Кто-то тебя жадно гладит

На мотоцикле мы катались довольно долго. От скорости и ветра хотелось радостно кричать. День выдался довольно холодный, но я, сидя позади Валеры и крепко прижавшись к его спине, холода не ощущал. Как будто меня грело персональное солнце.

Несколько раз я прокатился самостоятельно, один раз упал, довольно ощутимо ударившись плечом. Я был уверен, что Русик за руль меня больше не пустит, но он, скрежеща зубами, согласился не отбирать мотоцикл, взяв при этом обещание не разгоняться больше сорока миль в час.

Потом мы бродили по берегу океана, разговаривая ни о чём. О фильмах, о школе, о приближающихся экзаменах. Было очень легко и спокойно. Иногда в разговоре возникали паузы, но они не вызывали ни напряжения, ни раздражения.

И в тот же миг, мой разум меркнет...

Сознание возвращается ко мне резко, одним махом, как будто в тщательно зашторенной комнате зажгли свет.

...Я целую Валерку... резко, почти грубо...

...Поцелуй становится всё более неистовым, мои губы более настойчивыми, а руки более требовательными. Как во сне, тянусь к его груди. Валера не делает попыток отстраниться, совсем наоборот, прижимается ко мне ещё сильнее. Шалею от ощущения близости его тела...

...С трудом сдерживаюсь, чтобы не разорвать на нём одежду, краем сознания отмечая, что как-то непривычно резок с ним. Куда делось моё самообладание? Он никогда не видел меня таким. Но я таким никогда и не был. Надо остановиться, пока я не наделал глупостей...

...Чувствую его язык на своих губах, и возбуждение грозит перелиться через край. Забываю о благоразумии. Его желание ничуть не меньше моего: запах выдаёт его с головой. Моё сердце бьётся быстрее обычного, но мне не хватает его скорости. Целую его, хочу его, тону в нём...

...И в то же время ощущаю, как перестраивается моё сознание.

Снова обостряется слух.

Я больше не слышу тени ушедших времён. Зато слышу, как с еле слышным стоном вырывается дыхание сквозь его приоткрытые губы. Снаружи всё ещё идёт дождь, и от этого становится ещё уютнее и теплее. Где-то за окном свистит ветер, мягко переступая лапами, продвигается сквозь лес пума, тревожно кричит ночная птица...

...Звуков опять становится слишком много, и они начинают мне мешать. Сосредотачиваюсь на Валерке, выкидывая из сознания все остальные звуки. Вот теперь хорошо. Не хочу слышать ничего, кроме рваного ритма его пульса...

Потом изменяется осязание.

Моя одежда вдруг кажется мне неудобной, неуместной и ненужной. Она сковывает движения и мешает дышать. Я ощущаю себя словно дог, которого я видел в торговом центре. Бедная собака была покрыта идиотской зимней попоной. Моя одежда мне нужна сейчас так же, как и ему эта тряпка. Недолго думая, избавляюсь от футболки, джинсов и белья, и тут же снова притягиваю Валеру к себе. Но тут начинает мешать его одежда. Если моя рубашка не давала мне дышать, то дурацкий свитерок не позволяет ощущать его. Чувствовать его почему-то кажется сейчас важнее, чем дышать.

Действую инстинктивно, а двигаюсь со скоростью, явно превышающей возможности моего сознания осмысливать действия. Мне удаётся опомниться ровно в тот момент, когда пальцы ложатся на край его трусиков. Рывок....

- Серёж... - выдыхает он.

Испуганно отступаю на шаг, в растерянности изучая невесомые обрывки ткани в моих руках.

- Прости, Валер, я не хотел... - Чувствую себя полным кретином. Чёрт, что я творю?

Неосторожно поднимаю глаза и задыхаюсь от восторга.

Я никогда не видел его полностью обнажённым. Сейчас он стоит передо мной, даже не пытаясь прикрыться, и я могу рассмотреть его грудь, живот, стройные ноги. Мой взгляд останавливается на бёдрах, и руки сами тянутся к его талии. Он растерян и испуган. Его страх почему-то заводит меня ещё сильнее. И ещё он возбуждён. Я могу ощущать его желание. Чувствовать его буквально физически. Он что-то говорит, но мозг отказывается понимать его слова. Зачем слышать, если можно чувствовать? Ощущать. Понимать его тело без слов.

Запах. Это слово возникает в моей голове, как ответ на сотню незаданных вопросов. Почему я теряю контроль? Почему хочу его до безумия? Откуда знаю, точно знаю, что он хочет меня так же сильно? Меня накрывает волна самых разнообразных запахов. Как будто рычаг, ответственный за обоняние в моей голове, повернули до отказа. От обилия ароматов резко темнеет в глазах и ещё чуть-чуть ускоряется биение сердца. Запахи меняются, некоторые отодвигаются на задний план, другие занимают какую-то часть в моём сознании, и я знаю, что теперь они будут там всегда. Воздух вокруг меня звенит и плавится, пока, наконец, из миллиона ароматов не выкристаллизовывается один единственный самый главный. Его запах.

Чувствую невероятное возбуждение. Опрокидываю его на так кстати подвернувшееся кресло. Стискиваю его бёдра, ощущая ладонями лёгкую прохладу кожи.

- Нет, нет, нет... - шепчет он, пытаясь оттолкнуть меня. Не верю его словам, верю его телу.

Его запах кричит: “Хочу тебя!”. Сойду с ума, если не прикоснусь к его источнику прямо сейчас. Бесцеремонно развожу его ноги, наклоняюсь. Его руки упираются в мои плечи, но не могу понять, пытается ли он оттолкнуть меня или напротив - притянуть к себе. Какая разница?

Провожу по его члену языком, шалея от вкуса и запаха, проникаю в него пальцами. Он выгибается, стонет и ещё сильнее упирается в мои плечи ладонями. Становится понятно, что он всё-таки пытается отстраниться. И при этом его тело кричит от наслаждения. Продолжаю ласкать его жадно, жарко...

- Нет... - шепчет он, пытаясь перекричать голос собственного тела. Я доставляю такое явное удовольствие, что не даю себе труда вслушиваться в его слова.

Не останавливаюсь.

Он стонет - сначала тихо, потом всё сильнее и сильнее, и наконец громко вскрикивает, забившись в моих руках.

Меня накрывает волна острого наслаждения, как будто это я сам только что кончил.

До одури хочется облизать собственные пальцы. Слизываю солоноватые капли, даже не догадываясь, что утробное рычание, заполняющее комнату, исходит из моего горла.

Его запах становится ещё сильнее и притягательнее. Хочу его. Желание срабатывает, как внезапно распрямившаяся пружина, и я теряю контроль окончательно.

Вскакиваю на ноги, решительно вздёргиваю Валерку вверх, поворачиваю к себе спиной, наклоняю. Он падает на колени, руки впиваются в подлокотники кресла. Накрываю его тело своим. Опускаю свои руки на его, переплетаю наши пальцы.

- Люблю тебя... - шепчу ему на ухо и резко вхожу на всю длину. Ощущаю малозначительную преграду и с лёгкостью сметаю её на своём пути. Валера кричит. В нос ударяет запах крови. Я делаю ему больно! Неприятная, чужая мысль мешает и царапает. Усилием воли выталкиваю ненужный голос из сознания и сосредотачиваюсь на ощущениях собственного сердца, которое бьётся, как сумасшедшее. Притягиваю его к себе и отталкиваю, снова насаживаю его на член и снова толкаю от себя, наблюдая как он раскрывается передо мной. Он горячий и узкий внутри.

- Серёжа, Серёжка, Серёж, - стонет он.

- Люблю тебя, - шепчу снова. Хочу видеть его лицо. Разворачиваю к себе, на этот раз прижимая спиной к креслу. Опускаюсь на колени. Целую его заплаканные глаза. Впиваюсь в искусанные губы. Погружаюсь в его тело. Толкаюсь вперёд. Ещё и ещё. В бешеном ритме. Звук моего пульса становится невыносимо громким и, смешиваясь с его стонами, диким набатом стучит в моих висках. Быстрее, ещё быстрее.

Наслаждение - яркое, почти болезненное - пронизывает насквозь. Бешеным потоком несётся по венам, накрывает с головой. Ослепительная вспышка заставляет зарычать, но не приносит разрядки. Ощущаю, как звенит от напряжения каждая мышца.

А потом приходит боль. Хлещет по обнажённым нервам, и я снова рычу.

Отталкиваю Валерку, и он безвольно падает мне под ноги.

Сердце колотится всё быстрее и быстрее, с каждым ударом набирая обороты. Зверь внутри меня поднимается, встаёт в полный рост, разрывая кожу. Мы с ним одно целое. Закрываю глаза и, выворачивая наизнанку сознание и тело, шагаю за грань, за которой свобода.

Я - садист.

Густая кровь – на пол стеклянный,
Где ты не жил, где ты не шёл,
И томный вечер, оловянный,
Над грустной маской – ореол.

Я забываюсь сном и вижу,
Вчера. Уходишь в темноту.
Я погружаюсь в сон свой ниже
С солёным привкусом во рту...

Пурга кружила, раскидала,
Там за окном свой лёгкий след,
Беду и мысль я отмёл...
Я чувствовал свой последний бег.

Ты жить не будешь, ты не дышишь,
Под лёгкой белой простынёй,
Моих стихов ты не услышишь,
В раю найдёшь ты свой покой.

А я иду тропой клеймённых,
Что не уходят в вышину,
Ведь я сам рукой небрежной
Струей пустил кровь свою.