Незнакомец внутри. Пролог
Я не занимаюсь ничем особенно интригующим, у меня нет невероятных талантов. Мне нравятся хорошие книги, интересные сплетни, время суток между обедом и сном, хорошая музыка, я люблю нюхать каждый дезодорант при покупке его в магазине и искать хорошее в людях.
Вся эта заурядность и привела к тому, что осенью я переехал в другой, ещё более меленький и обыкновенный город, в поисках чего-нибудь, что могло бы вызвать во мне что-то кроме... скуки.
Я могу продолжить и рассказать о моих редких друзьях, драках и небольших перепалках, сопровождавших обыкновенный развод моих обыкновенных родителей... но эта история не о них.
Это история о пристрастии и противостоянии.
О крахе людей.
Эта история обо мне и Валерии.
Валере, которого нельзя назвать обыкновенным, который не плохой и не хороший... он просто есть.
Тяжёлый, неизбежный, взаимный вред, который сверхдержавы с большой вероятностью могут нанести друг другу или своим союзникам в ядерной войне, является ключевым вопросом в доктрине о ядерном сдерживании.
Это определение всегда поражало мой здравый смысл.
Оно появилось в 1950-е годы, стратегия холодной войны, но думаю, это лишь человеческая натура... или скорее... наша человеческая натура.
Если на меня нападают - я нападаю в ответ. С той же силой, если ещё не большей.
Ты истребляешь меня - я истребляю тебя.
Полное уничтожение.
Поэтому, если все связаны поражением, если не будет победителей, не будет выживших – зачем тогда вообще борьба в этой войне?
Я не могу говорить за целые государства, племена или кого-то иного, вовлечённого в этот опасный конфликт, но наш ответ был прост: мы не могли.
Ничто не могло остановить эту зависимость, после того, как она зародилась.
И, правда, зависимость.
От другого человека.
Что подводит нас к другому определению; на самом деле есть несколько, которые я считаю наиболее подходящими:
- анормальная терпимость к чему-то, способствующему психологическому и психическому формированию привычек и зависимость от этого
- анормальная жажда чего-либо
- зависимость – это состояние, в котором организм полагается на предмет для нормального функционирования и развития физической независимости. Внезапное устранение предмета приводит к «ломке», имеющей характерный набор признаков и симптомов
- во многих ситуациях термин «зависимость» используется для описания одержимости, мании или чрезмерной физической зависимости или физиологической зависимости.
И, конечно, моё любимое:
- непреодолимая потребность в предмете, формирующем привычку и использование его... в более широком понимании: устойчивое маниакальное использование предмета, известного пользователю, как вредное.
А потом, есть ещё и любовная зависимость.
Она почти не изучена.
Некоторые признаки и симптомы подходят, другие нет; может, это она, а может, нет.
Говорят, она как-то связана с химией. Мы часто слышим теории об эндорфинах, эйфории, мании и взаимозависимости – и всё это может быть правдой.
Но вопрос «почему» не имеет никакого значения.
Это зависимость, с какой бы стороны вы её не рассматривали.
Думаю, будет лучше начать, мм, с самого начала.
Я окончил университет со степенью бакалавра по славянской филологии с намерением... не знаю каким.
Переезд из Украины в Санкт-Петербург прошёл хорошо. Я с лёгкостью влился в уютную компанию новых друзей.
Карина была красива, умна, и поначалу я был удивлён, насколько доброжелательной и приятной она оказалась, потому что у меня есть вредная привычка судить людей по их внешнему виду, и первым моим впечатлением о Карине было «бесчувственная стерва».
Однако её парень Виктор понравился мне сразу. Он был одним из тех людей, над которыми нельзя не улыбаться.
Мне нечего много о них рассказывать, сложно вспомнить о них ещё что-нибудь. На самом деле я сосредоточен только на одном, поэтому сложно и неудобно пытаться детально рассказывать о чём-то, что не связано напрямую с ним, поэтому я не буду этого делать, и как я уже говорил, эта история не о них.
В любом случае, очень скоро я почувствовал крепкую связь с этими людьми... и очень быстро почувствовал этот город своим домом.
А затем пришёл вечер восемнадцатого января, так же как и любой другой.
Мы смеялись, бегали по морозным обледенелым улицам Петербурга.
Мы проливали мартини и смеялись над своей неуклюжестью.
Мы впрыгивали и выпрыгивали из разных такси, держались за руки и до визга смеялись над выходками Вити.
Если бы нужно было назвать точный момент, когда всё это началось, то я бы сказал, что это произошло, когда я очутился у бара из красного дерева, с зонтиком из коктейля за ухом, водкой на футболке, пытаясь вскарабкаться по спине Витьки.
Карина и Анна обе подталкивали меня снизу, поднимая выше, но я был весь мокрый и так сильно смеялся, что не мог даже толком ухватиться за плечи Витюши.
- Раз, два, три, - в унисон выкрикивали Карина и Аня, а я только... смеялся.
- Просто закиньте его сюда, - прогрохотал Виктор, но у него самого плечи сотрясались от смеха.
И вот, наконец, каким-то непостижимым образом, я взобрался наверх к нему на плечи, и теперь мог видеть группу.
Анька и Каринка хлопали и кричали, а я неровно раскачивался на Витьке.
Он схватил меня за одну лодыжку и, отпив пива, протянул его мне.
- Не видишь Кая? – прокричала Анька.
Я оглядел толпу и легко вычислил Кая, высокого, белокурого, стоящего у самого края сцены.
Я коротко взвизгнул и показал на Кая; как ему удалось так близко пробраться к сцене?
Удачливый, пронырливый подлец.
А затем я увидел, как Кай немного повернулся налево и начал разговаривать с кем-то...
Всё, что я видел, так это тёмные волосы, непослушные, неукротимые.
Широкие плечи в белой рубашке.
Здесь всё и началось.
- Кто это? – прокричал я вниз, зная, но, не беспокоясь о том, что они не могли видеть того, о ком я говорю.
Карина вскочила на стул у бара и проследила за моим взглядом.
- Валерка, - ответила она, для неё всё было просто и очевидно, как, будто мой мир не изменился только что.
Карина спрыгнула вниз, и я слез с Вити.
- Это брат Виктора, - сказала Аня мне на ухо.
Оу?
И где он был до этого, чёрт побери?
- Я никогда его не видел, - сказал я, зная, что в моём голосе звучит упрёк.
- Теперь видишь, - пожала плечами Анна.
- Забудь, он не гей, - ухмыляясь, сказал Витька.
- Он гей, - возразила Карина, закатывая глаза.
- Он какой-то... «значительный», - сказала Аня.
- Значительный?
- Значительный, - повторила Карина, как, будто пробуя слово на вкус, и кивнула головой, соглашаясь с Анькой.
- А вы... он ваш друг? – спросил я Аню, потому что никогда не слышал, чтобы они его упоминали.
- Конечно. Он вырос здесь, с нами. Я обожаю Валерку.
- Почему я никогда не слышал о...
- Мы не прячем его, или типа того. Он просто всё время занят, - пожала плечами Анна.
И следующее, что я помню, так это то, что моя рука оказалась в ладони Карины, её рука в ладони Вити, и все вместе мы начали пробираться сквозь толпу, пытаясь добраться до сцены.
Кто-то пролил на меня пиво, и думаю, это было сделано специально.
Кто-то заехал мне локтем в висок, кто-то наступил на ногу.
Кто-то назвал меня в спину «сукой», когда мы торопились вперёд.
Но оно того стоило.
Потому что теперь я стоял рядом с ним, желая только одного – продолжать на него смотреть.
Тут музыка накрыла меня, и стало намного проще быть просто поглощённым, но как-то... иначе.
От него ко мне лился поток чего-то, а потом обратно от меня к нему... и я надеялся, что он это тоже чувствует.
И когда я уже начал ощущать шквал в сердце и как тускнеет у меня в глазах, я почувствовал на себе его взгляд, наблюдающий за мной.
Я не смотрел на него прямо. Я позволил музыке унести меня и почти не почувствовал лёгкое, как пёрышко прикосновение на своей груди, прямо на сердце.
Но потом я опустил взгляд, и конечно, на мне лежала его ладонь, легко, его длинные пальцы заключили моё сердце в клетку.
Он улыбнулся. Не оправдываясь, не робко, а уверенно и проницательно.
Моя рука коснулась его, и я переплёл свои пальцы с его пальцами, он быстро перевернул ладонь, хватая мою, и поднял в воздух наши руки к сотням других рук.
- Ты чувствуешь это, - заявил он, уверенно и не колеблясь, и наши глаза встретились.
Под его тёмными глазами лежали почти чёрные тени, как, будто он был поражён чумой, преследующей его годами. У него были чёрные ресницы, на которых скопились капельки пота, и, несмотря на свою ухмылку, у него был резко очерченный квадратный подбородок.
Если бы я не смотрел на него, как, будто он был Моной Лизой, я, возможно, заметил бы, что его нос был когда-то сломан, и что верхняя губа на какие-то доли сантиметра нависала над нижней, но я этого не видел.
На нём была простая белая рубашка с тонким чёрным галстуком, завязанным свободным узлом... тёмные джинсы и пара не поддающихся описанию теннисных туфель без шнурков.
Музыка стала яростнее, а может это были только я и только он, но наши сплетённые руки сжались и взметнулись в воздух. Я почувствовал, как его короткие острые ногти впились в мою кожу, и я вернул ему такое же ощущение своих ногтей, зачаровано наблюдая, как его улыбка стала шире.
Внезапно, он резко встряхнул головой, сбрасывая влажные волосы с глаз и лба, и затем снова сконцентрировался на музыке, но он всё ещё крепко держал мою руку, а может, это я крепко держал.
Я смотрел, как сухожилия на его шее напрягались и расслаблялись в такт музыке, как его старые, порванные туфли чётко отбивали ритм, но я уверен, он этого даже не замечал.
Я вздрогнул, когда Анна схватила меня за другую руку и завертела меня. И что я помню ещё чётче из той ночи, так это ощущение руки Валеры, выскальзывающей из моей ладони.
Процарапывание, влажные ладони, лёгкое прикосновение к запястью. Тут же Аня схватила меня за другую руку и за мгновение до того, как меня увели от него, я поймал взгляд его тёмных глаз, и я знал, что его чувства были отражением моих.
Потеря реакции.
Или наша взаимная гибель.
Как-то странно, но больше не чувствую,
Что дарили забавы мне грешные.
Не хочу ни смешного, ни грустного,
Ни людей, ни пейзажи предснежные.
Мне не мил карнавал, развлечения
И прогулки в лесу одинокие.
Безразличны обиды, прощения,
Стали приторны запахи горькие.
Опостылели хлопоты праздные,
Запылились они с идеалами.
И водой стала кровь моя красная,
Словно юной весной снега талые.
Под прозрачной и лёгкой одеждою
Ни души не скрываю, ни тела я.
Завтра жизнь моя вновь станет прежнюю,
Мотыльком устремив в пламя белое.
Вновь проникнут в меня люди смежные,
Вновь услышу мотивы я грустные.
И увидев пейзажи предснежные,
Может быть, что-нибудь и почувствую.
Свидетельство о публикации №124081103708