Чужой земли мы не хотим ни пяди...

Крепчает обида, молчит,
И внезапно
Походные трубы
Затрубят на Запад.
Крепчает обида.
Товарищ, пора бы,
Чтоб песня взлетела
От штаба до штаба!
Советские пули
Дождутся полёта...
Товарищ начальник,
Откройте ворота!
Туда, где бригада
Поставит пикеты, –
Пустите поэта!
И песню поэта!
(М. Светлов, Перед боем, 1927(!))
-----------------------------------------

Война, войной и – снова о войне...
На самом дне обугленной Юдоли.
На мёрзлой, обескровленной стерне –
Иной расклад.
Там бабы голодали.
В тылу. В забытых весях-деревнях.
Теперь не так! В напыщенных столицах
По площадям не лязгает броня.
Они найдут, чем подданным гордиться.
Здесь нужен Миф. Задугин-Розенберг.
Для жизни мало годного пространства.
Соперника сомнителен размер.
И Дранг нах Вестен подымает ранг свой.
Нацисты – все, кто слово поперёк.
У Русской Правды – «светлая дорога».
Судьба богов. Славянский Рагнарёк.
Кувалда забубенного Сварога.

2-3.02.2024
PS:
Милитаристский зуд автора «Гренады» попался мне на глаза почти случайно. Через книгу Василия Павловича Бетаки «Русская поэзия за 30 лет (1956-1989)». А вот восклицательным знаком я сопроводил год создания верша, посвящённого «девятой роте», намеренно. А то ведь некоторые могут подумать, что Миша Светлов загибал там под какой-нибудь 41-42-й...
Ниии... Это – всего лишь их «ответ Чемберлену». Ещё за 12 лет до Пакта Молотова с Риббентропом и последовавшего чуть позднее (31 октября 1939 г.) «спича» Вячеслава Михайловича на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР, где прозвучала и такая тирада:

– Правящие круги Польши немало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем – Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счёт угнетения непольских национальностей.

А мотивировала меня на эту «дребедень» Лена Лог.

Глядит уныло тусклый небосвод
Всю ночь его тревожил вой метели
На фоне белых гор чернеют ели
И челн застыл на темной глади вод
Насупились продрогшие дома
Мечтая в тайне о приходе лета
В нависших сизых тучах нет просвета
В селении глухая тишина
Ни лая псов ни криков петухов
Безлюдная в снегу лежит дорога
Вестей дурных с войны приходит много
Тревогу в сердце высказать нет слов
(Е. Лог, Китай А где-то там война)

Как вижу я – антивоенное (у Лены). А про тучи было, между прочим, и в том, у «гренадёра» Светлова. Напрыканцы

Знакомые тучи!
Как вы живёте?
Кому вы намерены
Нынче грозить?
Сегодня на мой
Пиджачок из шевьота
Упали две капли
Военной грозы.

Бетаки вспоминает в своей книге и Владимира Луговского, уличая того в симпатии к фашизму. За последнее пока промолчу. Пенять ему только за излюбленный «Солнцеворот», да ту «свастику» я бы не спешил...

Мы в дикую стужу в разгромленной мгле
Стоим на летящей куда-то земле,
Философ, солдат и калека.
Над нами восходит кровавой звездой,
И свастикой чёрной, и ночью седой
Средина двадцатого века!

Поэт он (Владимир Александрович) был неординарный. В свой довоенный период. Одно из его стихотворений того времени («Дорога», 1926) представляется весьма актуальным. К нашему и – вообще.

Дорога идёт от широких мечей,
От сечи и плена Игорева,
От белых ночей, Малютиных палачей,
От этой тоски невыговоренной;
От белых поповен в поповском саду,
От смертного духа морозного,
От синих чертей, шевелящих в аду
Царя Иоанна Грозного;
От башен, запоров, и рвов, и кремлей,
От лика рублёвской троицы.
И нет ещё стран на зелёной земле,
Где мог бы я сыном пристроиться.
И глухо стучащее сердце моё
С рожденья в рабы ей продано.
Мне страшно назвать даже имя её –
Свирепое имя родины.

О, как! К моему вершику (да ещё «под Светлова») – нарочно не придумаешь!: У Русской Правды – «светлая дорога».