом…
- Где ты, лапушка?
Конь заржёт у коновязи. Из тумана, как из казни,
Входит дедушка.
Руки пахнут, как напасти, весь разорванный на части…
- Где ты, лапушка?
Даль туманом полонится. Снова скрипнет половица.
Входит бабушка.
Руки пахнут Ленинградом, ожиданием и адом…
- Где ты, лапушка?
Пахнет порохом и сеном, и расколотым поленом,
Дымом космоса…
То ли очи? То ли зенки? И стоят они у стенки,
Все без голоса…
Я смотрю в худые лица, вот отец в окне клубится,
Тает бабушка.
Что за муки? Что за повесть? То ли морок? То ли совесть?
- Где ты, лапушка?
Я воду ношу
Я воду ношу, раздвигая сугробы.
Мне воду носить все трудней и трудней.
Но как бы ни стало и ни было что бы,
Я буду носить ее милой моей.
Река холоднее небесного одра.
Я прорубь рублю от зари до зари.
Бери, моя радость, хрустальные ведра,
Хрусти леденцами, стирай и вари.
Уйду от сугроба, дойду до сугроба,
Три раза позволю себе покурить.
Я воду ношу – до порога, до гроба,
А дальше не знаю, кто будет носить.
А дальше – вот в том-то и смертная мука,
Увижу ли, как ты одна в январе,
Стоишь над рекой, как любовь и разлука,
Забыв, что вода замерзает в ведре…
Но это еще не теперь, и дорога
Протоптана мною в снегу и во мгле…
И смотрит Господь удивленно и строго,
И знает, зачем я живу на Земле.
Другие статьи в литературном дневнике:
