Аркадий АверченкоПятнадцати лет отроду мы все начали «страдать». Это — совершенно своеобразное выражение, почти не поддающееся объяснению. Оно укоренилось среди всех мальчишек нашего города, переходящих от детства к юности, и самой частой фразой при встрече двух «фрайеров» (тоже южное арго) было: — Дрястуй, Сережка. За кем ты стрядаешь? — За Маней Огневой. А ты? — А я еще ни за кем. — Ври больше. Что же ты, дрюгу боишься сказать, что ли ча? — Да мине Катя Капитанаки очень привлекаеть. — Врешь? — Накарай мине Господь. — Ну, значит, ты за ней стрядаешь. Уличенный в сердечной слабости, «страдалец за Катей Капитанаки» конфузится и для сокрытия прелестного полудетского смущения загибает трехэтажное ругательство. После этого оба друга идут пить бузу за здоровье своих избранниц. Это было время, когда Страшный Мальчик превратился в Страшного Юношу. Фуражка его по-прежнему вся пестрела противоестественными изломами, пояс спускался чуть не на бедра (необъяснимый шик), а блуза верблюжьим горбом выбивалась сзади из-под пояса (тот же шик); пахло от Юноши табаком довольно едко. Страшный Юноша Аптекаренок, переваливаясь, подошел ко мне на тихой вечерней улице и спросил своим тихим, полным грозного величия голосом: — Ты чиво тут делаешь, на нашей улице? — Гуляю… — ответил я, почтительно пожав протянутую мне в виде особого благоволения руку. — Чиво ж ты гуляешь? — Да так себе. Он помолчал, подозрительно оглядывая меня. — А ты за кем стрядаешь? — Да ни за кем. — Ври! — Накарай меня Госп… — Ври больше! Ну? Не будешь же ты здря (тоже словечко) шляться по нашей улице. За кем стрядаешь? И тут сердце мое сладко сжалось, когда я выдал свою сладкую тайну: — За Кирой Костюковой. Она сейчас после ужина выйдет. — Ну, это можно. Он помолчал. В этот теплый нежный вечер, напоенный грустным запахом акаций, тайна распирала и его мужественное сердце. Помолчав, спросил: — А ты знаешь, за кем я стрядаю? — Нет, Аптекаренок, — ласково сказал я. — Кому Аптекаренок, а тебе дяденька, — полушутливо-полусердито проворчал он. — Я, братец ты мой, стрядаю теперь за Лизой Евангопуло. А раньше я стрядал (произносить «я» вместо «а» — был тоже своего рода шик) за Маруськой Королькевич. Здорово, а? Ну, брат, твое счастье. Если бы ты что-нибудь думал насчет Лизы Евангопуло, то… Снова его уже выросший и еще более окрепший жилистый кулак закачался у моего носа. — Видал? А так ничего, гуляй. Что ж… всякому стрядать приятно. Мудрая фраза в применении к сердечному чувству. © Copyright: Борис Рубежов Пятая Страница, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
