Она уже тогда была Загадкой

"...Садится за рояль завтрашняя женщина и поёт бабскую судьбу, кем-то написанную! Поёт её, как свою. Алла всю жизнь поёт Женщину. Не моду, не престиж, не злачного автора, а Женщину.. . ...Пугачёва (это для меня совершенно бесспорно) и в 16 лет знала всё, что она умеет сейчас. " (Б. Вахнюк)

Лариса Куликова:
"Я познакомилась с Аллой в конце шестидесятых, когда она была почти девочкой. Было это в Доме Всесоюзного радио на Пятницкой, где я тогда работала комментатором, а потом — заместителем главного редактора радиостанции «Юность». Как-то в коридоре меня остановил кто-то из музыкальных редакторов: "Возьмите с собой эту девчонку! Хорошо поёт!". В то время мы создавали выездные творческие бригады (молодые журналисты, поэты, композиторы, исполнители) и отправлялись на Западно-Сибирский нефтяной плацдарм, чтобы "нести культуру в массы" и рассказывать радиослушателям о покорителях таёжных пространств.

В адрес радиостанции "Юность" шла огромная почта со всех концов страны. И мы, встречаясь с радиослушателями, старались не уронить честь нашей марки, а потому стремились заманить в свои бригады известных композиторов, поэтов, исполнителей. Алла тогда уже спела своего "Робота", Мы прихватили её с собой и отправились в путь — до Тюмени, оттуда — в глубинку, к нефтяникам и газовикам, а потом в Салехард, за Полярный круг.

Нефтевышки раскинулись в ста, а то и в трёхстах километрах одна от другой, среди тайги и болот. Нефтяники работали вахтовым методом: привезут бригаду на вертолёте на две недели, а потом — обратно, в базовый посёлок — отдыхать. Вот в этих посёлках и непосредственно на буровых мы и встречались с героями тех лет.

Принимали нас как родных, не знали чем угостить, куда посадить. Впрочем, посадить было и некуда: вокруг буровых теснились маленькие балки-вагончики, где на двухэтажных нарах люди отсыпались после смены. Поэтому размещались мы так: у одной стены зрители рядком на нарах, у другой — московские гастролёры, тоже рядком. А спиной к нам — тот, кому пришёл черед выступать. Словом, со зрителями буквально — нос к носу.

Чтобы не грызли нас комары и мошки, в балке предварительно сжигали дымовую шашку. И если случалось потом на секунду приоткрыть дверь, эти злобные таёжные твари тучей врывались и громко «звонили».

Но зато уж в базовых посёлках — комфорт! Нам выделяли в каком-нибудь теплом бараке одну большую комнату на всех, предлагали жаркую баньку, кормили котлетами из оленины, а то и строганиной — сырой мороженой рыбкой, кедровыми орехами и грибами. А заодно упреждали: мол, не обессудьте, но выступать вам сегодня придётся два, а то и три раза, так как клуб у нас небольшой, а повидать вас хочется всем!

И вот теперь, когда вы уже можете представить, где проходили первые гастроли Аллы Пугачёвой, хочу рассказать немного о том, какой она была.

Конечно же, рыжей, но не ярко, а тёмнорыжей девочкой, почти шатенкой, с белой кожей и мелкими золотистыми конопушками на носу. Уже не подросток, но ещё и не барышня. Было впечатление, что она совсем недавно распрощалась со своими девчоночьими косами.

Подстрижена довольно коротко, но так, что уши были закрыты копной густых, волнистых волос. Никакого сценического костюма, кроме коричневого платьица с белым воротником, напоминающего школьную форму тех лет. Туфли чёрные, на низеньком каблучке, с ремешком-перемычкой на подъёме. И белые — то ли гольфы, то ли чулки.

В базовых посёлках, в наскоро сколоченных клубах, фортепьяно, как правило, не было.
Случалось, вдруг привозили из детского садика, но, конечно же, очень расстроенный инструмент. Поэтому Алла чаще всего пела, аккомпанируя себе на своей старенькой гитаре.
Перед выступлением она только подводила чёрным карандашом свои и без того выразительные глаза, но ни помады, ни пудры, ни румян не употребляла.
За кулисами, а точнее, за ситцевыми занавесками, она всегда очень волновалась: становилась совершенно отрешённой, и в это время никто из нас к ней не обращался. Понимали: она готовится к выходу на Сцену.

О чём она пела? Не помню. Помню только неожиданное для меня: "Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…" Было удивительным даже не то, что столь юная исполнительница обратилась к Высокой Поэзии, а не ограничила свой репертуар модными песенками, что у всех на слуху, а то, как она пела прекрасные стихи Бориса Пастернака, какая проникновенная музыка и нежность звучали в её голосе и как выразительны были движения её рук!

"Откуда такая пластика в голосе и жестах, — подумала я тогда. — Загадка какая-то…"
Она уже тогда была Загадкой. В ней уже рождалось то, что привело её потом на Большую Сцену. День за днём, слушая её песни, мы проникались к ней всё большей нежностью. И наши юные журналисты, поэты, музыканты и даже пожилые циники-звукооператоры, всё и всех повидавшие на своём веку в студиях Всесоюзного радио, в буквальном смысле слова носили её на руках. Сцепят "колодезной кладкой" четыре руки, Алла обхватит своих первых поклонников за плечи, и они несут её, как закроется занавес, ко всеобщим нашим объятиям.

Алла принимала наши восторги с редким для её тогдашнего возраста благоразумием. Мне даже думается, что её это вовсе не занимало.
Это были первые Большие Гастроли Аллы Пугачёвой. И, уверяю вас, рукоплескали ей так же неистово, как потом на огромных стадионах.


"Эти поездки дали многое и для моего актёрского мироощущения. - Алла Пугачёва. - Мы выступали и в залах и в маленьких комнатках, но всегда я должна была чувствовать себя артисткой. Борис Абакумов (примеч. - один из основателей радиост. Юность) преподал мне отличный урок в первом же концерте: было холодно, но Борис заставил меня снять валенки и выйти на сцену, а точнее, на свободную от зрителей треть небольшой комнаты, в вечерних туфлях. Это я запомнила на всю жизнь!"

"Сначала мне было почти безразлично, что петь. Лишь бы петь. Мой песенный репертуар включал и детские песни, и песни тридцатилетней женщины вроде "На тебе сошелся клином белый свет". Выступая же перед рабочими, строителями, нефтяниками, студентами, вступая в непосредственный контакт со зрителями, я поняла, что мало хорошо петь, надо петь так, чтобы песня коснулась души каждого, кто пришел послушать меня. Я тогда еще не совсем ясно представляла, чем именно можно завоевать сердца слушателей, но поняла, что петь надо искренне. "

Фото Бориса Вахнюка. 1968 г. Тюмень