Романтик. Лагерные хроники

 

   (Из записей Марка Неснова)

                С помощью доброго слова и пистолета
                вы можете добиться гораздо больше,
                чем только одним добрым словом.
                Аль Капоне. Гангстер


         Не знаю, кем в детские годы мечтал стать  Валера Смирнов, но, по склонностям его натуры, ему определённо было противопоказано работать с жуликами на строгом режиме в северных лесных колониях.

Получив два высших образования и прожив около тридцати лет на свете, Валерий Михайлович Смирнов свято верил в доброе  человеческое начало.

Ещё он верил в советские лозунги о том, что  правильными словами  можно не только переубедить человека, но и перевоспитать.

Полагая по своей доброте и наивности, что человеку всё подвластно, он надеялся своё умение убеждать друзей и сокурсников на воле использовать в деле перевоспитания тех, кто, по его мнению, случайно оступился в жизни.

Любимой книгой его юности был знаменитый роман  Антона Макаренко «Педагогическая поэма», плакатные герои которой так же далёки от реальности, как  герои  сказок  от настоящих людей и животных.

Исторической фразы знаменитого гангстера о добром слове с пистолетом Смирнов  не знал.

Тогда, как его кумир Макаренко понимал это и без своего выдающегося американского современника.

Он организовал в колонии «самовоспитание», построив вертикаль внутриколонийского «самоуправления».

И, если такая вертикаль даже среди обычных людей опасна, то бывшие беспризорники, выросшие в атмосфере произвола и насилия,  сами уже выстроили иерархическую систему тотального произвола и страха, который понуждал даже самых нерадивых хорошо работать и учиться.

Оказавшись на свободе, эти люди могли уже жить только в рамках насилия, подчинения и  страха.

Тот исторический и очевидный факт, что перевоспитание советского человека сопровождалось не только пистолетом, но и массой других  способов принуждения, тоже прошёл мимо сознания молодого человека с двумя высшими образованиями.

Начальство, естественно, сразу разглядело в нём наивного и романтического   правдолюбца, а потому не допускало даже мысли направить его на оперативную работу или производство.

Ему предложили должность замполита колонии, чему он очень обрадовался.

Держался Смирнов с заключёнными всегда ровно, достойно и справедливо.

Никого и никогда не унижал и не оскорблял.

А уж о том, что замполит может  наказать, не могло быть и речи.

Полагая, что только так и нужно себя вести с заключёнными, он вступал в равноправную полемику со слушателями, имеющими иное мнение.

Он не допускал мысли, что его разговорчивый оппонент просто  куражится от безнаказанности, хотя знающие сотрудники его неоднократно предупреждали.

Ему не хотелось верить, что эти полуграмотные, но начитанные и нахватанные наглецы, настолько отточили свой язык в бесконечных лагерных спорах и конфликтах, что способны  переговорить даже работающий трактор.

Однажды на политзанятии,  на чеховскую фразу, о том, что в человеке должно быть всё прекрасно, наглец и циник Коля Желтоногов заявил замполиту, что это несусветная глупость.

И, что этими глупостями  всякие там чеховы, горькие и прочие станиславские  развратили и развалили страну.

А это позволило банде большевиков, во главе с Лениным, временно захватить власть в России.

Смирнов не ожидал такой откровенной антисоветчины, поэтому несколько опешил.

Но быстро нашёлся и ответил нахалу, что пятьдесят лет – это уже не временно, а навсегда.

На это Коля спокойно сообщил, что татаро - монголы удерживали власть над русским народом триста лет, но и это им не помогло.

- А ваш сифилитик Ленин  намного глупее Чингисхана.
Поэтому скоро большевики гикнутся, и о них будут вспоминать, как о
 татаро – монгольском нашествии.

А чтобы окончательно добить Смирнова, Желтоногов шелкнул ногтем об зуб и убеждённо добавил:
-Век воли не видать, если я ошибаюсь!

Смирнов не знал, чем ответить на такую откровенную наглость, и молча вышел из секции.

Колю, конечно, никто из урок не одобрил, потому что от добра  добра не ищут.

Пришлют вместо Валеры, какого - нибудь козла, тогда наговоришься в изоляторе.

Понимая, что перевоспитать зэков ему не удастся,  Смирнов решил, что должность замполита ему не по плечу.

Поэтому он попросил руководство перевести его в начальники отряда, где мне пришлось с ним часто сталкиваться по многим  организационным вопросам.

Я тогда руководил на лесобирже всем производством.

Проверяя месячные отчёты, я всегда следил, чтобы в его отряде всегда было перевыполнение плана.

От  этого показателя зависело  продвижение в звании, премии и отпуск в летнее время.

Зэки со своей стороны тоже старались его не подводить, потому что другой отрядный мог запросто отравить им жизнь.

Смирнов всегда за кого-нибудь просил.
         
        Однажды он, стесняясь и краснея, обратился ко мне с необычной для офицера просьбой.

Один молодой москвич  из его отряда проигрался в карты, и это могло кончиться для того крайне печально.

    Валера попросил меня заплатить за этого  балбеса 96 рублей, пока с тем ничего не сотворили.

Валере я отказать не мог и заплатил.

Вскоре он добровольно перешёл работать в ДПНК (дежурный помощник начальника колонии).

Это самая маленькая  и самая низкооплачиваемая должность.

Работал он долго и все были им довольны.

Похоже, что и его такая работа устраивала.

Я уже был на свободе, когда встретил Валеру на улице с женой.

Это была очень красивая и приветливая татарка.

Мы с женой уже переехали в Ленинград, когда я узнал, что Валеру перевели работать преподавателем в Казанское высшее училище МВД.

Оказалось, что  за время работы он сумел защитить кандидатскую диссертацию.

Я был очень рад за него.

Потому, что главное в жизни человека – это  быть на своём месте.

Знакомство с Валерием Михайловичем  Смирновым лишний раз утвердило меня в мысли, что не место красит человека, а совсем наоборот.