По-твоему, так по-твоему

По-твоему, так по-твоему

     ***

     – Наконец мы дома. Добрый день в хату, как говорят в Белоруссии крепкие мужики и красивые бабы. Вишь, Галочка, как легко со мной ладить: ты сказала к тебе, ну так к тебе. Ради тебя хоть в рай, хоть в сарай – мне всё равно.
     – Марк, это ты хотел ко мне.
     – Я? Хорошо, пусть это буду я, хорошо… Кто бы спорил в первый день счастливой семейной жизни.
     – Марк, ты сам сказал, что твоя квартира больше, но моя в центре, близко клиника, магазины, аптека, городской сад, а у тебя дальняя окраина. Вот я и уступила.
     – Ну хорошо, хорошо, будь по-твоему; ты права, как всегда, светик лучистый моей радости. А мою сдадим – деньги на отпуск у моря.
     – Марк, я хочу её сдать моему племяннику Лёше, я познакомила вас вчера на свадьбе. Он такой весь белый-белый блондин с чёрными волосами.
     – Да, да, я согласен, конечно, племяшу-племяннику, не чужому же кому-то. А вот ежели, мамочка-кисонька-лапусечка, племянник не заплатит, как с него взять, а таких случаев миллион, сама мне рассказывала, как с полицией тех пьяниц на Замковой выселяли – выселили, а деньги-то тю-тю. Есть у меня, козочка золотые копытечки, приятель буржуй-богатей, он для тёщи квартиру в спокойном районе ищет. Платит в два раза больше, но раз тебе деньги не нужны, то бедному еврею… Я согласен, Галочка, племянник, так племянник – блондин с чёрной шевелюрой, как ты его объявила.
     – Нет, Марк, в два раза это в два. Договаривайся сам.
     – Ну вот видишь, какая ты умница. За первый месяц я уже получил, вот возьми. Кстати, его маман вчера туда въехали.

     ***

     – Ты знаешь, хозяинька моя бесподобная, я ем кашку на молоке и без сахара, но побольше масла; как говорил мой зейде – дзядуля по-белорусски: Машу каслом не испортишь. Мы уже полгода вместе; ты не хочешь этого запомнить, попрыгунья-белочка-пушистик.
     – Марик, я помню, но ты же знаешь, Михаил Игнатьевич тебя предупредил – тебе надо сбросить 8 килограммов не меньше. Жир тебе вреден.
     – Может, да, а может, и нет. Скажи мне, моя ненаглядная капелька бриллиантовая, а кто-нибудь на этой планете знает, как путешествует кусочек хлеба в моём пузике? А ведь я туда его запускаю с другими не только мяскиными друзьями, но и с незнакомыми селёдушками, а и с врагами сладюсенькиными тоже. А там уже эту компанию встречают жучки-паучки там, микробы всякие лапочки хотят своего тоже: поди спроси. 
Бриз души моей спасительный, еда без жира невкусная. А как же может позволить себе хозяйка высшего уровня мастерства, которую я покорил своей красотой и настойчивостью небывалой, готовить невкусно, а?!
     – Ой, Марик, ты уже забил мне голову своими комплиментами. На тебе масло, в другой раз я воды и капли не добавлю, посмотрим как ты это будешь лопать.
     – Ну не сердись, мой цветик-перецветик, если ты говоришь на молоке с маслом, то на молоке с маслом, кто бы возражал? Тебе лучше знать. 

     ***

     Галиночка, моя неохватная тростиночка, послушай сюда, тебе полвека не сегодня, так завтра.
     – Ну ты, Марик, чего? Ещё, считай, полгода с неделями.
     – Вот я и говорю, думать сейчас надо. Твои дети и внуки, мои внуки и дети, подготовиться надо красиво.
     – Так чего сегодня кто готовится – зал заказал и чудненько. А то готовить на такую ораву… сам понимаешь.
     – Понимаю, конечно, понимаю. Ну кто бы что, а я ни буквы против. Так, ведь, все они знают, что моя птичка-галочка повар мировой знатности.
     – Да ладно тебе мировой знатности. Тебе бы двадцать раз на день: Галочка, кусочек вкусненького не имеется?
     – Во, тут ты права опять и снова! Все они так и хотят вкусноты нажраться, ресторан то ресторан, а стол талантом хозяюшки красен.
     – Ну согласна. Давай дома. 
     – Видишь, ты говоришь дома, я и не подумаю сопротивляться твоему решению. Пусть будет всё по-твоему.
     – И ты мне поможешь?
     – Я? А как же. Совет заместителя начальника электроцеха всегда при тебе, с тобой и для тебя, ладушка моей мечты. 
     – Болтун ты, Марик. Если бы ты мою жизнь не оживил, я бы тебя, обжора и хамло, давно выбросила.
     – Галочка, ты не поверишь мне, но верь себе, ты права, как всегда и сегодня.

     ***

     – Пчёлка-жужелка моя медоносная, ты, может, не помнишь, намедни предложила кресла поменять: большие, мягкие, натуральная кожа – Италия. Так я подумал-подумал… Знаешь, мамулик-пампулик, я согласен с твоим предложением.
     – Марик, охолонись, успокойся. Какая Италия? Когда это я эту глупость упоминала? Да нахрена мне эти кресла, я что в них сижу?!
     – Да-да, точно. Ты днём и ночью и ежеминутно, права. Тут, понимаешь, питерские юристы закрывают своё отделение, мэбля, как говорят в Белоруссии, высшего качества, практически новая, я сам проверял,  – продают за треть цены.
     – А-а, кожаная за треть цены – это другое дело. Надо мне её посмотреть, тогда я скажу своё мнение.
     – Вот видишь, ты и согласна. А посмотреть – так это конечно. В три должны доставить, сама потрогаешь и заодно увидишь.
     – Как это доставить?
     – Так, рыбка моя серебристо-сверкающая, я уже оплатил покупку и доставку.
     – А меня ты спросил, лохма ты нестриженная?
     – Так вот же сей минут и спрашивал. Ты же сказала, что согласна, только посмотреть хочешь.
     – Я сказала, что сперва – сперва! – посмотреть, а потом купить.
     – Так в три и посмотришь, и пощупаешь, и к попке приложишь.
     – А если мне не понравиться?
     – Тогда я в них один мучиться буду.
     – Марик.
     – Да, моя радость.
     – Марик, а трибуну они не продают?
     – Чего-чего, золотой мой ключик счастья?
     – Трибуну – это что лекции читать чтобы.
     – Таки продают.
     – Ты её тоже уже купил?
     – Шалишь, щебетунья моя рассыпчатая. Что это так пахнет вкусно из твоей утятницы?
     – Уже пожрать, Змей Горыныч ненасытный.
     – Уточка моя гусенька, ну какой из еврея змей-горыныч? Так, уездный собакевич. О, слышь? Вот и кресла, которые ты так хотела, привезли-доставили. 

     ***

     – Дружочек-звонкий колокольчик, тебе надо к врачу.
     – С чего это вдруг? 
     – Я повторяю – завтра к врачу.
     – К какому?
     – Я не знаю его имени – кардиологу.
     – Ну, Марик, вот уж чего…
     – Ну, Галочка, вот уж того!
     – С каких это пор ты врачом заделался?
     – С тех, когда заболела и скоропостижно умерла моя первая жена.
     – Ну, тогда хорошо. Завтра запишусь.
     – Вот видишь, мы, как всегда, два голубка в нежном уютном щебетании. Кстати, я уже записал тебя на всякий-такий, талон завтра на 11. Чёрт побери, сам удивляюсь и радуюсь, как это я угадываю твои мечты!

     ***

     – Галочка, моя строптивая пчёлка, ещё раз, не врач, но по случайным и не единичным случаям с перикардитом знаком. Пока это подозрение. У тебя ещё много анализов и консультаций, так?
     – Так, Марк, что ты скажешь – это всё, конец?
     – Скажу я вот как. Мы уже знаем, чем болеем, а потому уже начали работать. Мы вместе поизучаем эту штуковину. Но что знаю я. Перикардит хуже ведёт себя с женщинами. Возраст твой отношения не имеет. Если женщина проведёт в добре и холе первый год – выздоровление полное без последствий.
     – А если я слягу?
     – Почитаем, не знаю. Но если у тебя будет постельный режим, ты у меня будешь лежать. Я уже гвозди для гроба заказал стерильные и крест твоего любимого цвета, евреи же опыт имеют, хвалят нас ваши попы. Кстати, а какой цвет твой любимый?
     – Ну не знаю, голубой, бордовый, ещё немножко зеленоватый с бежево-жёлтым оттенком. А твой?
     – Ну как ты можешь спрашивать, крошка моя неподъёмная, это цвет твоих глаз.
     – Ну и заливать ты умеешь, тут же на месте, что ни спроси – всегда отбрешешься.
     Марк, а если я…
     – Отставить, прекрати пререкаться. Словами играть я умею тебя лучше. Тебе немыслимо повезло: ты имеешь не самого худшего мужа этого ничтожного города. Он не может подарить тебе ни восход, ни закат солнца, но ночную вазу ты получишь по надобности.
     У нас, радость моя, почти невероятная для России семья: Галина Ивановна и Марк Иосифович, звучит?! Может ещё и ребёночка из гнёздышка выпустим, а?
     – Балабол ты, тум-балалайка еврейская.
     – Ха, это ты хорошо сказала – моя школа!

     ***

     – Иди сюда, мой краснобай.
     – О, это сладкая похвала, благодарствую, моё белоснежное пёрышко зелёного цвета.
     – У меня для тебя фаршированный карп. 
     – Ой, Галочка, спасибо, не надо мне рыбных котлет, которые вы русские называете фаршированной рыбой.
     – Тупенький мой, это фаршированный карп, целый. Меня научила Фаина Георгиевна.
     – Какая? Раневская?
     – Пустобрёх, ты её не знаешь, с соседнего двора. И купила Хеннесси. 
     – Хм, солидно. И тебе того…
     – Пётр Петрович сказал – можно. Теперь мне всё можно. Я его поблагодарила за всё, за всё. А он: по-честному, это Ваш муж вас выходил. Мы редко видим, чтобы муж и жена так были преданы друг другу. Вы, я думаю, уж не один десяток лет вместе.
     – И ты…
     – Я смолчала, не стала его разочаровывать.
     – Правильно. Вот только ты бы и меня не стала разочаровывать.
     – Старый хам, это чем я тебя разочаровываю?
     – Ну вот, начинается опять. Я ей птичка моя щебетунья, а она старый хрыч. Нет в этом мире благодарности.
     Мамонька, уже август во дворе и даже на улице, значит что? – зима на носу; сколько я тебя прошу: втяни зимнюю резинку в мои трусы. Я же ещё мужчина – беречься надо. Всё для тебя – видишь, гиеночка моя сердобольная, видишь – всё ради тебя!

     ***