Ten Black Roses. The tragic end the stranglehold

Я потерял счёт времени, пока мы мчались на юг, в сторону Мексики. Мы только что остановились на заправке, потому что у нас заканчивался бензин. Парень за кассовым аппаратом украдкой бросал на меня нерешительные взгляды, когда думал, что мы не смотрим на него.

Я потерял счёт времени, погрузившись в себя и свои мысли, которые сковывал невообразимый ужас. События последних недель преследовали меня: Валера вонзает нож в отца, мы спасаемся от полиции, попадаем в приют, сбегаем из приюта, встречаем Эмжи, узнаём, что наша мать жива, а Ил тонет в собственной рвоте, и под конец две пули попадают в мою мать.

Всё это казалось нереальным. Столько смертей. Столько боли. Наши жизни – это бесконечный океан паники, страха и боли. Я потерял счёт тому, сколько душ покинули тела. Я потерял счёт тому, сколько раз ощущал металлический привкус страха на кончике своего языка.

Я никак не ожидал, что мы с Валеркой найдём свою мать. Я не ожидал, что она ещё жива. Но это так. И она наркоманка. Точнее, была ею.

Мать, о которой я мечтал всю жизнь, была жива, и я не знал об этом. Я помню, как проводил бесчисленные ночи, покрытый свежими синяками, а возможно, с переломанными костями и фантазировал о маме, которая увидит мою боль и укутает меня в одеяло, поглаживая щёку и вытирая мои слёзы. Я возвёл её на пьедестал в своих мыслях, представляя безгрешного ангела освобождения. Она была единственной не запачканной вещью в моей жизни. И я пустил ей пулю в лоб.

Я вспомнил выражение голода на её лице, когда она говорила, что продаст меня ради денег на героин. Я никогда не видел такого отчаяния, никогда не видел более обезумевшего лица. Её зависимость принудила возвести наркотики выше собственного сына. После того, как она ударила Валеру, рассекая ему голову, она повернулась ко мне, достав нож из кухонного ящика. Уже не осталось места для её прежних намерений. Её мысли переключились с денег на убийство.

У меня не было выбора, сказал я себе. Я должен был убить её. В противном случае она бы убила меня. А из-за этого Валерка остался бы один. Я уже не маленький тихий ребёнок, каким когда-то был. Эта жизнь, полная боли, уничтожила каждый малейший кусочек невинности. Так, что в моих мыслях не было и капли сомнения, когда я направил пистолет в голову матери.

Валера и я были неконфликтными. Мы были тихими, полными тёмных мыслей. Смерть, казалось, настигала нас везде, куда бы мы ни шли.

- Ты в порядке?

Голос Валерика вырвал меня из мыслей.

- Да, я в порядке. Просто задумался.

- О чём?

- О том, что у нас нет работы и жилья, - вдруг сказал я, чуть не плача. – Как мы будем жить дальше? Осталось совсем немного времени. Мы убили по меньшей мере трёх людей, Валера. Сколько у нас ещё осталось? Мне кажется, что наши жизни установлены на часы с обратным отсчётом. Наше время истекает.

Его подбородок напрягся. – Не говори так. С нами будет всё в порядке.

- Как это возможно? – мой голос был преисполнен недоверия, я неверующе смотрел на него. – Валерик, - сказал я, сделав глубокий вдох, - смерть догоняет нас.

- Нет, это не так! – закричал он, его голос был полон гнева.

Я отпрянул назад, внезапно испугавшись его реакции. Я видел его сердитым, но он никогда не злился на меня. Его глаза сверкали от эмоций, пока он пристально смотрел через лобовое стекло. На улице была полночь, и дорога была пуста, как бесплодное поле, после гнили урожая. Тьма окутала нас, как одеяло, напоминая о мрачности нашей жизни. Я мог видеть разочарование в его глаза. Но в них было ещё что-то. То, чего я уже давно не видел в них. Страх.

Валера медленно повернулся ко мне, его серые глаза смягчились. – О, Исмаэль! - пробормотал он. – Не бойся меня. Никогда не бойся меня. Пожалуйста, – его голос дрогнул, и страх уже сковал всё его тело. Он, казалось, уменьшился на своём месте. Я слышал, как он выдохнул, жизнь на секунду покинула его. – Я знаю, у нас не так много времени осталось. Это так, если мы останемся здесь. Не говори о дороге. Не говори о смерти, будто она за углом. – Он сбавил скорость, чтобы остановиться на обочине, и повернулся ко мне.

- Что случилось? – спросил я.

Взгляд Валерки был мягок, моля о том, чего я не совсем понимал. Он всматривался в моё лицо, пытаясь передать мне свои мысли, ничего не говоря. – Исмаэль, - начал он мягко. Его голос был робок, он замолчал, и я понял - то, что он хочет сказать – это чрезвычайно важно. – Исмаэль, ты не понимаешь то, как сильно я забочусь о тебе. – Он снова остановился, его глаза не отрывались от моего лица. Он, казалось, искал нужные слова, пытаясь понять свои мысли, будто они причудливые завитки в воздухе. Его уверенный взгляд пугал меня. Он никогда так долго не смотрел на меня. И не так, как сейчас.

- Ты единственный человек, о котором я заботился, Исми, - его голос был пугающе низок. – Я никогда легко не сходился с людьми. Я с уверенностью могу сказать, что ни с кем другим не был так близок. Даже когда меня окружали толпы людей, даже те, кого я знаю, я всегда чувствовал себя одиноко. Я не дружил с этими людьми, а использовал. Я никогда не заговаривал с кем-то, если у меня не было на это причин. Я ни с кем не дружил. Конечно, они думали, что мы друзья, но в глубине души я знал, что это не так. Я знал, что если они заболеют малярией и умрут, я не приду на помощь. Я знал, что если кого-то из них зверски убьют, то я просто пройду мимо и продолжу спокойно жить. Но ты – исключение из этих правил.

Валерик посмотрел на меня.

Я знал, что он пытался сказать мне нечто важное, но я не мог понять его. Возможно, в этом виноваты события этих дней: обнаружение матери... её убийство.

Видя моё непонимание, он продолжил.

- Исмаэль – ты исключение. Разве ты не видишь разницы в том, как я поступаю с другими и с тобой? Разве не видишь, что ты единственный человек, о котором я забочусь? Я бы отдал свою жизнь за тебя, зная, что ты умираешь. Ты смысл моей жизни, источник её красоты. Такой добрый, красивый, сильный. Я не могу представить жизни без тебя. Невозможно жить без души. Ты моя душа.

Чем дольше он говорил, тем громче становился тон его голоса. Он вдруг взял мою голову в свои руки, касаясь пальцами подбородка. Я понял, что было смешно бояться его. Нет ничего пугающего, когда Валера и я вместе. Ничто, даже смерть, не разлучит нас.

Валерка наклонился ко мне, касаясь моего лба своим так, что наши носы соприкоснулись. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза. – Я хочу, чтобы ты понял, что ты моя жизнь, - продолжил он. – Ты тот, что видел моё тёмное прошлое. Тот, что был со мной последние пятнадцать лет. Тот, что обрабатывал мои порезы и вытирал кровь, возвращая меня к человечности, даже когда я уже не верил в себя.

Вдруг послышался звук с улицы. Треск веток. Что-то было не так.

Валера тоже это слышал и оглянулся в темноту. Фары были выключены, так что было видно не особо много. Я слышал звуки, теперь ещё ближе к нам. Справа от меня. Я оглянулся, но тьма скрывала даже самых жестоких зверей. Зверь мог загрызть человеческих детей, а мы с Валеркой и не узнали бы.

А потом свет ослепил нас.

Будто весь мир осветили огнём. Красные и синие вспышки мелькали повсюду. Фары светили в наши лица, врываясь в моё сознание. Откуда они взялись? Что происходит?

Я закричал от неожиданности, когда зажёгся свет, и инстинктивно схватился за Валерика. Он сразу же обнял меня за талию и притянул к себе. Я не мог ничего видеть. Свет ослеплял меня, яркие фейерверки плясали в моих глазах от яркого света.

- Выходите с поднятыми руками, - раздался спокойный и уверенный голос через мегафон.

Я всё понял.

Они нашли нас.

Рыдания вырвались из моей груди. – Валер, что мы будем делать? – Я плакал, прижимаясь к единственному источнику безопасности.

Его голос был слаб: - Я не знаю.

- Я повторяю, выходите из машины с поднятыми руками, - доносился голос из мегафона, но на этот раз более злой.

Я снова всё видел и заметил десятки полицейских, окружающих нашу машину. Около тридцати человек окружали нас, направляя свои пистолеты, конечно же, на наши головы. Валерка отчаянно оглядывался по сторонам, всё ближе притягивая меня, руками обнимая моё тело. Его глаза были полны паники и страха.

- Исми, послушай меня, - сказал он. – Я хочу, чтобы ты вытащил пистолет из сумки.

- Что? Зачем? – я ахнул от удивления. Ужас захлестнул меня. У меня было ужасное предчувствие насчёт развития событий. Страх безудержно бежал по моим венам.

- Ты мне доверяешь?

- Да, но...

- Тогда доверься. Если мы выполним их условия сейчас, может, они пойдут нам на уступки.

Его голос был полон уверенности. Я понятия не имел, что он задумал и не знал, что мне делать. Я знал лишь то, что страх переполнял меня, пока я подчинялся его приказу. Вытащив пистолет из сумки, я постарался спрятать его под свою толстовку. Я наблюдал, как Валера вытащил револьвер из своей сумки, не сводя глаз с офицеров. Сталь его глаз пугала меня.

- Выходите из машины! – настаивал человек на улице. – Выходите из машины, иначе мы откроем огонь на поражение. – Я слышал, как переговаривался один офицер ещё с кем-то, похоже, с детективом.

- Они уже убили трёх человек. Даже, если они и выглядят, как жертвы насилия, я хочу, чтобы офицеры открыли огонь. Если бы не сигнал об угнанной машине, мы бы не догнали их. Я не удивлюсь, если эти двое убьют ещё раз.

Моё сердце кричало о том, что мы не убийцы. По крайней мере, не безжалостные твари. Мы делали это лишь бы выжить. Разве они этого не видели? Отчаяние заполняло моё тело, охватывая волнами безнадёжности. Они не понимали, потому что не хотели понять. Они искали двух хладнокровным убийц и нашли. Все наши слова будут пустым звуком. Вся наша боль напрасна. Все наши страдания, потрясения, наша борьба за выживание – это ничто.

Справедливого мира не существует. Хорошие люди умирают. Плохие люди процветают. Голод губит. Землетрясения уничтожают миллионы. Это жизнь, и ничто не в силах её изменить. Валерка и я были обречены страдать, ведь люди не могли понять нас. Они не видели связи между нами. Они не видели безнадёжность наших жизней.

Если бы они видели гнев в глазах отца, когда он пытался заставить Валеру выпить отбеливатель той ночью, когда мы убили его. Если бы они могли видеть тот голод в глазах матери, когда она пыталась вогнать нож в тело его собственного сына, злясь, что тот не хочет продаваться в сексуальное рабство. Я рыдал от кошмарности нашей ситуации.

Мир был ужасен.

Он был жесток.

А они собираются убить нас.

Если бы только я мог заставить их понять. Если бы я мог рассказать им всё, что они не знают. Если бы я мог сказать им, что нам пришлось сделать всё это. Я буквально сходил с ума от этой мысли. Я должен был спасти Валеру и себя, я должен был объяснить всё полицейским.

Я бросился к выходу из машины. Мои руки ухватились за ручки двери, соскальзывая из-за пота. Дверь не открылась. Я навалился всем своим телом, быстрее, чем Валерка успел утянуть меня назад. Я чувствовал, как он пытался ухватить мою рубашку, чтобы затащить назад. Полиция закричала и прицелилась.

Но я не видел его.

Я не видел решения, которое приняли они. Я не видел, что мелькнуло в их глазах, когда я вышел из машины, по-прежнему держа пистолет.

- Исми, НЕТ!

Ужасающий крик Валеры был последним, что я услышал до выстрелов.

Я так хотел спасти наши жизни. Я испугался жизни без Валерика, жизни без единственного человека, который по-настоящему чувствовал мою боль. Я боялся жить в мире, где нет его. Если бы нас поймали, то нас бы разделили. Мы бы попали в тюрьму. Я не мог этого допустить. И я сделал единственное, что смог придумать, чтобы спасти наши жизни.

Каким глупым был я.

Но я отчаянно боролся за свою любовь.

Громкий звук раздался около меня. Мои барабанные перепонки были не готовы к этому, и в долю секунды пуля пронзила мою кожу, я почувствовал горячую жидкость, сочащуюся из моих ушей. И тогда я почувствовал это. Невыносимую боль. Первый выстрел пришёлся на нижнюю часть предплечья, измельчая мышцы и разбивая кости, расколов их на части. Второй выстрел пришёлся в бедро, обжигающая сталь прошлась через мою тонкую плоть.

Я закричал, невообразимая боль взорвалась внутри меня.

Невозможно было понять, сколько пуль проникало в мою плоть, сколько калечило моё тело. Всё произошло так быстро. Я боролся, я вышел из машины, чтобы сказать им правду, дать им понять, что нас не нужно отправлять в тюрьму, что они не разлучат меня с лучшим в моей жизни. Но пистолет всё ещё был в моей руке. Я рухнул на землю, а полиция всё стреляла.

Наверное, они выпустили около тридцати пуль.

Тридцать пуль.

Я плыл.

Приступы боли становились всё слабей. Я больше не чувствовал своих поломанных костей, разорванных мышц, мою искажённую плоть. Я больше не ощущал едкий запах пороха. Я больше не был парализован от страха. Я плыл. Я ничего не чувствовал.

- Прекратите стрелять, ради БОГА!

Я не знаю, как ещё оставался в живых, когда Валера бросился из машины и чуть не упал на меня.

Я изо всех сил старался держать глаза открытыми, чтобы увидеть его красивое лицо в последний раз.

Слёзы текли по его лицу, и он подавил рыдание, когда посмотрел на меня. Его руки бессмысленно блуждали по моему телу. Внезапно, он крепко обнял меня, притягивая на свои колени. Я ахнул от невообразимой боли, которую я прежде никогда не испытывал. Движение пуль продолжилось внутри моего тела, остывшая сталь всё глубже погружалась в мою плоть. Я ощущал ужасный холод. Было так мокро.

- Боже, но почему так много крови, - задыхался он. – Исми, Исми, пожалуйста, не оставляй меня!

Я хотел сказать ему, что сожалею. Извиниться за то, что пытался предотвратить. Я не мог выдержать ту невообразимую тоску, что отразилась на его лице. Он не заслуживает ничего, кроме счастья.

Рыдания вырывались из его тела:
- Исмаэль, пожалуйста... Исмаэль!

Я не мог говорить. Мой голос пропал. Уплыл.

И я плыву.

Плыву туда, где нет его.

Туман призывал меня, и я собирался идти.

Идти.

Там был свет.

Свет.

Такой красивый свет. Такая красивая жизнь. Но не земная жизнь.

Это была жизнь на небесах.

Невозможно.

Но это так.

Я не мог говорить.

Я так хотел сказать...

Сказать Валере «до свидания». Но мой голос утопал в свете. Он исчезал. Так же, как и я скоро исчезну.

Должен... дотянуться.

Его подбородок такой колючий под моей рукой. Начинает прорастать борода. Такая мягкая кожа. Его глаза. Полные нежности.

Всё ушло в прошлое.

Не слышны звуки города,
В голове мысли смелые,
Мне впервые не холодно,
Всё впервые не серое.

Безразличны касания,
Да и вкуса не чувствую,
На свободе сознание,
Не счастлив и не грустен я.

Не тревожат сомнения
И желания порочные,
Отделился от тени я,
Разорвав связи прочные.

Сам с собою беседую
И веду споры острые,
Как открылись, не ведаю,
Мне ответы вопросами.

Отрешился от бремени,
Позабывши про хлопоты,
Не во власти я времени,
Вне тиши я и грохота.

Жизнь былая оставлена,
За стенами и окнами,
Где всё было отравлено
Скоротечными сроками.

А теперь всё изучено,
Как хочу, так и делаю
И душа не измучена
Ни любовью, ни верою.

Рассуждения трезвые
Взмах, и крови течение
И ключом стало лезвие
Мне от двери к спасению.

Отошёл от обычного,
Подарил тело тлению,
Как же рад, что привычного,
В груди нету, биения.