Он отравлен бензолом,
он ночью блюёт в Оку
и красуется швами в грязи и монтажной пене.
Этот город не слышит, как я прихожу к замку
и зачем-то считаю
сосчитанные ступени.
А замок с перепуга почти матерится: «щёлк!»
/надо новый поставить, да мешкаю вот лет сто уж/,
в этом долбаном мире теней и небритых щёк
можно жить, только если
дежурит знакомый сторож.
В южной комнате полночь, и люстра висит, как мышь;
из игрушечной кухни навстречу идёт стряпуха,
в недобитом кувшине томится рогоз-камыш,
начинённый стихами…
стихами белее пуха.
Здесь не то чтобы сказка, но воздух не ядовит,
и не то чтобы воля, но выбор не так уж важен.
Оклемавшийся город за шторами рот кривит,
насосавшись лекарства
из тёплых замочных скважин.
