Елена Дмитриевна Мечетина

"...Бог открывает себя миру, но Он НЕ УПРАВЛЯЕТ этим миром. Этим миром управляет князь мира сего...
Бог ждет от человека дерзновенного творческого ответа. Но этим налагается на человека безмерно большая ответственность и тяжесть, чем обычное требование победы над грехами. Предельное дерзновение в том, что от человека зависит не только человеческая... но и БОЖЕСТВЕННАЯ судьба."
(НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ
"САМОПОЗНАНИЕ", глава VII)

«…учение Якова Беме о "темной природе в Боге"… одно из самых значительных открытий германского духа…
... в первооснове этой духовной культуры лежит … постижение глубочайшего, первичного бытия, как иррационального и темного по своей основе (не в смысле злого, потому что тьма эта заложена до самого возникновения различия между добром и злом). Где-то, в несоизмеримо большей глубине, есть Ungrund, безосновность, к которой неприменимы не только никакие человеческие слова, неприменимы не только категории добра и зла, но неприменимы и категории бытия и небытия. Это глубже всего, и это и есть первоначальный исток, который составляет, как учит Беме и вслед за ним Шеллинг, "темную природу в Боге". Что в природе Бога, глубже Его, лежит какая-то изначальная темная бездна и из недр ее совершается процесс теогонический, процесс Богорождения; этот процесс есть уже вторичный процесс по сравнению с этой первоначальной безосновной, ни в чем не выразимой бездной, абсолютной, иррациональной, не соизмеримой ни с какими нашими категориями. Есть какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьет вечный поток, и в этот вечный источник извечно вносится Божественный свет, в нем совершается акт Богорождения. Признание такой иррациональной, темной первоосновы и есть один из путей к раскрытию и постижению тайны возможности движения в недрах Божественной жизни. Потому что существование такого первоначального темного источника, такой первоначальной темной природы обозначает возможность трагической судьбы Божественной жизни. Если в Божественной жизни разыгрывается трагедия страстей, какая-то Божья судьба, в центре которой стоит страдание самого Бога, Сына Божьего, если совершается в этом страдании искупление мира, избавление мира, то это может быть объяснимо только тем, что есть глубинный источник такого трагического конфликта, трагического движения и трагических страстей в недрах самой Божественной жизни. Это… то, что отрицается всякой гладкой рационалистической теорией о Божестве, всеми приглаженными учениями, которые так панически боятся перенести трагическое движение на Божественную жизнь… сделано германскими мистиками и если не впервые, то с наибольшей силой явлено в их творениях…
…во всей германской философии раскрывается то, что в первооснове бытия лежит некоторое иррациональное волевое начало и что весь смысл и вся сущность мирового процесса заключается в просветлении этого темного иррационального начала в космогонии и теогонии...
… земная судьба предопределяется небесной, в небесной жизни совершается трагедия просветления и избавления через Божественные страсти, трагедия, которой определяется процесс просветления в истории мира.
Такое понимание Абсолютного, характерное для германской мистики и отчасти для германской философии, в особенности философии Шеллинга и еще более Баадера, совпадает и с более глубинным пониманием христианства
…сокровенный процесс в самой Божественной действительности, это – какая-то глубочайшая Божественная история, которая отражается и во всей внешней истории человечества. Поистине, история – не только откровение Бога, но и ответное откровение человека Богу. Вся сложность исторического процесса заключается во взаимодействии и во внутреннем взаимодействии этих двух откровений, потому что история есть не только план откровения Божьего, но и ответное откровение самого человека, и поэтому история есть такая страшная, такая сложная трагедия.
Только потому мировой процесс есть страшная трагедия, только потому совершается кровавая история, только потому в центре истории стоит распятие, крест, на котором распят сам Сын Божий, только потому в центре стоит страдание Бога…»
(НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ «СМЫСЛ ИСТОРИИ",
глава III «О небесной истории. Бог и человек»)



НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ
"ВНИМАЯ УЖАСАМ ВОЙНЫ..."

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя...
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна –
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы –
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей..


НИКОЛАЙ КЛЮЕВ

Я – древо, а сердце – дупло,
Где Сирина-птицы зимовье,
Поет он – и сени светло,
Умолкнет – заплачется кровью.

Пустынею глянет земля.
Золой – власяничное солнце,
И, умной листвой шевеля,
Я слушаю тяжкое донце.

То смерть за кромешным станком
Вдевает в усновище пряжу,
Чтоб выткать карающий гром –
На грешные спины поклажу.

Бередят глухие листы, –
В них оцет, анчарные соки,
Но небо затеплит кресты –
Сыновности отблеск далекий.

И птица в сердечном дупле
Заквохчет, как дрозд на отлете,
О жертвенной, красной земле,
Где камни – взалкавшие плоти.

Где музыка в струнном шатре
Томится печалью блаженной
О древе – глубинной заре
С листвою яровчато-пенной.

Невеста, я древо твое,
В тени моей песни-олени:
Лишь браком святится жилье,
Где сиринный пух по колени.

Явися и в дебрях возляг,
Окутайся тайной громовой,
Чтоб плод мой созрел и отмяк –
Микулово, бездное слово!


АННА АХМАТОВА
"ЧЕРЕЗ 23 ГОДА"*

Я гашу те заветные свечи,
Мой окончен волшебный вечер,–
Палачи, самозванцы, предтечи
И, увы, прокурорские речи,
Все уходит – мне снишься ты.
Доплясавший свое пред ковчегом,
За дождем, за ветром, за снегом
Тень твоя над бессмертным брегом,
Голос твой из недр темноты.

И по имени – как неустанно
Вслух зовешь меня снова... "Анна!"
Говоришь мне, как прежде, – "Ты".
(13 мая 1963. Комарово
Холодно, сыро, мелкий дождь...)

* 23 года отсчитаны от 1940 года, когда Ахматова начала работу над "Поэмой без героя"


БОРИС СЛУЦКИЙ
"ИДЕАЛИСТЫ В ТУНДРЕ"

Философов высылали
Вагонами, эшелонами,
А после их поселяли
Между лесами зелеными,
А после ими чернили
Тундру – белы снега,
А после их заметала
Тундра, а также – пурга.

Философы – идеалисты:
Туберкулез, пенсне, –
Но как перспективы мглисты,
Не различишь, как во сне.
Томисты, гегельянцы,
Платоники и т.д.
А рядом – преторианцы
С наганами и "тэтэ".*

Былая жизнь, как чарка,
Выпитая до дна.
А рядом – вышка, овчарка.
А смерть – у всех одна.
Приготовлением к гибели
Жизнь кто-то из них назвал**.
Эту мысль не выбили
Из них барак и подвал.

Не выбили – подтвердили:
Назвавший был не дурак.
Философы осветили
Густой заполярный мрак.
Они были мыслью тундры.
От голода легки,
Величественные, как туры,
Небритые, как босяки,
Торжественные, как монахи,
Плоские, как блины,
Но триумфальны, как арки
В Париже до войны.

* Вид пистолета

** Данная мысль принадлежит философу и священнику Павлу Флоренскому
(1882 – 1937г.г.)
Расстрелян в Соловецком лагере особого назначения.

Написать личное сообщение    Добавить в список избранных