Из пекла

Я замер в середине своей старой спальни. Привычные жёлтые стены нагнетали ужас, несмотря на яркий цвет спелой вишни, и я почувствовал, как задрожало моё тело в приступе страха. Моя маленькая, деревянная кровать стояла подле дальней стены, застланная покрывалом с большими подсолнухами, которое приёмная мать вынудила меня купить. Потрёпанный стол, служивший моим рабочим местом с компьютером, был завален бумагами и книгами. Белая дверца моего крохотного шкафа, скрипнув, приоткрылась, открывая мне обзор собственной скромной коллекции одежды.

За окном солнце Москвы быстро опускалось к горизонту, и с каждым пройденным сантиметром паника только нарастала. Он скоро придёт.

Я кинулся к шкафу, пугаясь даже звуков своего слишком громкого сердцебиения. В отчаяние я пытался найти место, где бы я мог спрятаться.

Но я знал, что не найду такого места. Я никогда не находил.

Я услышал тяжёлые шаги на лестнице, которые служили мне предупреждающим сигналом, что моё время подошло к концу, от чего мой кишечник больно скрутило. Я метался по комнате, всё больше сходя с ума с каждым ударом его больших ботинок об пол. Дверная ручка медленно повернулась. Я не мог пошевелиться, застыв в центре комнаты, словно запуганный маленький крольчонок. Дверь мигом распахнулась, и он переступил через порог, захлопнув и заперев её за собой на замок. Моё дыхание оборвалось, моё тело забил озноб, а в животе заныло, стоило ему повернуться ко мне лицом.

Он улыбнулся и слегка склонил голову набок. «Ну же, Валер, почему ты не рад видеть своего приёмного папочку?»

Я с трудом сглотнул, крепко стиснув зубы и поджав губы, чтобы не дать ему возможности насладиться моими мольбами о пощаде или криками.

Он рассмеялся над моим молчанием и зашагал ко мне. «Твоя мама задержится на работе сегодня. Её не будет дома ещё несколько часов», - он облизнулся, сделав последний шаг, который оставил расстояние между нами всего в пару сантиметров. Он поднял руку и заправил выбившиеся прядки волос мне за ухо. Отвратительный запах, исходящий от него, заполонил меня, в моём животе снова заныло от смеси рома «Капитан Морган» и лосьона после бритья «Олд Спайс», и с моих губ сорвался странный всхлип, когда он дотронулся до меня.

«Тише, тише, медвежонок, - успокаивающе прошептал он, поглаживая моё неестественно бледное лицо. – Не нужно плакать».

Я почувствовал неконтролируемый приступ тошноты. Я тяжело сглотнул, старясь держать всё в себе, поскольку знал, что если меня снова стошнит на него, то он побьёт меня за это.

Прежде чем я успел что-либо сделать, он опрокинул меня на кровать и забрался сверху. Его грубые руки разрывали мою одежду, пока я кричал, пытаясь противостоять ему. Но он был настолько силён по сравнению со мной, что в считанные секунды я уже лежал под ним полностью обнажённым. Он скинул собственную одежду, всё ещё удерживая меня; я кричал и плакал, не в силах прекратить просьбы отпустить меня. Когда его вещи валялись на полу, он рассмеялся в моё лицо со злой издёвкой и поднял мои руки над головой, накрыв мои запястья своей большой ладонью.

«Перестань сопротивляться, Валера, - усмехнулся он. – Ты же знаешь, что получишь удовольствие от каждой минуты, проведённой со мной».

Я отчаянно замотал головой. «Нет... ПОЖАЛУЙСТА... остановись», - осипшим голосом взмолился я.

Он снова рассмеялся, прежде чем рывком войти в меня с громким мычанием. Я вскрикнул, и вновь почувствовал приступ тошноты, и быстро проглотил рвоту. Мне показалось, что она имела лишь вкус желчи, поскольку я ничего не ел с самого утра.

Его мычание и стоны заполнили комнату, и я, стиснув зубы, перестал сопротивляться. Я глубоко вдохнул, закрыл глаза, и мой разум затуманился. Я спрятался в своём собственном мирке, только благодаря которому я ещё окончательно не сошёл с ума. Этот потаённый мирок, составленный из воспоминаний, спасал меня каждый раз, когда ко мне приходил Филипп.

Мне было четыре года, и мы пришли на карнавал. Я сидел на плечах у своего отца и он махнул рукой в сторону карусели. «Ты хочешь прокатиться на лошадке, Валера?»

Я радостно хлопнул его по голове, и он тихонько рассмеялся. «Да, папочка! Лошадка, лошадка!»

Он купил билет, прежде чем снять меня с плеч, и мы подошли к большой карусели. Все лошадки были сказочно красивыми, и я долго ходил кругами, пытаясь определиться с выбором. Папа указывал мне то на одну, то на другую лошадь, но каждый раз я мотал маленькой головкой, вызывая его тёплый смех.

«Вот эта, папочка, она чудесная!» - воскликнул я, карабкаясь на большую и белую лошадку, обутую в синие сандалии.

«О, у тебя замечательный вкус, Валерик», - ответил он, встав позади меня, чтобы помочь мне в случае, если я не смогу забраться в сиденье сам.

Карусель пришла в медленное движение, и музыка полилась из проигрывателя в центре. Скорость становилась всё больше и больше, пока всё не превратилось в размытое пятно, и я не услышал крик своего отца: «Валера, не упади!»

Моя голова прояснилась, и настоящее завладело мной, когда я услышал последний хриплый стон Филиппа, и он кончил внутри меня. «Как же ты хорош, медвежонок, - прошептал он. – Ты никогда не забудешь, кто стал твоим первым мужчиной. Разве я не прав? – Я отвернул от него лицо и всхлипнул. – Ох, Валер, не важно, что ты думаешь, но твоему телу нравится это, - фыркнул он. – А сейчас отсоси у меня и вылижи всё, что ты натворил».

Звук моего животного крика разрезал воздух спальни, словно это вопил не я, а какое-то потустороннее существо. Я не мог унять безудержной дрожи, глотая воздух большими порциями. Схватившись за голову, я попытался перестать думать о своём прошлом, которое причиняло мне слишком много боли даже в настоящем. Неожиданно я почувствовал, как сильные нежные руки схватили меня за запястья и отняли ладони от моей головы, прежде чем тёплое тело прижалось ко мне, и заботливый бархатный шёпот донёсся до моих ушей.

- Ш-ш-ш, - тихо успокаивал он. – Ты в безопасности, тише, я с тобой. Это только сон. Просто сон, слышишь?

Я вдохнул, всё ещё дрожа, как осиновый лист на ветру, и медленно открыв глаза, увидел вытатуированных ласточек на его груди. Я сжал его в объятьях, уткнувшись в его плечо, пока рваное дыхание и слабые крики наполняли тускло освещённую спальню. Он обнял меня, прижимая крепче к себе и нежно раскачивая, чтобы помочь мне прийти в себя.

Я плакал от облегчения, что это был лишь сон.

Я рыдал от сожаления, что это никогда не закончится.

Яркие образы, преследующие меня, будут изнурять меня до конца моих дней. Я никогда не забуду. Филипп будет снова и снова насиловать меня в моих снах, пока от меня не останется одна оболочка, пока я не превращусь в призрака, ничем не похожего на человека.

В конце концов, слёзы закончились, и всхлипы затихли. Я чувствовал себя таким защищённым в руках мужчины, которого я любил больше жизни. Если эту никчёмную, ненормальную и унизительную вещь можно было назвать жизнью. Он – мой луч солнца в непроглядной тьме, он – единственно хорошее приключившееся со мной. Его тихий шёпот и ритмичные покачивания, наконец, прогнали страшные воспоминания, и кошмар отступил.

Я уткнулся носом в его грудь, закрыл красные глаза и вдохнул одурманивающий запах его тела – запах мёда и секса.

Картина предыдущей ночи пристала перед моими глазами, и мне стало интересно, сколько же на самом деле я спал. Дитрих разбудил меня посреди ночи, чтобы овладеть мной. Он потратил долгие часы, заставив меня кончить, кажется, тысячу раз. После первого раунда, отчаянного и дикого, он усадил меня на себя и приступил ко второму. Я и не предполагал, что моё тело способно на такое.

“Ради всего НЕ святого на этой земле! Где он научился вытворять подобные вещи?” Я вздрогнул и залился густым румянцем, всё ещё прижимаясь к его тёплой груди. Вероятно, я должен был испытывать отвращение или, по крайней мере, неловкость, но я не чувствовал ничего, кроме лёгкого стыда. Несмотря на весь тот разврат, что он учинил со мной вчера, я считал, что прошлая ночь выдалась невероятно возбуждающей.

“О мой Бог! Я... я помню, что я даже умолял его... выпороть меня...” Я снова вздрогнул от этих мыслей. Он так измотал меня своими действиями, что я практически в бессознательном состоянии упал на него. Я засыпал, пока его длинные нежные пальцы выводили причудливые узоры на моей спине, и его демонический шёпот звучал в моих ушах: «Мой красивый, сломленный, охуенный мальчик». После этих слов я провалился в глубокий сон.

- Валера? – его низкий глубокий голос прервал поток моих мыслей. – Ты в порядке, солнышко?

“Солнышко?” Я нахмурился, услышав такое обращение к себе. Я знал, что с губ Дитриха никогда бы не слетело нечто подобное. Я оторвался от его груди и заглянул в его бездонные зелёные глаза. Его глаза – зеркало его двуликой души; одного взгляда в них достаточно, чтобы понять, кто передо мной.

Грей или Дитрих.

Ангел или Демон.

Выражение его лица было серьёзным, а его глаза светились тёплым нежно-зелёным огнём.

Грей.

Я слабо улыбнулся ему. – Я в порядке, Грей. Правда. Это всего лишь кошмар.

Я видел, что он хотел услышать от меня подробный рассказ. Он хотел знать, какой кошмар смог превратить его парня в рыдающее и кричащее нечто. Я подозревал, что он догадывался, что я что-то скрываю от него. Но он никогда ничего не требовал от меня. Просто потому, что это Грей. Он терпеливый, любящий и добрый. Собственно из-за этого я и боялся рассказать ему.

Но если мыслить логически, то эти страхи были беспочвенными, поскольку он пережил столько страданий за эти годы, что только одному Господу Богу известно, через что он прошёл. Грей бы понял меня, как никто другой. Но, как бы то ни было, во мне жило опасение, что, рассказав ему, он сочтёт меня за использованного, мерзкого и отвратительного ублюдка. Я просто нуждался в большем количестве времени.

Я такой трус.

Я выпрямился и похитил с его надутых губ быстрый поцелуй. – Я уверен, Грей.

Он разочаровано вздохнул. – Когда будешь готов, то знай - я с тобой. – Он взял моё лицо в свои руки. – Я хочу, чтобы ты знал, Валера: в этом мире нет ничего такого, чего бы ты не мог рассказать мне. Я ни в коем случае не стану любить тебя меньше. Ты нужен мне, солнышко. Всегда. Я никуда не уйду.

Я почувствовал, как глаза защипало от слёз, и закусил губу. Я хотел верить в его слова, но что-то во мне не отпускало липкого страха. Если я потеряю его – мне придёт конец. Я не выживу без него.

- Спасибо, - прошептал я, шмыгнув носом.

Он вновь вздохнул и поцеловал меня в лоб, прежде чем отстраниться и вскинуть бровь.

- Объяснишь мне... почему мы пахнем так, словно побывали в грязном притоне?

Я с облегчением вздохнул, поняв, что он сменил тему разговора, но побагровел в ту же секунду, когда осознал, о чём мы собирались говорить.

“Вот чёёёрт!”

- Хмм, - произнёс он, и его брови сошлись на переносице. Его красивые зелёные глаза затуманились, и я знал, что Дитрих разговаривал с ним. Он нахмурился и громко прорычал, - Замолкни, придурок!

Я нервно кусал губы.

- Да, ты ублюдок, и это было слишком. Даже для тебя, - прошипел Грей сквозь стиснутые зубы.

Я поморщился, поскольку догадывался о примерном содержании разговора. Дитрих поставил Грея перед фактом, что именно он был со мной во время нашего «свидания» вчера ночью. Я безумно любил Дитриха, но он большую часть времени был очень злым – особенно с Греем.

Грей тяжело вздохнул, как я предположил, в попытке проигнорировать Дитриха. Я положил ладони на его щёки, чтобы он взглянул на меня. Его завораживающие изумрудные глаза долгое время смотрели в мои голубые, пока я не поцеловал его.

- Я люблю тебя, Грей, - прошептал я в его кожу.

- Я тоже люблю тебя, - пробурчал он в мои губы. – Я бы хотел стать нормальным для тебя.

Я подавил раздражённый вздох. Я полюбил его именно таким, другого мне не надо. Да и что такое «нормальный», чёрт его дери? Я точно таковым не являлся со своим отчимом - педофилом, сумасшедшей мамашей и снами, которые превратили меня в психически неуравновешенного человека.

Но, разумеется, Грей не знал об этом.

“Может быть, если я расскажу ему, он не только поймёт меня, но и почувствует себя лучше: ведь не только с ним приключилась беда”.

“Конечно, валяй, расскажи ему, разрушь всё то, чем так дорожишь”.

Я всё ещё не поборол внутренний конфликт, но я мог сделать одну вещь, чтобы он понял.

Я снова поцеловал его и вложил в этот поцелуй всё, что я чувствовал: необъятную любовь, всепоглощающее желание и острую необходимость. Я благоговейно ласкал его губы своими, а затем мягко прикусил его нижнюю полную губу. Он простонал в мой рот и запустил руки в мои волосы, прежде чем опрокинуться на спину и повлечь меня за собой.

Я почувствовал его твёрдую эрекцию под собой и просунул руку между нашими телами. Взяв в руку его член, я сделал несколько медленных движений вверх и вниз. Грей ахнул в мой рот, и я услышал его сдавленное рычание, - Твою мать, Валерка.

Я больше не мог сдерживаться. Я отчаянно нуждался ощутить его внутри себя. Я сопроводил его к своему входу и начал опускаться вниз – сантиметр за сладким сантиметром. Я выкрикнул его имя, задрожав, когда он оказался полностью во мне, и Грей выгнул спину подо мной, громко зарычав. Насладившись приятными ощущениями, я приступил к медленному движению. Мы стонали и хныкали в унисон – наши руки исследовали тела друг друга, пока наши губы не могли прекратить лихорадочные поцелуи. Я хотел всё сделать не спеша, постепенно разжигая пламя страсти, но у моего тела имелись другие планы.

По-видимому, Грей не сильно отличался от меня, поскольку обвил руки вокруг моей талии и, удерживая меня на месте, сел на кровати. Я удивлённо вскинул бровь, глядя в его лицо, и он, улыбнувшись мне, прислонился спиной к железному изголовью кровати – всё ещё удерживая меня на себе. Он переместил свои руки на мои бёдра и закусил нижнюю губу. – Возьмись за перекладины, Валера, - прошептал он, и его изумрудные глаза потемнели от вожделения.

Я схватился за железные прутья по обе стороны от его головы и поднялся вверх, чтобы в следующую секунду опуститься вниз. Я откинул голову назад, вскрикнув во весь голос, и он уткнулся носом в мою грудь, тихо выругавшись. Я использовал перекладины, чтобы двигаться как можно резче и жёстче, пока он управлял моими бёдрами, задавая нужную скорость.

Я двигался всё быстрее и быстрее, и очень скоро мы оба перестали контролировать себя, крича, как дикие животные. Кровать билась об стену, и мне приходилось быстро убирать пальцы, чтобы не сломать их. Я почувствовал тугой узел в животе, и мой член стал быстро пульсировать.

- Кончи для меня, Валерка, - прорычал Грей.

Это всё, что требовалось мне, чтобы перешагнуть через заветную черту. Я откинул голову назад и выкрикнул его имя, когда волны удовольствия захлестнули меня с головой. Я почувствовал, как пальцы Грея сильнее впились в мою кожу, и в следующее мгновенье я услышал громкое «Чёрт возьми, Валера», стоило ему получить собственную разрядку. Я обессилено свалился на него, прижавшись потным лицом к его шее, старясь восстановить дыхание.

- Блять, это невероятно, - пропыхтел Грей, и я тихо рассмеялся. Он обвил руки вокруг меня и переложил меня на кровать, устроив мою голову на подушке, а затем накрыл нас простынёй. Мы лежали совсем рядом, нос к носу, смотря друг другу в глаза с широкими идиотскими улыбками. Он поднял руку и убрал пару прядок волос с моего лица.

- Что я такого сделал, чтобы заслужить тебя?

Я возвёл глаза к потолку. – Это я должен задаваться этим вопросом, не ты.

Он посмотрел на меня с игривой насмешкой. – Похоже, ты бредишь, Валерий Русик.

Я снова закатил глаза. – Нет, я отдаю отчёт своим словам, Дитрих Грей.

Пустая комната. Ноябрь. Ночь.
Я возвращалась с того света домой.
Усталый, сбитые в кровь колени.
Нервы. Слёзы. Протез вместо сердца.
И на кончиках пальцев порезы.

Я писал тебе стихи прошлым летом.
И сжигал их ровно в полночь.
Воздух сильно горчил от пепла.
Я ж просто не находил места,
После того, как разучился летать.

Повернуть бы время вспять.
Переписать сценарий так, чтобы опять
Кто-нибудь совсем не ты
Научил меня всё прощать,
Смеяться до слёз и мечтать.

Пустая комната. Холодная кровать.
Я закрывал глаза на счёт две тысячи тридцать пять.
Ночные кошмары. Будильник. Пора.
Начинать ещё одну новую жизнь,
Пока ещё есть силы, пока я - это я.

Ноябрь. Ночь. Ненастная пора.
На улице шёл дождь. Я сошёл с ума.
Кругами ада от тебя до финала
Две тысячи тридцать пять дней без тепла и света.
Вот такая вот страшная жертва, во имя тебя.