Поэт Валентин Провоторов
"Я думаю, что наиболее потаенным, необыкновенно значительным и гениальным мистиком был Валентин Провоторов (о нем как-раз меньше всего известно). Он работал с глубочайшими пластами традиций..."
/Юрий Мамлеев/
Валентин Павлович ПРОВОТОРОВ (1936-2002) – мыслитель-мистик-поэт-визионер. По образованию историк, по профессии – психолог, педагог, по призванию – поэт и художник. В 1960-70-е годы он входил вместе с Евгением Головиным, Юрием Мамлеевым, Гейдаром Джемалем и другими в знаменитый мистический эзотерический философско-религиозный «кружок на Южинском». Замкнутый и неохотно делившийся с современниками сверх-человек, оставивший в этом мире глубочайшие медитативные стихи.
"...Любые стихи отражают взгляд на исскуство,
как на магию, в буквальном смысле этого слова.
Любое стихотворение с этой точки зрения, когда оно сложилось, спелось,-
есть заклинание и как таковое несёт в себе силу и свою индивидуальную метафизику.
Это магическое зеркало, показывающее временное событие на фоне Вселенной."
/Валентин Провоторов/
ОТРЫВКИ ИЗ РОМАНА В СТИХАХ "ЧАСОСЛОВ МАНДАРИНА"
***
Я тихоня, грустыня. Люблю без ума
повернуться несмело и таять, сомлев.
жирной женщиной мрачно склоняется тьма -
так бывает интимен над жертвою лев.
Это кто же? Зачем? Беспокоить нельзя!
Пусть она укатает меня насовсем.
Я тихоня, грустыня...По краю скользя,
сладко тьма нависает, как с булочки крем.
Вот уже у ребристого синего дна,
уцелован, измят и блаженно плодущ,
я лежу, вспоминая, как дышит она,
Что за странная штука? Не ком, не цветок -
алый, яркий, исторгнутый в Вечность росток?
...
По прихоти я одинок,
по похоти всем доволен,
и платит мне тёмный бог
своею свободной волей.
Двойник мой виден слегка,
но грозен своим размером.
Качает внутри тоска
его от химер к химерам.
Разбить бы плоскость стекла,
пожить бы с собой умильно,
но воля восстать смогла,
а ужас изжить бессильна.
Я полночи с дрожью жду,
не верю словам монаха,
и явственно жизнь в цвету
походит на Душу Праха.
***
...В малиновой феске шастает
рассвет, принимая смену,
персидские сны глазастые
тускнеют и тают в пену.
Мигает мне ночь невесело -
она не желала зла мне.
Со мной бы весь век чудесила,
но день нависает камнем.
Завязки на маске прочны ли?
Я снова лакей в палаццо.
Дивятся друзья порочные,
как любо мне в нём кривляться,
как ловко по ложам выспренным
и мелким мотаться дырам...
Люблю не совсем, но искренно
быть собственным антимиром.
***
*)Не устанут тающую тискать,
звонко бьют о медную посуду,
а она не знающим, не близким
доверяет истины Оттуда.
А она сама себе апостол,
потерявший на небе мессию.-
Ей бы быть круглей и ниже ростом,
а ему ловчее и красивей.
Но на крик молчание вселенней,
воспаря, аукнешся ничтожней,
телеса охрипли от мучений,
проростает истинное ложным,
а когда дряхлеет в купе зелень
и обман отряхивает нищий,
в небесах пропархивают цели
и душа растёт на этой пище.
***
*)Как ты легко разметалась в хрипе
всей кучей ног обнажённых в скит!
Желанье буйное, нега, гибель,
познанье, пламя и мрак - Лилит!
На дух дохнёшь и свечой желтушной
в последнем вопле сотлеет маг
Дави стогрудьем своим жемчужным,
вонзай в межлобье, как пику, стяг.
Глазастой раной увижу в призме
- ведь я иначе прозреть не мог -
что стала жизнь кривотолком жизни,
в твой заголённый ползя адок,
что я, стеная и тая лужей,
от ямы в угол спешу за ней,
и тьма двойняшек моих наружу
твой кислый жадным выносит клей.
***
*)Пора безисхдно мглиста,
дыханий исток иссяк,
лишь блещут, как звон мониста,
голодные сны бродяг.
Ты пальцами странно крутишь,
мерещится синий дым.
Выходит из лампы кукишь,
а ты объясняешь: "- Мим!"
По этой модели гномы
его для тебя скуют.
Уйдёте без слов из дома
по росту искать уют.
Не будет блуждать дорога
и жажда томить в песках:
всего накидает много,
да только не в тех мешках.
Жизнь тебя тихо схоронит,
но вместе с тобою мим
всё будет ловить в ладони
редеющий синий дым.
***
*)Женским ногам поклонятся по рабски
с детства привычно. Их тёмный Магнит -
тайное тайн манускриптов арабских,
вечная бредня маньяков - Лилит.
В тяге извечной душа преуспела
зелье от них принимать, трепеща,
с дрожью следить их подпольное дело,
стлаться под них, словно полы плаща.
Топтаный радостно, спросишь, не рок ли,
вечно при них отбывая посты,
так и не вычитать их иероглиф,
не научиться их кликать на "ты"?
Что же? зато по кладбищенским складам
будет земля, как грехи, мне легка,
буджет всегда надо мною и рядом
тяжесть и хрупкость Её каблука.
***
Невольница-ночь торопится
Младенцев насытить плотных,
Густеет в сосках сукровица
И льется сквозь них щекотно,
И катятся в мрак булыжники —
Громоздкие страсти-духи,
Плюют и узорят книжники
Внутри огневой старухи.
Приставить бы выше лестницу.
Упруго стрелу налучить,
Взобраться, присесть и свеситься,
Нацелясь на Верный Случай.
Пусть нижние пляшут в мании!
Я, серый и тихий с виду,
До дна оближу познание
В зеленом пупке Изиды.
***
*)Я где-то тайно монголоид,
хотя забит и съеден конь.
Гримировать меня не стоит -
сложите лучше, как гармонь.
Колдун приедет в красной кепи,
в гармонь легко войдёт игла,
и полетим над чернью степи
на крыльях чёрного орла.
Старик припомнит заклинанья,
орёл, как скрежет, кинет зов -
во тьме проступят очертанья
умерших в криках городов.
Увижу в слабости минутной
из дали будущих времён
Руси весёлой и беспутной
последний выстраданный сон.
***
*)Укутаны трауром фрески -
страницы таинственных книжек,
маячат в уме арабески
забытых вселенских интрижек.
В заброшенном тихом Соборе,
где сумрак зловеще и гуще,
так жутко в ребячьем задоре
подглядывать тени Грядущих.
Внутри гул и эхо незнанья,
в глазах звездопад гиацинтов,
в их гроздьях сквозят полыханья
туманных огней лабиринта.
Слабея прохладой нездешней,
слагается тело в растенье.
Истаять стараетсяежний
в опаловом густном свеченьи.
Но в радужной пляске пляске прелестной,
из тьмы воздымаясь под своды.
взрывается мукою крёстной
развёрзтая бездна свободы.
И всё! Где же новые грани?
Где хмель подступающей битвы?
Лишь судороги тихих рыданий
на дне удивлённой молитвы.
***
*)Я теперь хочу тебя потрогать -
больше ты нутром не суетись!
Пусть невнятно шамкает дорога,
проводком обматывая высь...
Жутко жить в коротком интермеццо,
в вечно неустроенной душе.
Не помыться толком, не раздеться,
в попыхах любить "а ля фурше".
Вдруг придут и спросят в глупом раже,
- Мало ли на свете разных дур! -
что ты в ней, в своей бессмертной нажил?
где добыл последний гарнитур?
Я теперь хочу тебя потрогать,
разбудить уснувшее тепло...
Ведь не сразу было так убого!
Что-то там плясало и цвело...
_______________
Другие статьи в литературном дневнике:
- 11.11.2012. Поэт Валентин Провоторов