Горький И Тургенев

А.Назаренко: литературный дневник

Воробьишко


Максим Горький


У воробьев совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи - пичужки скучные и обо всем говорят, как в книжках написано, а молодежь - живет своим умом.


Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в теплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать - что такое божий мир и годится ли он для него?


- Что, что? - спрашивала его воробьиха-мама.


Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:


- Чересчур черна, чересчур!


Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:


- Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его:


- Чив, чив!


А Пудик глотал букашек и думал: "Чем чванятся - червяка с ножками дали - чудо!"


И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.


- Чадо, чадо, - беспокоилась мать, - смотри - чебурахнешься!


- Чем, чем? - спрашивал Пудик.


- Да не чем, а упадешь на землю, кошка - чик! и слопает! - объяснял отец, улетая на охоту.


Так всё и шло, а крылья расти не торопились.


Подул однажды ветер - Пудик спрашивает:


- Что, что?


- Ветер дунет на тебя - чирик! и сбросит на землю - кошке! - объяснила мать.


Это не понравилось Пудику, он и сказал:


- А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет...


Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил - он любил объяснять всё по-своему.


Идет мимо бани мужик, машет руками.


- Чисто крылья ему оборвала кошка, - сказал Пудик,- одни косточки остались!


- Это человек, они все бескрылые! - сказала воробьиха.


- Почему?


- У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?


- Зачем?


- Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек...


- Чушь! - сказал Пудик. - Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.


Пудик не верил маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.


Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:


Эх, бескрылый человек,


У тебя две ножки,


Хоть и очень ты велик,


Едят тебя мошки!


А я маленький совсем,


Зато сам мошек ем.


Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка - рыжая, зеленые глаза - тут как тут.


Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:


- Честь имею, имею честь...


А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у нее дыбом встали - страшная, храбрая, клюв раскрыла - в глаз кошке целит.


- Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети...


Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями - раз, раз и - на окне!


Тут и мама подлетела - без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:


- Что, что?


- Ну что ж! - сказал Пудик. - Всему сразу не научишься!


А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них - рыжая, зеленые глаза — и сожалительно мяукает:


- Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка... мя-увы...


И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста...
1912 г.



Источник:
Только ею, только любовью держится и движется жизнь...


Иван Тургенев
«Воробей» (стихотворение в прозе)


Я возвращался с охоты и шёл по аллее сада.
Собака бежала впереди меня.
Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.
Я глянул вдоль аллеи и увидал молодого воробья с желтизной около клюва и пухом
на голове.
Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно
растопырив едва прораставшие крылышки.
Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева,
старый черногрудый воробей камнем упал перед самой её мордой - и весь взъерошенный,
искажённый, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой
раскрытой пасти.
Он ринулся спасать, он заслонил собою своё детище… но всё его маленькое тельце
трепетало от ужаса, голос одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!
Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака!
И всё-таки он не мог усидеть
на своей высокой, безопасной ветке…
Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.
Мой Трезор остановился, попятился… Видно, и он признал эту силу.
Я поспешил отозвать смущённого пса - и удалился, благоговея.
Да; не смейтесь.
Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным
её порывом.
Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти.
Только ею, только любовью держится и движется жизнь.


Апрель, 1879




Другие статьи в литературном дневнике: