Узда на белой кобылице
чернеет быстро с каждым днём.
Как трудно в бедности молиться,
помолимся, передохнём -
и снова к Библии и Торе,
надеясь - может, не соврут.
Слова - история историй,
кому-то пост, кому кашрут.
Кому скоромное-трефное,
одним кулич, другим - маца.
Один пожалуется, ноя,
другой, для красного словца,
всё приукрасит и ничтоже
сумняшеся, и на ура -
детей крестить - забота тоже,
обрезать - тоже не игра.
Одни дворы, одни погосты,
одна страна, одна судьба.
Над миром - пепел Холокоста,
жива надежда, хоть слаба -
не повторится слово в слово.
О чем же двое говорят?
лысеющий, белоголовый
болтают много лет подряд -
что было - вовсе не исчезло,
и мысли здравые тесня,
по взмаху дьявольского жезла
проступит кровь на кистенях.
Забудутся года и войны,
сто первый, домик, сад, ручей...
Тяжелый ропот недовольных -
младенцев смерть, дела врачей.
Не дай-то бог... Узда всё туже,
кому-то крест, кому звезда.
Расходятся в словесной стуже
попутчики да поезда.
И первый говорит второму -
как будешь в храме - помяни
и тех, кто был убит в погромах,
и тех, кто выжил после них.
