Сказка про разбитую коленку...НЕ ВСЕ РАВНО 2023 Так как о политике писать нет пока сил, напишу о любви. И о мечтах. О том, что никогда нельзя предавать свои мечты и себя. Так как о политике писать нет пока сил, напишу о любви. И о мечтах. О том, что никогда нельзя предавать свои мечты и себя. …97-й год. Мне 19. …97-й год. Мне 19. Он похож на молодого Кайдановского и я люблю его просто так. У нас нет денег ни на кино, ни на кафе, и мы просто бродим по засыпанному снегом городу. Немного ругаемся, много целуемся. А потом он говорит, что будет любить меня вечно. И для меня все уже предопределено. Третий курс. Сын. Мокрые пеленки. Курсовая между кормлениями. Дипломная вперемешку с ветрянкой. Профессия, которую я искренне ненавижу все три года подготовки к ней, училка русского и литературы в школе, Онегин, Печорин, «лишние люди». Терпеть их не могу, только к ним все равно придётся привыкнуть, потому что семья - превыше всего. Я воображаю себе нашу будущую жизнь за пять минут и уже согласна на эту жертву. Я смиряюсь. Я бросаю все на алтарь любви. 98-й. Нам по 20. Конец четвёртого курса. На скамейке в старом парке среди липовых аллей и цветущего шиповника, он говорит, что все кончено. Что папа сказал, таких как я у него будет ещё вагон и маленькая тележка, что я помешаю его карьере, сломаю ему жизнь. Я не хочу ломать жизнь. Я же полезная. Я могу быть помощницей, могу идти рядом, могу, если надо, зашивать рваные колготки, сидеть на хлебе и воде, могу работать в школе, получать копейки, засунуть в одно место свои амбиции и мечту о Москве, рассказывая скучающим десятиклассникам из года в год одно и то же про «лишних людей». Пытаюсь объяснить ему это, но он холоден и отстранён. «Конечно, мы будем общаться в институте, от этого до диплома никуда не деться. Как хорошо, что мы никому не говорили, что встречаемся, значит, никому ничего не надо теперь и объяснять». Так как о политике писать нет пока сил, напишу о любви. И о мечтах. О том, что никогда нельзя предавать свои мечты и себя. …97-й год. Мне 19.-2 Да, я не говорила. По его просьбе. Ведь таких, как я, у него уже был вагон и маленькая тележка. Я понимаю, не маленькая. Я не первая. Это он - первый. Всегда и во всем. Он встаёт. Ему некогда. Ему нужно идти в библиотеку. Готовиться к диплому загодя. К первой ступеньке блистательной карьеры... Аспирантура, докторантура, Нобелевская премия. Так предрек его папа. Собственно, говорить ему со мной больше не о чем. Он пытается уйти, но я успеваю уйти ещё раньше, и кричу ему напоследок, вслед, что он всю жизнь будет жалеть об этой минуте, о том, что он сделал, потому что никогда нельзя предавать любовь. Я цитирую Цветаеву, господи, сколько женщин прошли через эту пошлую цитату. «Мой милый, что тебе я сделала…» Он пожимает плечами. «Тебе нужно было идти в театральный». Он сбрасывает меня с плеч как старый пиджак. Дети катаются на аттракционах. Они смеются, а я ухожу из мира, где мой сын, наш сын, которого я придумала таким красивым и умным, и похожим на отца, который никогда не будет зачат, смеётся вместе с ними. И лишь за поворотом, когда он уже точно меня не видит, падаю и разбиваю вдрызг коленку, и плачу навзрыд, без слез... Так как о политике писать нет пока сил, напишу о любви. И о мечтах. О том, что никогда нельзя предавать свои мечты и себя. …97-й год. Мне 19.-3 2018-й. Я часто приезжаю в город, где я родилась. Родители, друзья, то да се. Сегодня меня попросили прочитать лекцию в университете, который я закончила, когда он ещё был институтом. Я так и не стала учительницей в школе, вовремя поняв, что нельзя предавать себя - ни ради какой любви. Теперь я мотаюсь по всему миру в поисках ощущений. И получаю за это деньги. Такая выпала профессия. Вернее, я выбрала ее сама. Мне нравится, как я живу. У меня взрослая дочь. Были мужчины, которых любила я, были те, кто любил меня. Были сильные страсти и сильные обиды. Из которых та, в старом парке, не была ни самой страшной, ни самой болезненной. Корочка отвалилась, думала, останется след, как на разбитой коленке, но все зажило... На молодых всегда заживает. Как давно все это было. И уж точно не ради того, чтобы что-то доказать кому-то как в том старом фильме, я стала тем, кем стала. Просто так получилось. Я не ожидала его увидеть на этой лекции. Он вроде бы преподавал на другом факультете. «Моя мама смотрит тебя по телевизору. Считает, что сейчас ты интереснее, чем в юности», - говорит он мне перед ее началом. Я хочу спросить его о папе, что же обо мне говорит его папа, но так и не спрашиваю. Он доцент. По-прежнему посещает библиотеку. Живет с кем-то в браке в квартире, купленной в ипотеку. Двое детей. Он больше не похож на молодого Кайдановского. Обычный провинциальный лысый дядечка, скучный, предсказуемый, с комплексами. В общем, ничего особенного. «Как вы относитесь к перспективам высшего образования в нашей стране?» - на полном серьезе спрашивает он меня в разделе «ответы на вопросы». Я не знаю, что отвечать. Хреновое у нас образование, вот что, если ради него так просто было предать меня. Я рассказываю новым 19-летним совсем о другом: о том, как ярко светят перевернутые звезды на Мальдивах, что подавали на банкете в честь инаугурации американского президента, о том, как страшно лететь, на самолёте, который падает, думая, что не успела в этой жизни самого главного. И как не хочется просыпаться на рассвете под гул бомбежки в окружённом врагами городе, и как просто разговаривать о проблемах квантовой физики, о которой ничего не понимаешь, с Нобелевским лауреатом. Главное, вовремя навести на разговор о любви. Потому что в квантовой физике я не бельмеса, кроме кота Шрёдингера. О дворцах, где я побывала, и лачугах, где ночевала, и каким невиданными цветами от бледно-розового до глубокого сиреневого окрашивается навстречу космическому кораблю небо на Байконуре, что не может передать ни одно видео — это надо видеть самой. Так как о политике писать нет пока сил, напишу о любви. И о мечтах. О том, что никогда нельзя предавать свои мечты и себя. …97-й год. Мне 19.-4 И по мелочи - о несчастных и счастливых, о добре и зле. Не глобальном зле - а о маленьком, комфортном, которое творим мы сами для себя, потому что так проще, закутываемся в него как в уютный плед, а тот в итоге оказывается смирительной рубашкой и не отпускает. Я понимаю, что ничего бы этого не было в моей жизни, если бы не его папа - как же я ему за все благодарна. Я думаю, что после лекции на кафедре обязательно будет кофе и торт, и я наконец спрошу, как он-то сам прожил свою жизнь, и про папу спрошу тоже, и передам привет, мне это правда интересно, я вообще люблю людей, хотя иногда они меня бесят, и стараюсь по возможности не делать им больно, потому что знаю, как это больно, когда больно делают тебе... Хотя никто в общем-то не виноват. Я уж точно не виновата в том, что он прожил такую жизнь, как прожил. Хотя в юности и искренне пожелала ему этого… Вот и все, что я ему сделала. Мы с преподавательницами уже замочили свои пакетики в чашках, когда влетел он, красный, взъерошенный, стащил куртку с вешалки, завернулся в колкий клетчатый шарф, оставшийся по-моему с тех ещё студенческих лет, а, может быть, он всегда покупает такие на местном рынке, на улице шёл первый снег, девочки с кафедры переглянулись: «А как же чай?» - Мне некогда. У меня библиотека, - он громко хлопнул дверью. «Что это было», - переглянулись недоумевающе они. А я одна знала что. Это была любовь. © Copyright: Холодный Берег, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
