Попросите, пожалуйста, Нину. Не по БулычевуАвтор Яндекс-дзена: Не все равно У Кира Булычева есть старый рассказ «Попросите, пожалуйста, Нину». Очень пронзительный и печальный. Я его прочитала лет в двенадцать в антологии советской фантастики и долго не могла забыть. (ПРИМЕЧАНИЕ В.Д.: в своё время публиковал его у себя в дневнике – либо найдите ту запись, либо сам рассказ в Инете, а то тупанёте в своих соображалках) Рассказ был написан в 1970 году. Сюжет немудреный. 40-летний мужчина звонит своей знакомой девушке Нине и случайно попадает в 1942-й год. В октябрь. Ему отвечает другая Нина. Девочка из военного времени. И так они болтают несколько часов, веря и не веря друг другу. И мужчина из будущего рассказывает бедной голодной девочке из прошлого про место, где он потерял случайно свою хлебную карточку как раз за этот месяц и этот год, чтобы она смогла ее найти. А ещё про то, что за замечательная жизнь нас всех ждёт через тридцать лет. Кир Булычев (и не только он), видимо, очень любил футуристические прогнозы о том, как все потом будет, Алиса Селезнёва, возвращаясь в своё прекрасное далеко, также наобещала своим одноклассникам всякого разного: от победы на Уимблдонском турнире до изобретения машины времени. За что многие фанаты сериала «Гостья из будущего» до сих пор не могут ее простить, считая, что вот тогда-то и произошел «эффект бабочки» и мы свернули не туда. Не надо было Алисе так откровенничать! Молчала бы - Советский Союз не развалился. Без шуток, так и думают! Подобные теории есть. Как и то, что мир 2084 года, куда попал Коля Герасимов –это постапокалиптический мир после глобального ядерного конфликта. Поэтому и дети там со сверхспособностями (их заранее готовят, другим не выжить), а Москва зелёная и малонаселённая, воссозданная по лекалам 80-х годов ХХ века. Конечно, проще все объяснить малобюджетностью фильма, но мы -то знаем, что на самом деле все должно было пойти не так. Что ж, люди любят рассказы о том, что их ждёт. Но только если впереди сплошное счастье-))) Между прочим, короткий рассказ «Позовите Нину» того же Булычева под разными названиями экранизировали целых шесть (!!!) раз! Не каждая классика может похвастаться такой востребованностью. Первый раз в 1979. В последний – в 2020 году. И отрывки его можно найти в Тик-токе. В последней версии под названием «Временная связь» несколько изменилась основная сюжетная линия - на Москву летит метеорит, телефоны глючат, а герой Сергея Пускепалис живет не в социалистическом 1972, а в нашем времени (хотя почему-то 2020 год без пандемии), все остальное по канону. С шикарной панорамой Москва-Сити за окном ресторана, который принадлежит ГГ. В оригинальной книжной версии все было гораздо скромнее. Он просто сидел дома. Но самое страшное – это комментарии зрителей на странице фильма. Тех, кто уже живут в 2022 и 2023. Потому что когда герой Пускепалиса со слезами на глазах говорит о том, что войны больше нет и мы всех победили и построили настоящую жизнь, хочется заплакать по-настоящему. Особенно если вспомнить, что сам актер погиб по дороге на СВО, куда вёз гуманитарку. И вдруг начинаешь понимать, откуда может быть этот морок у большинства населения, все ещё считающих себя освободителями. Тогда Европы. Сейчас Украины. Возможно это одно из проявлений посттравматического синдрома, который мучает флешбеками и не даёт забыть. Я подумала: герою Булычева легко быть добрым Дед Морозом и раздавать школьнице волшебные обещания, а что, если бы из своего 1972 года он попал не в 1942, а в 2022? Как бы он заговорил, если бы собеседницей его была девочка из будущего? Чтобы она ему рассказала о том, что с нами случилось? И вот что у меня получилось. Надеюсь, Кир Булычев простил бы. Большую часть текста постаралась оставить вообще без изменений. Что-то сократила, но все равно получилось много - но можно и не читать).
Можно попросить Нину? — сказал я. — Это я, Нина. — Да? Почему у тебя такой странный голос? — Странный голос? — Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь? — Не знаю. — Может быть, мне не стоило звонить? — А кто говорит? — С каких пор ты перестала меня узнавать? — Кого узнавать? Голос был моложе Нины лет на двадцать. — Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу. — Наверное, вы все-таки ошиблись, — настаивала Нина. — Я вас не знаю. — Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой? — Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича. — Простите, — извинился я и повесил трубку. Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Я отыскал на столе пачку сигарет. Какое у меня может быть дело к Нине? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. Я позвонил Нине. — Нина? — спросил я. — Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете? — 149-40-89. — А впереди что? 039? 050? У Вас какая сотовая компания? — Что такое сотовая компания?- пробормотал я.
— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Извините, Нина. Где-то заклинило. Вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает. — Да, — согласилась Нина. Я повесил трубку. Потом снова позвонил. — Я вас слушаю, — отозвалась та другая Нина. — Это опять вы, Вадим Николаевич? — Да, — сказал я. — Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте, что я шучу. — Конечно, конечно, — быстро согласилась Нина. — Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич? — Нет, — ответил я. — У вас важное дело к Нине? — Нет, я просто хотел узнать, дома ли она. — Соскучились? — Как вам сказать… — Я понимаю, ревнуете, — предположила Нина. — Вы смешной человек, — произнес я. — Сколько вам лет, Нина? — Тринадцать. А вам? — Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей. — И каждый кирпич — это месяц, правда? — Даже один день может быть кирпичом. — Да, — вздохнула Нина, — тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас? — Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами. — А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться, — сказала Нина. — Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра к влюблённым фонарям на Майдане. Я вас буду ждать. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной? — Как когда. — А у влюблённых фонарей? — Я не знаю, где это. Обычно у памятника Пушкина. — Где? — У памятника Пушкина. — Но ведь его больше нет. — Как это нет? — Его же снесли две недели назад. — Как снесли? Где в Москве? — Почему в Москве? У нас в Киеве. — Так ты из Киева? Это, получается, нас по межгороду соединили? — удивился я. – А я из Москвы. — Все вы врете, - она внезапно зло рассмеялась. - Из Москвы в Киев нельзя позвонить. — Почему? — Потому что война. — Какая война, — рассмеялся я. — Наверное, ты переучила домашку. Если бы памятник Пушкина отправили на реставрацию, я бы знал. Ладно, ложись спать, Нина. Завтра в школу. — Вы со мной заговорили как с ребенком. — Нет, что ты, я говорю с тобой как со взрослой. — Спасибо. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку. Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать. — Я так и знала, что вы еще раз наберете, — сказала Нина, подойдя к телефону. — Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. Света нет. Интернет не работает. Телефон сейчас разрядится. Я вообще не понимаю, как вы до меня дозвонились. — Ладно, — согласился я. — Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите? — Сейчас только восемь, — сказала Нина. — У вас часы отстают, — отозвался я. — Уже двенадцатый час. Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий. — Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, — объяснила она. — Сейчас октябрь, и поэтому рано стемнело. И вам кажется, что уже ночь. — Теперь ваша очередь шутить? — спросил я. — Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет. — Почему врет? — А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль. Февраль 2022 года. И именно поэтому вы ничего не знаете про войну. Нет, декабрь, — ответил я. И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. «23 декабря 1972 года» — было написано под заголовком. Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания». Но она вдруг спросила: — А вы ужинали? — Не помню, — сказал я искренне. — Значит, не голодный. — Нет, не голодный. — А я голодная. — А что, дома есть нечего? — Нечего! — подтвердила Нина. — Хоть шаром покати. Смешно, да? — Даже не знаю, как вам помочь, — сказал я. — И денег нет? — Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. Мама на работе. Их сейчас поздно отпускают. А папа на фронте. Уже полгода как. А я никуда не могу пойти, так как в любой момент могут объявить воздушную тревогу и надо будет бежать в метро. Девочка шутила. А, может, перечитала фантастики. Помню, видел что-то подобное в журнале «Смена». Один человек позвонил своей девушке и попал в 1942 год. — Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть? А потом схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и возьмете. — Да, хочу, — призналась Нина. — А вы далеко живете? Я — на бульваре Шевченко. — А я на Мосфильмовской. Недалеко от Киевской. — Странно, я никогда не слышала про такую улицу. Вы уверены, что она у нас сейчас есть? А что у вас в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не думайте. — Если бы я помнил, — пробормотал я. — Сейчас перенесу провод от телефона на кухню, и мы с вами посмотрим. Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея. — Итак, — сказал я, — открываем холодильник. — А у вас телефон с проводом? - переспросила Нина. - Никогда не слышала о таком. — А ваш телефон разве без провода? Он на стене висит? Или стоит на столе? — Он не висит и не стоит. Он со мной. Это же мобильник. Так что у вас в холодильнике? — Значит, так… что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно. — Яйца? — Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская, мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с работы. Лучше мы возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины, шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите? — Да, — ответила Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Про шестьдесят копеек банка. Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно. — Это еще почему? В самом деле так проголодались? — Нет, вы же знаете. — Что я знаю? — Знаете, — настаивала Нина. Потом помолчала и добавила: — Ну и пусть! — Не надо, хватит, — сказала Нина твердо. — Давайте отвлечемся. Я же все поняла. — Что поняла? — Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И еще пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней сейчас идет электричка. — И вы все это видите? — Электричка, правда, далеко идет. Видна только цепочка огоньков, окон! — Вот вы и врете! — Нельзя так со старшими разговаривать, — отозвался я. — Я не могу врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся? — Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть. — Что же она, невидимая, что ли? — Нет, она видимая, только окна светиться не могут. И вообще ничего светиться не может. Потому что блэкаут. — Блэк… О чем ты говоришь, Нина? — Блэкаут. У нас нет света, воды и тепла. Поэтому холодильник разморожен и в нем не может лежать замёрзшая курица. Если вы смотрите в окно, то ничего в нем не видите. Потому что там полная темнота во всем Киеве. После бомбежки вышла из строя подстанция. — Какая темнота? Нина, ты о чем? Какая бомбежка? Нет, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток… Я не об этом. — И я не об этом… Постойте, а вы инвалид? — К счастью, все у меня на месте. — У вас бронь? — Какая бронь? — А почему вас тогда не мобилизовали? Вы так странно разговариваете. Как будто бы не по-нашему, с акцентом. Ну-ка, скажите паляница? — Господи, ну паляница… И что? — Вы не наш. Вы неправильно произносите. Вы, наверное, диверсант. Мне было сначала интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду, что из Москвы. — Честное слово, девочка, я говорю правду, — сказал я. — Этого просто не может быть. Мне даже страшно стало. Сегодня электричества опять нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала. И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос: — На каком я могу быть фронте? Какой может быть фронт в семьдесят втором году?! Кто и с кем воюет? — Как кто с кем? Россия с Украиной. Вот тут я в первый раз заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала. — Не пугай меня так, Нина, — признался я. — Может быть, и в самом деле мне подъехать к вам? Как РСФСР может напасть на Украину, когда у нас Советский Союз? — Это вы меня не пугайте, — почти крикнула Нина. — И вы перестаньте притворяться, что вы из Москвы. Потому что иначе я брошу трубку, потому что я вас… ненавижу. Невероятная, забытая картинка возникла перед глазами — то, что было со мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. Когда мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла «буржуйка». И я сижу на диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это была керосиновая лампа? И курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в романах, хотя я тогда не думал о курице… И как я ненавидел фашистов, которые все это с нами натворили. По-детски, искренне и неистово. На всю жизнь. — Вы почему замолчали? — спросила Нина. — Вы лучше говорите. — Нина, — сказал я, — какой у вас сейчас год? — 2022, — ответила Нина. И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Снесли памятник Пушкина. И телефон у неё странный - без проводов. И блэкаут этот… — Ты не ошибаешься? — спросил я. — Нет, — стояла на своем она. Нина верила в то, что говорила. Может, юный голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она заболела, еще тогда, девочкой в 1942, и ей кажется, что она все ещё там? А ей уже далеко за сорок? Но тогда почему ее враги – русские? Тем более, если она живет в Киеве: Должны быть немцы. — Послушайте, — сказал я спокойно, — не вешайте трубку. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война закончилась без малого тридцать лет назад. Вы это знаете? — Нет, — сказала Нина. - Война не закончилась. То есть закончилась. А потом началась. — Ну как вам объяснить? — Ладно, — сказала Нина покорно. — Я тоже знаю, что вы не привезете мне курицу. Мне надо было догадаться, что в нашей жизни никому не стоит верить. Особенно мужчинам. Но уж лучше пусть вы будете из прошлого, чем из Москвы. Я попытался отвлечь ее. Бедная! И голос такой детский. Наверное, она действительно верит в то, что говорит. Наверное, надо с ней быть терпеливее. — Вы расскажите мне, как будет потом, в вашем 2022 году, - сказал я ей. Придумайте что хотите. И извините меня, что я так с вами. Я просто не понял. Я не стал спорить с ней. Как это объяснить? Я представил себе, как сижу мальчишкой в своём сорок втором году, как мне хочется узнать, когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где же я потерял хлебную карточку за октябрь 1942. Что могла мне поведать Нина? Чтобы я хотел услышать? Наверное, когда мы построим коммунизм и полетим на Марс. В 2022 пора уже. — Я не очень хорошо знаю историю, - сказала Нина. – У меня за неё «восьмерка». — Что? Восьмерка? — Ну да, восьмерка. Наверное, это как у вас четверка. Мне мама рассказывала. Советского Союза больше нет, он распался много лет назад. Меня ещё на свете не было. А мама была маленькая. Потом мы как-то жили-жили, а потом все стало совсем плохо. Вы отняли у нас Крым. И ещё Донбасс. Сейчас идёт война. Только не с немцами. Немцы наоборот нам помогают. И вообще все помогают. А вас я должна ненавидеть, хотя вы разговариваете совсем как обычный человек. — А в космос мы летаем, Нина? Заселили Луну? — Она ненадолго задумалась. «Знаете, мне кажется, что нет. Хотя есть Илон Маск, он, по-моему, летает или хочет полететь. Ещё есть искусственный интеллект и его все боятся. Что он станет умнее всех на свете и нас убьёт. Но это, наверное, ещё не скоро будет. А ещё все боялись, что умрут от коронавируса, но это тоже было давно, я ещё в шестом классе училась. Поэтому я об этом почти не вспоминаю. Очень хочется, чтобы поскорее папа вернулся. И чтобы дали свет». Нина действительно знала не так уж и много. Как-то выборочно. И про мое время тоже. Например, про первого космонавта Юрия Гагарина что-то слышала, а про СЭВ, где я работаю, Совет экономической взаимопомощи, куда входят все социалистические страны, даже не подозревала. «Мне кажется, такого сейчас нет, есть НАТО и мы хотим туда вступить, чтобы вас победить и чтобы вы от нас отстали. А вы хотите всех взорвать ядерным оружием, чтобы мира больше не было. И вас тоже не было. И нас с вами. И если мы вас не победим сейчас, то вы так и сделаете, потому что и сами не живёте, и другим не даёте, так все говорят». Я потерял чувство реальности. Если эта несчастная сумасшедшая женщина, притворявшаяся девочкой из 2022 года, и выдумывала, то делала эта мастерски. Хотя бы потому, что никогда в жизни, размышляя о будущем, я и предположить себе не мог, что оно будет таким жутким. Полеты в космос, от каждого по способностям - каждому по потребностям, деньги, наверное, отменят, хотя это вряд ли, будем реалистами, как и про квартиру каждой семьей к 1980 году. Василий Головачев, Иван Ефремов, Кирилл Булычев писали про грядущее счастье и радость, которые польются через край так, что на всех хватит. Ну, может быть, пусть и не через край… Но все равно не так же. Зачем тогда наш советский Луноход прошёл за смену 337 метров, если все в итоге закончится этим? Интересно, какой у неё диагноз? И можно ли ее вылечить? Наверное, я как-то должен объяснить ей, что все не так уж плохо. Попытаться ее переубедить. Да, я не врач, но ведь не случайно же нас соединил этот номер. — Нина, Ниночка, послушайте, - закричал я ей. – Когда мне было тринадцать в октябре 1942, и я потерял хлебную карточку, в подвале на Петровке, когда играл футбол, я думал, что мы умрем от голода, но как-то продержались на одной маминой, и потом была победа, и луноход… И вообще - жизнь. И, может быть, кто-то ее нашёл. Какой-то человек, которому эта карточка была нужнее. Я столько лет утешал себя этим. Я уверен, что все у вас будет хорошо, надо только дождаться. Нина помолчала. — Я постараюсь. Если вы и правда из прошлого, сделайте так, чтобы так, как у нас, никогда не случилось. Есть эффект бабочки, я смотрела по Тиктоку. Хотя, если вы сейчас разговаривайте со мной, значит, мое прошлое уже изменить нельзя, тогда давайте попробуем будущее, оно же ещё не настало, значит, его можно, пусть хотя бы ядерную бомбу не взорвут... Расскажите всем, что так нельзя, я вам почему-то верю, вы - хороший… В этот момент что-то затрещало в трубке и женский голос произнес: 143-18-15? Вас вызывает Донецк. — Вы ошиблись номером, — ответил я. — Извините, — сказал женский голос равнодушно. …И пошли короткие гудки. © Copyright: Вячеслав Дорошин, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
