Ян Бруштейн. новые стихи
http://www.stihi.ru/2014/03/19/8396
Никогда...
Никогда, никого, ни за что,
Ни за ваши коврижки,
Продырявленный как решето
И набравшийся лишку,
Проигравшийся в дым или в хлам
На последние бабки,
Переломанный напополам
В день жестокий и зябкий,
Не раскрывшийся, как парашют,
Там, где крыто и шито,
Что бы ни было, не попрошу
Я от жизни защиты!
Канун весны
Снег покорен, след потерян,
С неба словно кот наплакал.
Будет вскоре нам, тетерям,
Как насадим солнце на кол,
Как нарежем, бросив между
Веток, прутьев пачки листьев,
Как, невежи и невежды,
Мир оближем взглядом лисьим...
Ни чинов тут и не званий,
Лишь бы сам ты свет не застил.
И тогда случится с вами
Обязательное счастье!
* * *
Небесный город Пятигорск,
По северной дороге к Раю...
Я на краю, я выбираю
Каштанов горсть, и в горле кость.
Давно мы врозь, но в полный рост
Иду, и узнаю по крою
Курортных призрачных героев,
Которых знать мне довелось.
Летает каменный орёл -
От нас недвижными крылами
Он закрывает окоём.
Что потерял я, что обрёл?
Мы не меняемся ролями,
Но остаемся там вдвоём.
Мелодрама
Седому грузному человеку
Выговор хуже чем приговор.
Он режет вены, его тяжелеют веки,
Он видит реки хлещущие из пор.
По мелкой воде шлёпают лошади
Ладошками аккуратных копыт,
И женщина посередине площади
Плачет и опрокидывается на капот.
Он бросил тогда и любовь, и машину,
Не жалея ни женщину, ни авто...
Он шепчет почти что зло: "Мышонок..."
И кони ему отвечают в тон.
С морды лошади - брызги на лоб, но
Крякает скорая, соседки отвратен крик...
А санитар говорит беззлобно:
"Совсем с катушек слетел старик!
улитка
я улитка, мне тяжело таскать мой дом.
в мире липком я прохожу с трудом.
вижу свет из-под корней деревьев и трав,
и за мной поспевает мой древний страх.
там, наверху, нападает на брата брат,
и дома горят, и женщина из ребра
выламывается, голося,
и вселенная умирает в ее глазах - вся!
потом зеленый человек, который погром и разгром,
встанет на меня своим сапогом,
и я навсегда вернусь в тишину.
а он с пулей в животе закончит свою войну.
Сестра
Перевяжи меня, сестра,
Запеленай больную душу,
Так сердце давит, жжёт и душит
Все то, что слышу я с утра.
Закрой повязкой дыры глаз
И воском залепи мне уши,
А то она меня разрушит -
Вся ненависть, что прёт из вас.
Зашей спалённый криком рот
И разорви молчаньем вену...
Я заплачу такую цену -
Тем быть, кто вовсе не живёт.
Но, кожей ощущая стыд,
Пойму, что к пропасти летит
Мой мир, достойный божьей мести.
И ноги сами понесут
Туда, где ждёт нас общий суд,
И там я буду с вами вместе.
* * *
Когда мы пойдём по Неглинной,
Как в юные годы - недлинной,
Где времени звон комариный
В рычании редких авто...
И Сашка, шагнувший в окошко,
И хворью обглоданный Лёшка,
И я, хоть живой - но немножко,
Болтающий что-то не то.
Пройдём по Трубе и Петровке,
Стаканы сопрем с газировки,
И в них раскидаем неловко
Чудесные "Три топора".
Мы встанем - три друга, три брата,
Где лестница в небо подъята,
И тихо мне скажут ребята:
"Пора нам, дружище, пора!.."
Шишок
Вот так живём, потом умрём...
Банальность признавая эту,
Покуролесил я по свету,
Но трезвым отмечал умом,
Что лучше нет тюрьмы, чем дом -
Там все приметы, все ответы,
И там Шишок зимой и летом
Поёт мне песни о былом,
О том, как многих проводил,
Но помнить всех не стало сил,
И как без них темно и тяжко...
Так день за днём, уже без сна,
Он мне читает имена
По списку на своей бумажке.
Дорожное
Маршрутки ход нетрезв и гулок,
Бежит, копытами гремя,
И хочется, чтоб не уснула,
Дать ей кнута или ремня.
Дорога еб*ня - столица,
В Москву, чужую для страны.
Она тебе воздаст сторицей -
Но все мы для нее странны.
Чиновная и воровская,
Свои насыплет медяки,
И никого не отпускает
Из-под бесчувственной руки.
Взлетающая из травы
Когда я снова буду жить,
Прорвавши плевру сна и страха,
И злым конем из-под вожжи
Мне завизжит огнём рубаха,
В которой медный брадобрей
Мне из дверей швырнет поноску,
Подумаю, что мир - добрей,
Хотя и вылеплен из воска,
Попробую на утро выть,
Но только вынырну из мрака,
И тут пойму, что я - собака,
Взлетающая из травы!
Сосед по палате
Сосед по палате, веселый и злой,
Как скажет - погладит двуручной пилой.
Беспечен, отчаян, почти что погиб,
По жизни тачает людЯм сапоги.
Едва откачали дурного врачи,
Он помер вначале, но снова кричит
О страсти, о власти, о том, что вокруг
Ни масти, ни счастья, ни верных подруг...
Сорвется, затихнет, и бьет его дрожь...
"На улице ихней - снежок-то хорош!.."
* * *
По Красноармейской улице, спускавшейся с горы Машук,
Мы катались на старых батареях парового отопления.
Родители до поры не знали вот этих штук,
И пугалось до икоты окрестное население.
По асфальту вода стекала, лёд был живым, как в кино.
И страшно, и сладко было лететь, особенно смутной ночью.
Сколько было ушибов, поломанных рук и ног,
А даун Серёга однажды вообще повредил позвоночник.
Мы больше его не видели, и дальше вращалась Земля,
До слова "бобслей" ещё было немало лет, чуднЫх и разных...
Мы носились на батареях, животами в них вжавшись,
ногами выписывая кренделя,
А внизу ждали девочки в шапках с помпонами,
посиневшие от холода, но прекрасные!
Семейное
В еврейском скудном городке,
Где проходила налегке
Белогвардейская пехота,
Где отдыхали от похода
Красноармейские полки,
Где вдаль смотрел из-под руки
Махно с подгнившего балкона,
И где сгущалось время оно,
А слово тихое "погром"
С утра сочилось по дворам...
В блокадном сером Ленинграде
Просили Бога - Бога ради
Спасти и как-то прокормить,
А дед не уставал корпеть
Над обезумевшей буржуйкой.
Там варево дышало жутко:
Вздыхал и прел сапожный клей,
Похлёбка, лучшая на свете,
И для семьи, и для друзей,
И, понемногу, - для соседей...
В седых Синявинских болотах
Почти пропавшая пехота
Шла на прорыв, как на парад -
Остатки неподсудной роты.
И кто-то вышел, говорят.
Отец со снайперской винтовкой...
Как выжил он, не знаю толком.
Хрипел потом, во сне крича -
Еврей, похожий на грача.
А Ладога жила упрямо.
Мою едва живую маму
Полуторка везла с трудом,
Уже по кузов подо льдом...
А я иду в привычном ритме,
Собака обновляет след.
Кого теперь благодарить мне
За то, что вижу этот свет!..
Рёбра
Судьба-злодейка, дрянь и сводня...
Представишь свой прекрасный образ,
Вот тут она тебя как двинет -
Вмиг припадешь к земной оси.
Ну вот, к примеру, как сегодня:
Мои поломанные рёбра
Так помогают от гордыни,
Что прямо Господи спаси!
А если вздумаешь перечить,
Судьба как раз тебе - невесту,
И отпираться мало толка,
И не ускачешь налегке.
Безумны у невесты речи,
Она тоща, как злые вёрсты,
Есть у нее коса-литовка,
И вечность в старом рюкзаке.
Так будь же стоек, словно стоик,
И смейся, будто жизнь - пустое,
И оставайся рядом с тою,
Что вся - из твоего ребра.
Не ставят в этой школе троек,
И тяжелы ее устои,
Но все же сотрясать их стоит
Касаньем слабого пера.
Сюжет
1.
То ли свет в окне потух,
То ль душа в глазах погасла...
И несёт прогорклым маслом
В час, когда лежишь в поту,
Зацепившись, как в огне,
За своё же отражение,
И плюешь на это жжение -
За грудиной, в глубине.
2.
Без боли этой жизни вовсе нет.
Зову я тех, кого давно забыли,
И облаков потрёпанные крылья
Растерянно крадутся в мой сонет.
Осколки не случившихся сонат
Рассыпаны. Вороны на заборе
Спокойно смотрят, кто кого поборет,
Когда к утру последние заснут.
Ночной кошмар ударится о дно,
Случайный луч прорвётся раньше срока,
Разрежет руку, как трава осока,
И жаркой кровью вымоет окно.
И тот, кому не нужно этих жертв,
Запишет мой мучительный сюжет.
* * *
другу
В твоем осеннем Коктебеле,
Где время стелется по дну,
Колокола под вечер били
И добивали тишину.
Как будто в непрерывном танце,
Людская пенилась река,
И ветер с моря пропитался
Бараньим духом шашлыка.
А там, где на излёте лета
Последний планер пролетел,
Гуляли пьяные поэты
В невыносимой пустоте.
Мадагаскар
На северной оконечности острова Мадагаскар,
В солнечный, но не жаркий полдень октября 2013-го года
Самец кошачьего лемура свою подругу ласкал
Для удовольствия и продолжения рода.
А ты расфасован в коробку хрущёбы,
Где двери - железны, окно - из винила,
Где ты затаился по-мышьему, чтобы
Судьба перед носом хвостом не вильнула.
Когда кошачьему лемуру прискучили ласки,
Он решил пожевать эндемичный цветок равеналы.
Вокруг летали птицы неимоверной окраски,
А море вздыхало, покачивалось и стонало.
Твой завтрак - яичница и макароны,
Потом - беззаветный бросок на работу.
В метро все набились, как будто бараны,
А там, на перроне, избили кого-то...
Сбежать бы, пока не изношен и стар -
На этот, ну как его, Мадагаскар!
А кошачий лемур вздрагивал и плакал во сне,
Снились ему холодные злые макароны,
И город, который живёт, как на войне:
Просыпается с ужасом и засыпает со стоном.
Пепел
Ну что, моя красавица,
Ты лучше, чем тогда была.
Не выпито с лица винцо,
Не съедена с ладошки мгла.
Затеряны давно века,
В которых этот свет мерцал...
Я - из травы, ты - с облака,
Ну как сумели встретиться!
Казалось, будем вечно мы,
Но стало много толку ли -
Крича грачами вешними,
Мы годы перещелкали.
И пеплом дни последние,
Засыпали постели нам.
Не оставляй во зле меня
Погасшим и потерянным!
Спугнет однажды утро вой,
Стирая блики облика...
Пока я прорасту травой,
Ты растворишься в облаке.
16.09.2013 - 16.03.2014
© Copyright: Ян Бруштейн, 2014
Свидетельство о публикации №114031908396
Другие статьи в литературном дневнике:
