Дарья Христовская. Ада.
Она говорит, и голос её убит:
- Я третьи сутки не сплю, и меня знобит.
Я что-то такое ем, но теряю вес.
У меня был какой-то гонор, но вышел весь.
В разговоре я поминутно теряю нить.
А почему — не могу тебе объяснить.
И я понимаю, и я ни слова не говорю.
И я достаю сигареты, и я курю.
И она улыбается, дымом моим дыша.
Я не доктор, но мне подобный симптом знаком.
Ада едва чужим ворочает языком,
а меж бровей (как крыла — вразлёт) пролегла межа.
И я говорю ей: Ада, немедленно уезжай.
Твоя мать ундина с юга, отец — трубач,
такой пасьянс никогда не сходится, как ни плачь.
В твоих артериях кровь конкистадоров и ром.
И если ты не сдвинешься с места — сойдёшь с ума.
Уезжай, как будто тебе попала под хвост вожжа,
что б ни случилось здесь, в этом городе, — уезжай.
Пока у тебя в глазах дотлевает трут,
у тебя лихорадка места, Ада, в стационар таких не берут.
Твоими таблетками, Ада, торгуют в морском порту
и в белых боингах, с такими же психами на борту.
Тебе поможет билет на ближайший чартерный рейс.
А впрочем, можешь просто понюхать рельс.
И Ада смеётся и вдруг светлеет, на раз-два-три,
как будто свечку зажгли у неё внутри.
И я говорю ей: я всё понимаю, моя душа.
15.05.2012
Другие статьи в литературном дневнике:
