Рубль обрекли на обесцениваниеРоссийской валюте вынесен окончательный приговор Похоже, «фактор Байдена» все же отразился на российской валюте: вскоре после того, как определился победитель выборов в США, доллар и евро незначительно усилились — до 77,4 и 92 рублей соответственно. В свою очередь нефть откатилась до отметки $39,7 за баррель. Однако эти цифры не подтверждают популярный тезис об экстремальной токсичности Байдена для российских финансовых рынков и экономики в целом. Говорить о капитуляции рубля перед «сонным Джо» пока не приходится. Проблема совершенно в другом: рубль обречен на деградацию независимо ни от чего. Никакой временный, ситуативный позитив не вдохнет в него жизнь, никакие меры господдержки не остановят процесс бесконечного обесценивания. Отыгрывая в какие-то моменты потери, рубль будет неуклонно сползать в пропасть, ежегодно теряя минимум по 10–20% своей стоимости. Все дело в сырьевой, рентной природе российской экономики, а также в иррациональном следовании властей девизу «это даже хорошо, что пока нам плохо». Коронакризис, локдаун в Европе, обвал нефтяных цен, новые санкционные риски, паническое бегство инвесторов в защитные активы — лишь сопутствующие могильщики рубля. Ясно, что «деревянный» впитал в себя весь возможный реальный и потенциальный негатив нынешней смутной эпохи. Доллар по 75, евро по 87 — это уже нечто несусветное, если вспомнить курсовые показатели за январь 2020-го: соответственно 62,7 и 68,7. Нет, это не классическая девальвация, с которой страна столкнулась в 1998-м и 2014–2016 годах. Событие это, как правило, одномоментное и отчасти рукотворное, это переход с одного устойчивого плато валютного курса на другое. Сейчас же мы видим абсолютно иную картину. Вот если бы доллар резко поднялся до отметок в 105–115 рублей, тогда был бы повод рассуждать о полномасштабной девальвации. Статистика по числу новых заболевших ковидом продолжает ухудшаться и в мире, и у нас. В Европе и Северной Америке вводятся все более жесткие карантинные ограничения, в частности на передвижение людей. Это бьет по туризму, спросу и ценам на топливо, это выталкивает инвесторов из рисковых активов. Люди избегают путешествий и больших собраний. Не говоря уже о том, что мировая экономика по уши увязла в самом серьезном за последние сто лет кризисе, вступив в него еще весной. В этой связи значимых факторов, которые бы держали нашу валюту на плаву, сегодня практически не осталось. Однако представители российских властей демонстрируют феноменальную невозмутимость, словно соревнуясь друг с другом в нелепости высказываний, в их вопиющей нестыковке с жизнью. «Она (макростабильность) обеспечивается и поддерживается», — заявил, к примеру, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков в ответ на вопрос, устраивает ли Владимира Путина тот факт, что рубль за год потерял 30% стоимости. «В ослаблении рубля виновата психология», — изрёк глава Минэкономразвития Максим Решетников. «Курс рубля не важен, важна его предсказуемая стабильность» — а эта чеканная формулировка принадлежит первому человеку в стране. Но помилуйте, господа, какая еще стабильность?! Именно по вашей милости курс «деревянного» за последние семь лет обвалился почти втрое: в 2013 году доллар стоил 30,2 рубля, сейчас — без малого 80. То есть россияне, ныне получающие ту же зарплату, что и тогда (в размере условных среднестатистических 30–40 тысяч), обеднели катастрофически, на эти деньги сегодня мало что купишь. Рубль предсказуемо и стабильно слабеет, а люди нищают. Всё, что сейчас происходит с несчастным рублем, было предопределено. Зависимость российской экономики от волатильности национальной валюты по-прежнему огромна, отмечает член-корреспондент РАН Руслан Гринберг. По признанию собеседника «МК», его повергает в шок политика ЦБ и финансово-экономического блока правительства. Ведь есть простое правило: если вам нужен плавающий курс, то он должен стабильно плавать, а не стабильно тонуть. Но это правило не работает по причине откровенно сырьевой структуры экспорта, которая сама по себе ненадежна и волатильна. Эра углеводородного сырья подходит к концу, хотя и не быстро; та же Европа переориентируется на «зеленую» энергетику, на электромобили. А в России экономика не диверсифицирована и на 65% зависит от торговли нефтью и газом. Когда вы продаете «Боинг», вы не переживаете по поводу ценообразования, поскольку оно неизменно. А когда у вас экспорт на две трети состоит из энергоносителей, которые постоянно рискуют либо снижаться, либо повышаться в цене за день-два, это автоматически отражается на курсе. По словам Гринберга, на месте руководства ЦБ он бы подумал о ряде валютных ограничений. Например, о введении налога на движение краткосрочных капиталов — так называемого налога Тобина. Был такой нобелевский лауреат, в 1978 году предложивший ввести налог на операции с иностранной валютой, которые носят краткосрочный спекулятивный характер. И, конечно, уверен эксперт, нужно строго придерживаться правил продажи валютной выручки, то есть обмена ее на рубли. Это тоже поддерживало бы стабильность курса. В знаменитом советском фильме «Айболит-66» главные герои поют: «Это даже хорошо, что пока нам плохо». Похоже, власти придерживаются именно такого постулата, проводя абсолютно невнятную экономическую политику и обрекая рубль на медленное истощение, говорит Руслан Гринберг. Заявлять, что мы таргетируем инфляцию, — это просто за пределами здравого смысла. Вы допускаете девальвацию, которая ведет к повышению цен, в том числе на продукты. Соответственно, инфляция ускоряется. «Не могу подобрать слова — напрашиваются сплошь матерные. О чём они вообще думают там, наверху?» — негодует бывший директор Института экономики РАН. © Copyright: Вячеслав Дорошин, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|