Планета погибших детейАвтор ТГ-канала: Не всё равно 2023 Эту статью я до сих пор считаю лучшей из того, что написала. Даже если после не было бы ничего, кроме «Планеты погибших детей», интервью, которое мы брали у женщины, чья дочь, зять и внук остались лежать под обломками дома на Гурьянова в сентябре 1999 года. Мы поговорили с ней 3 сентября 2004 года. А по телевизору в новостях в это время показывали штурм школы Беслана, куда я уеду еще через три дня. Мы говорили, пили, плакали, а на улице лил дождь и она дала нам зонтик в дорогу, который мы так и не вернули. Для публикации сделали мое фото на фоне звездного неба. Мне передали, что главный редактор прослезился на планерке, когда читал эту статью. Я не знаю, жива ли сейчас главная героиня. Но когда я писала это, то в принципе подспудно догадывалась, что для нас ничего еще не закончилось… В отличие от детей, для которых смерти больше нет. Напомню, что речь идет о 2004 годе. С тех пор ненасытный Молох сожрал сотни тысяч человеческих жизней. И ему все мало. * * * «Далеко-далеко, где звезды купаются в Млечном Пути, где луна висит в небе, как огненный шар, где океанские капли стекают, словно слезы ребенка, — есть планета. Там — за гранью добра и зла — царит вечный покой. И в вечном лете живут безвинные души наших детей. Они счастливы — ведь смерти больше нет…» Эту сказку придумала женщина, чья дочь, зять и трехлетний внук остались в разрушенном доме 19 на улице Гурьянова. Это случилось 9 сентября 1999 года — пять лет назад. Они погибли одними из первых. Не успев осознать, что это — только начало. С тех пор 1668 жизней унесли теракты в России. Свыше 900 — только за последние восемь месяцев. Но человек никогда не умирает один. Вслед за ним, не пережив горя, уходят его родные. «В отличие от многих я спокойно езжу в метро, — говорит Тамара Горбылева, мать погибших. — Полгода назад умер мой муж, и я осталась одна. Поэтому я больше ничего уже не боюсь. Впереди у меня — встреча с близкими, я к ней готова!»
В тот вечер Галина никак не хотела уходить с улицы. Сидела на лавочке в скверике с «четвертинкой» в руках и останавливала соседей — деловых, успешных, состоявшихся в жизни, — торопящихся в свои квартиры. «Посидите со мной, перекурите!» — Отстань, Галка, нас ждут дома... Ее завертело в огненном вихре, снесло в сторону взрывной волной. Руками из последних сил обхватила она широкий ствол дуба. Света больше не было. Дома тоже. Темнота и некуда бежать. — Я пошла в чем была куда глаза глядят, в домашних тапочках, в оборванной юбке. В голове одна мысль: “А как же мама? Где она?” — говорит Галина сейчас. — Меня хватали за руки спасатели, машины светили фарами прямо в лицо, люди повторяли — жива! А я до сих пор не понимаю — на том я свете или на этом. Ее новая квартира в Марьине — просторна и полна света. «Кухня такая большая — куда ей до той, прежней. А я вхожу и плачу: кухня большая, а мамы нет!» Галина до сих пор одна. Замуж так и не вышла. Детей у нее нет. Близких людей тоже. С единственным родным братом она порвала пять лет назад. «Он женился в тот сентябрь, сразу после мамы... Моему племяннику скоро пять. Не хочу никого из них видеть. Столько же было бы детишкам моих друзей, которые остались под руинами. Наверное, я должна чувствовать себя счастливой. Знакомые звонят иногда, поздравляют с праздниками: “Галка, ты еще жива?” А я молчу...» * * * Таких домов в Москве больше нет. Они ушли в прошлое вместе с обязательными бабульками на лавочках, с песочницами для малышей и хоккейными коробками, которые зимой заливали на субботниках молодые отцы, превращая в каток. А молодые мамы натягивали студенческие “снегурки” и выталкивали на лед шестилетних сынишек. Будто кадры из старой и мирной хроники. Эти люди любили и были любимы. Они погибли — пленка оборвалась... «Здесь дружили семьями — в 75-м году АЗЛК построил эту 9-этажную “панельку” для своих рабочих, — вспоминают выжившие. — У нас был один достаток. Одинаковая планировка квартир, одинаковые болоньевые плащи, которые “выкинули” на заводе. Одинаковые мебельные югославские гарнитуры и ковры». Сегодня у тех, кто пережил тот ад, тоже все одинаковое — из «гуманитарной помощи». — В те счастливые дни мы были как на острове: выйдешь на балкон — и Москва-река под тобой, словно плывешь на огромном многоэтажном теплоходе, — вспоминает Людмила Кнутова, жительница 150-й квартиры. — Мой сын Сережка перебирался на другую сторону вплавь, только светлая макушка из воды торчала. Оборачивается и машет мне рукой: «Я здесь, мама!». Дети новоселов были примерно одного возраста. Сплошные Сергеи и Андреи. Они пошли учиться в одну школу, 583-ю — ее тоже теперь нет, нумерация поменялась. «В войнушку наши мальчишки не играли. Мы объяснили им, что нельзя стрелять в живых людей. Пацаны облюбовали подвал, где занимались спортом. Ключ всегда хранился у старшего по возрасту. Когда он уходил в армию — отдавал сменщику», — вспоминают бывшие жильцы. — Теть Люд, дайте сто рублей взаймы. Только маме не говорите, — просил обычно сосед, 29-летний Сережка Баруздин. «Он и сейчас часто приходит ко мне во сне, — рассказывает Людмила Кнутова. — «Дайте пятьдесят рублей. Только маме не говорите!» Сережка погиб — вышел на кухню покурить и уже не вернулся. Его мама, моя близкая подруга, выжила. Только сейчас мы с ней не видимся — нас разбросало по разным окраинам Москвы, далеко ехать, тяжело вспоминать... Дворовая компания с Гурьянова. Детские влюбленности закончились взрослыми свадьбами. Мальчишки приводили в дом к родителям застенчивых снох. Старый двор снова оглашался младенческими криками. «А ваш Сережка вчера с девочкой возвратился», — оповестили как-то Кнутовых вездесущие соседки. — Сын не женился, говорил, что прежде купит свою квартиру, утром 9 сентября он как раз должен был внести в Текстильщиках задаток за нее, — продолжает рассказ Людмила Николаевна. — Сережа безумно любил одну девочку, Гулю. Они расстались незадолго до трагедии. Гуля назло ему вышла замуж. А когда сын погиб, бросила мужа. Сейчас воспитывает сынишку. Я его как-то видела, поиграла немного — такой славненький малыш. А у меня даже внуков не осталось... В то утро она вернулась с дачи — в никуда. Ни мужа, ни сына. Начала жизнь в 62 года с нуля — с покупки иголки и нитки. Под завалами дома лежали призы ее Сережки с «гонок по выживанию», украшения, которые дарил ей сын, семейные альбомы... Друзья собрали неизвестные для нее фотографии Сергея. Жизнь на них замерла в одной точке. И теперь раскручивается по спирали — в параллельном измерении. Сергей снова обнимает свою несостоявшуюся любовь Гулю, у них все впереди — и этот чужой малыш ее внук. Тела Сергея Кнутова так и не нашли. Свидетельство о смерти его мать выбивала через суд. «Может быть, он куда-то ушел? Может, стоит поискать его получше?» — надежда тоже бывает жестокой. Таких «ушедших» на Гурьянова, от которых даже праха не осталось, — тринадцать человек. А денег на анализ ДНК так и не нашли. * * * Наташе Мансулич всего год и четыре месяца. Когда она появилась на свет, на Гурьянова вместо скромной девятиэтажки уже выросли три новенькие башни. Бывших жильцов туда не селили — требовали доплату. Ковши экскаваторов при строительстве вместе с землей выгребали человеческие кости. Люди с охапками живых цветов не могли подойти, все было оцеплено: боялись не террористов — матерей. Женщины выли и катались по первому снегу. Дай бог, чтобы маленькая Наташа Мансулич никогда не узнала об этом. Ее мама и папа выжили случайно. Светлана Мансулич в ночь с 8 на 9 сентября справляла 30-летие. “Было очень тепло, и оставаться в душной квартире совсем не хотелось. Поэтому в полночь с соседями и друзьями мы рванули в “Макдоналдс”, — вспоминает она. — Дома спали моя мама и первая дочка Катюшка”. Их квартиру разрезало пополам. Праздничный стол провалился в бездну. А та комната, где находились бабушка и внучка, — уцелела. «Когда я забеременела второй дочкой, то ни секунды не сомневалась. Конечно, сейчас страшное время — но мы ведь счастливые, доказано!» Жизнь разделилась пополам. Слева от лифта — спаслись. Справа — погибли. В другом подъезде наоборот. В семье Гончаровых выжили как раз родители, осталась их спальня. А бабушка и двухлетний Павлик погибли. — Та семья тоже переехала в Митино, живут где-то рядом со мной. Жена Оля более сильная, но на ее мужа смотреть тогда было страшно, — говорит Людмила Кнутова. — Через несколько лет я увидела беременную Ольгу в магазине, порадовалась за нее, но подойти так и не решилась... Страшнее горя — напоминание о прежнем счастье. Бабушка и дедушка Боровских похоронили пятерых — сына Володю, сноху Наташу, ее маму, внуков Ниночку и Сережу... Дедушка Боровских стал жить дальше. «А что вы плачете? Сережа сейчас придет. Я ему теплые вещи приготовил — на улице похолодало», — встречал он на пороге знакомых. Его квартира превратилась в музей, дедушка жил среди вещей своих близких — и разговаривал с ними, будто мертвые рядом с живыми. Когда он умер, на белом свете осталась одна тяжело больная раком бабушка. ...Ее телефон с Нового года тоже молчит. — Помните, мальчика, которого спасатель вынес из завалов первым? Этот кадр тогда обошел весь мир. Как сложилась его судьба дальше? — спрашиваем мы. — Это Ваня Агеев. Его вытащили уже мертвым. Четыре гроба у них в семье тогда было, никто не уцелел — счастливые... Люди сошли с ума. Спились. Пережили три и больше инфарктов. Сгорели от рака. Сбежали в Америку. Многие держатся только на лекарствах. «Мы ждем сна как избавления уже пять лет», — говорят они. Этих людей можно называть живыми только условно. Они давно уже — за гранью добра и зла. Голубой дом на окраине Москвы, где живет Людмила Кнутова. Здесь к небу близко. Самолеты оставляют вверху прямые и ломаные линии. Прямая линия ее спины. И ломаная — жизни. Она держится, она одна из немногих, кто нашел в себе силы ходить на «совершенно секретный» суд над террористами. Большинство не захотело — не видят смысла. «Ваша явка необязательна», — приписали в повестке. О начале процесса близкие погибших узнавали случайно. Мы умеем скорбеть, но совершенно не умеем наказывать. Суд, который должен был стать публичным и показательным, — строго законспирировали. Информация о нем прошла вскользь. Следствие продолжалось несколько лет. И хотя были установлены основные заказчики серии взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске — Эмир аль-Хаттаб и Абу Умар, найти их так и не удалось. По версии спецслужб — оба уничтожены в Чечне. По другим версиям — скрываются за рубежом, как и главные исполнители. На скамье подсудимых в Москве оказались «шестерки» Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев. Они признались, что выполняли обязанности разнорабочих и водителей. Их приговорили к пожизненному заключению. Верховный суд весной этого года оставил приговор без изменений. * * * «Я — конь троянский, такая же крепкая и все на себе тащу, — улыбается нам Тамара Горбылева. — Фрол, мой муж, — 52-го размера, таких мужиков, преданных до гробовой доски, сейчас не делают...» Своего старшего сына Олега они с Фролом зачали в васильках. Через пять лет родилась долгожданная девочка Юлька. По всем приметам она должна была быть очень счастливой — рыжая и вся в отца. И всего у них было через край. А главное — счастья. «Первый раз мы выдали дочку замуж очень красиво. Но ее муж решил попытать судьбу за границей, звал Юляху с собой, а та отказалась: «Люблю эту гребаную Россию!» Потом встретила Андрея Чернова и переехала в квартиру второго мужа на Гурьянова... В «родовое имение» в Бородине летом приезжали всей семьей. Юлька сажала роскошные розы — сорок сортов. Вечерами пекли форель на костре и смотрели сквозь дым на далекие звезды. Туда же, в деревню, привозили единственного внука Темку. «Бабушка, я не виноват, она сама разбилась», — за несколько дней до трагедии мальчик уронил напольную вазу. Горлышко откололось. «Я вырасту и куплю тебе новую!» Надтреснутая ваза и сейчас стоит. А Темки нет. «Когда они к нам приходили, первой порог переступала Юля, потом Андрей, за которым прятался внучок. Я должна была его искать и громко спрашивать: «Где же Темка потерялся?» И тогда он выскакивал: «Я здесь, бабушка!» Это была такая игра... После смерти детей входная дверь в этом доме на праздники всегда открыта. Никто не спрашивает почему. И каждый Новый год они с мужем, не сговариваясь, в один и тот же момент слышали далекую трель звонка... — Первые дни мы с Фролом встречались по ночам на кухне, каждый плакал в своем углу, — говорит Тамара Дмитриевна. — Я еле успела удержать своего старшего сына, сняла Олега с окна — он хотел выброситься, не мог жить без Юльки. Мертвой мать видела только дочь. Счастливую Юльку узнала она по роскошным темно-рыжим волосам, зять и внук так и остались неопознанными. А потом Юлька пришла к ней во сне. «Мама, держи меня за руку и не отпускай, — тихим голосом попросила она. — Это планета, где все мы живем. Ты не бойся, у нас здесь очень хорошо. Видишь, как блестит вода. Дети купаются в океане и всегда смеются. И Темочка смеется... А мы на горе — и через нее еще никто не переходил обратно. Это — гора Повиновения, мама. Но тебе пора возвращаться...» ...После инсульта Тамару вытащил муж. Ее Фрол — конь троянский. Через четыре года, сразу после того как закончился суд, у него обнаружили маленькое коричневое пятнышко на животе. Последняя стадия рака. Его сердце не разорвалось от горя раньше только потому, что в грудную клетку был вшит кардиостимулятор. Искусственный моторчик шумел еще шесть часов. А самого Фрола уже не было. Он был с детьми. — Я совсем не боюсь умирать, ведь они приходят ко мне во сне, — незадолго перед смертью признался он жене. — Только не считай меня безумным. Но сегодня Юлька стучалась ко мне в комнату и просила пустить. Вся в белом, и Темочка рядом. Они звали меня с собой, на какую-то другую планету — а у меня не было сил подняться... Он ушел 14 января 2004-го. * * * Юлькины розы в Бородине завяли — для того чтобы расцвести на другой планете. Там звезды тонут в Млечном Пути. И океанские брызги солоны, как слезы. Там те, кто ищут, — обязательно находят. А те, кого ждут, — приходят. Там не смолкают дверные трели. «Я здесь, бабушка!»
09.09.2004 Источник: http://www.mk.ru/ © Copyright: Вячеслав Дорошин, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
