Батя года

Совершая свою вечернюю прогулку, менеджер среднего звена Овалов остановился напротив вейпшопа и глубоко вздохнул. Неделю назад на этом самом месте, когда он вечером возвращался с работы домой, ему позвонила бывшая содержанка Оливия и со злобой сказала: ;;— Жирная тварь! Я тебе устрою, будешь знать, как девушкам жизнь портить! И твоего младенца твоей жене принесу, и в суд подам, конченый... ;;Она потребовала, чтобы он закинул ей на Сбер пять тысяч рублей.
Тимур предложил три и на Тиньков а не на Сбер и завтра не сегодня, но молодая роженица была настолько принципиально что из за такой мелочи пообещала отомстить.

Овалов вспомнил это, посмотрел на баннер вейпшопа, глубоко вздохнул и еще раз с душевным раскаянием упрекнул себя за минутное увлечение, создавшее ему такой геморрой под старую тридцатичетырехлетнюю задницу.
Дойдя до своего подъезда в жилищном комплексе бизнес-класса, Овалов, бренча ключами и напевая «люби меня, люби», песню, которая уже неделю крутилась у него в голове, поднялся на лифте на 4-й этаж. Было ровно десять часов вечера, и из-за облаков выглядывал кусочек луны, освещавший еще не закрытый алкомаркет у его подъезда. В подъезде не было ни души: жильцы элитного комплекса уже ложились спать. Подходя к своей двери и напевая все ту же песню на лестничной площадке, Овалов наткнулся локтем на что-то мягкое. Из любопытства он взглянул под свой правый локоть и вдруг лицо его перекосило от ужаса, как будто он увидел террориста-смертника. На подходе к его квартире, преграждая дверь, стояла детская коляска. Ужасные сценарии и недавний неприятный разговор пролетели у него в голове. Он подошел ближе, оглянулся и посмотрел в коляску: нечто продолговатое было завернуто во что-то, похожее на конвертик, в который заворачивают младенцев. Один конец конвертика был слегка открыт, и менеджер среднего звена, сунув в него руку, почувствовал что-то теплое и влажное. Пульс его подскочил до ста пятидесяти, в ужасе вскочив на ноги, он огляделся, как преступник, собирающийся бежать от полиции...
— Подкинула-сука! — со злобой процедил он сквозь зубы, сжимая кулаки. — Вот в коляске лежит... лежит позорище! Ой, капец!
От страха, злобы и стыда он оцепенел... Что теперь делать? Что скажет жена, если узнает? Что скажут его богатые влиятельные родственники? Его тесть, владелец крупной строительной фирмы, наверное похлопает его теперь по плечу, фыркнет и скажет: «Поздравляю... Хе-хе-хе... Седина в бороду, а бес в ребро... дебил, Тимур Эрастович!» Весь элитный жилой комплекс узнает теперь его тайну, и, пожалуй, почтенные матери семейств, гуляющие во дворе, перестанут с ним здороваться. О подкидышах пишут на Е1 в криминальных колонках, и таким образом известное имя Оваловых пронесется по всему медиапространству среднего Урала.
В эту минуту он пожалел что не перевел злосчастные пять тысяч, он готов был перевести пятьсот и даже если не было этого банка он поехал бы и открыл счёт ! Господи да что счет, в этом состоянии он готов был открыть новый банк и перевести все деньги мира ей на телефон.
Дверь в квартиру была не заперта, и четко слышалось из-за нее, как Мариана, жена Овалова, накрывала стол к ужину. В соседней квартире этажом ниже раздавались звуки фортепиано, щелкнул и стал подниматься чуть слышный лифт. Стоило младенцу только проснуться и закричать и тайна была бы обнаружена. Овалов почувствовал непреодолимое желание решить этот вопрос сейчас же.
— Скорее, скорее... — бормотал он. — Надо действовать, пока никто не видит. Перенесу его куда-нибудь, положу к другой квартире...
Тимур Эрастовтчь откатил коляску к окну подъезда, взял в одну руку переносный модуль из коляски с конвертиком и тихо, мерным шагом, чтобы не казаться подозрительным, пошел по лестничной клетке, начал спускаться, далее вышел из подъезда и пошел по улице...
«Положение, конечно, ****ец! — думал он, стараясь придать себе равнодушный вид. — Полный бородатый менеджер среднего звена, в рубашке и галстуке  с младенцем идет по улице! Ой, ****а, если кто увидит и поймет, в чем дело, мне капец... Положу-ка я его к любой квартире в этом подъезде... Нет, стоп, тут камеры везде и, может быть, охрана смотрит. Куда бы его? Ага, вот что, отнесу я его к квартире бизнесмена Шваба... Все предприниматели меценаты и эмпатию проявляют; может быть, еще спасибо скажут и оформят как приемного официально к себе возьмут».
И Овалов решил отнести младенца непременно к Швабу, хотя его квартира с отдельным входом и террасой на первом этаже находилась на другом конце жилищного комплекса.
— Вот как раз эти террасы созданы для подбрасывания детей.
«Только бы он у меня не разревелся и не вывалился из переноски, — думал залетный менеджер. — Вот уж треш — не ожидал! В руке за ручку несу живого человека, словно портфель. Человек живой, с душой, с чувствами, как и все... Вдруг, еще, Швабы возьмут и усыновят его, то, пожалуй, из него выйдет какой-нибудь гений... Пожалуй, выйдет из него какой-нибудь профессор, военный, писатель... Ведь всё бывает на свете! Теперь я несу его под мышкой, как пакет из "Пятёрочки", а лет через 30—40, прикинь, придется перед ним оправдываться...»
Когда Овалов проходил узким, пустынным переулочком мимо подстриженных квадратом кустов под густою, черною тенью кленов, ему вдруг стало казаться, что он делает что-то очень отвратительное и незаконное.
На телефоне было три пропущенных от жены, и одно не прочитанное от «Оливия Анал…» это так сокращал телефон - аналитический отдел.
«А ведь как это, действительно, подло! — думал он. — Так дико, что подлее и придумать ничего нельзя... Ну, за что мы взрослые несчастного младенца швыряем с порога на порог? Разве он виноват, что родился? И что он нам плохого сделал? Подлецы мы... Любим трахаться не предохраняясь, а тащить коляску приходится невинным деточкам... Ведь только вдуматься нужно во всю эту тему! Я изменял, а ведь ребеночка ожидает лютая судьба... Подброшу я его Швабам, Швабы сдадут его в детдом, а там все чужие, всё по-армейски... ни ласки, ни любви, ни баловства... Отдадут его потом в станочники широкого профиля на завод... сопьется, научится воровать, будет с голоду воровать в магазинах... Или станет работягой, а ведь он сын менеджера среднего звена, который никогда не пачкал руки... Он плоть и кровь моя...»
Овалов из тени кленов свернул на тротуар, залитый лунным светом, и, развернув конвертик, поглядел на младенца.
— Спит, — прошептал он. — Ишь ты, нос у мелкого с горбинкой, отцовский... Спит и не чувствует, что на него глядит родной отец... Вот это кринж.. Ну, что ж, извини... Прости, братан, то есть сынуль... Видимо, такая у нас судьба...
Менеджер среднего звена из крупной компании второй на рынке канцтоваров захлопал глазами и почувствовал, что по его щекам ползет что-то вроде слез... Он нежно завернул младенца, взял его переноску за удобную  ручку и зашагал дальше. Всю дорогу, до самой террасы Швабов, в его голове толпились социальные вопросы, а в груди колыхалась совесть.
«Будь я нормальным, не конченным человеком, — думал он, — похуй бы на всё, пошел бы с этим младенчиком к Марианне, стал бы перед ней на коленки и сказал:;;— Прости! Дебил! Прибей меня, но невинного младенца бросать не будем. Деточек у нас нет; возьмем его к себе, усыновим!“ Она добрая девушка, согласилась бы... И было бы тогда мое дитя при мне... Эх!»
Он подошел к террасе Швабов и остановился в нерешительности. Ему представлялось, как он сидит у себя в гостиной и смотрит вести 24, а возле него трется мальчишка с горбатым носом и играет поясом его халата; в то же время в воображение лезли подмигивающие коллеги и его тесть, смеющийся и крутя пальцем у виска... В душе же, рядом с зачатками совести, пульсировало что-то нежное, теплое, грустное...
Менеджер среднего звена осторожно положил младенца на ступень террасы и махнул рукой. Опять по его лицу сверху вниз поползли влажные капли...
— Прости, сын, меня, подлеца! — пробормотал он. — Не думай обо мне плохо!
Луна осветила его и лежащего спящего сына. Он сделал шаг назад, но тотчас же, под огромной волной пролактина, решительно рыкнул и сказал:
— Похрен! Плевать я на всё хотел! Возьму его, и пускай все говорят, что хотят!
Овалов взял переноску с конвертиком и быстро зашагал назад.
«Пускай говорят, что хотят, — думал он. — Пойду сейчас, стану на коленки и скажу: „Мариана Мавридовна!“ Она девушка добрая, поймет... И будем мы воспитывать... Если он мальчик, то назовем его Владимир в честь президента, а если он девочка, то Владой, в честь президента тоже... Перетерплю позор, а в старости на пенсии жалеть не буду...»
И он сделал так, как решил. Плача, замирая от страха и стыда, полный надежд и неопределенного восторга, он вошел в свою квартиру, направился к ошалевшей жене и стал перед ней на колени.
— Марианочка, любимая, прости! — сказал он, всхлипывая и кладя младенца на пол перед ней. — Только не бросай нас, мы теперь большая семья... Дебил я! Это мой малыш... Ты Оливию помнишь, аналитика с моей работы? Так вот... я изменил тебе на том дурацком корпоративе, и она родила...
И не помня себя от стыда и страха, не дожидаясь ответа, он вскочил и, как ошпаренный, несмотря на свои 135 кг, побежал в подъезд на чистый воздух...
«Буду здесь, пока она не позовет меня, — думал он. — Дам ей прийти в чувство и одуматься, писец, я конченый...»
Было слышно как ребенок заплакал и послушались женские голоса.
Охранник элитного комплекса Сергей, томно проходя мимо по лестнице, совершая вечерний обход, взглянул на него и пожал плечами. Через минуту он опять прошел мимо, но уже вверх, и снова пожал плечами.
— У вас все в порядке? — Вот история, представляете, — пробормотал он, усмехаясь. — Приходила недавно к вашей супруге Мариане соседка с 4-го подъезда, Елена, такая блондинка худая с коляской, и говорит мне: можно я в подъезде у двери под камерами оставлю коляску, а то колеса грязные, вы посмотрите за ребенком? Я, говорит, к Мариане на примерку блузки зайду на пять минут. И дверь мы закрывать не будем, а ребёнок спит.
Оставила, дура, свою коляску у двери в подъезде, и пока они там кофе да блузки... кто-то взял да и унес ребенка... Вот капец!
— Что? Что ты говоришь? — крикнул во всё горло Овалов.
Охранник Сергей, по-своему объяснивший гнев жильца, почесал затылок резиновой томфой и вздохнул.
— Извините, — сказал он, — но сейчас время позднее... я обход делаю...
И, взглянув на вытаращенные, злобно удивленные глаза менеджера, он виновато крякнул.
— Это ребенок соседки из 4-го подъезда?! — спросил у него Овалов.
— Да, она у вас в гостях, но что-то задержалась, сказала на пять минут, а сидят уже полчаса, ну сами знаете женщины.
В комнате стояла тишина…
Марианна, удивленная и разгневанная, сидела на прежнем месте и не спускала заплаканных глаз с благоверного мужа, с которым они прожили уже 4 года... А соседка из 4-го подъезда, быстро собравшись, захватила своего орущего в голос ребенка и ушла.
Тишину разорвал рингтон смс от «Оливии Анал…»
Он посмотрел на экран, прячась психологически в свой смартфон от неловкой ситуации. Если коротко то Оливия соглашалась на перевод в другой банк и подождать день.