Дела трамвайные

Колыхнули меня Валя с Таней. Трамвайчиками…
Полистал своё (архивное…). Так и там, добрая половина моих («трамваев») выходили на кольцо вслед за теми, что отправляли по следам своей памяти мои замечательные поэтки.
А вот по этому году (в самом начале), под мой то ли британский, то ли шотландский залёт, проскрипело уже оттуда.
Не будь сегодняшнего повода, никогда бы не выставлял.

«Габби. Три сестры и медбрат в Вишнёвом саду на новый лад»

Сидит в печёнках у меня
Не тёрн, не колкая стерня,
А несусветная херня –
Чудные строфы.
Боюсь, что чуткая родня
Осудит строго.

Бедняга Габби помер вдруг.
Его свалил лихой недуг.
Едва ли он считал до двух,
Дудя в утробу.
Волынки стон. Унылый дух
Высокой пробы.

Но ходят слухи, что Прованс
Такой же выкинул каданс.
И что тоску наводит Брамс
На Пастернака.
От этих строф впадаю в транс
И я, однако.

Взыскую вишню. Вижу тёрн.
Не ровно выложенный дёрн.
И не причём здесь Бобби Бёрнс.
Строфа хромает.
Театр жизни жжёт костёр,
Скрипя трамваем.

5.01.2023
PS:
Откуда пошла «строфа Бёрнса» («Габби»), одному Богу известно. Понятно, что не от приналегшего на неё великого Шотландца.
Версий – предостаточно (как и вариаций). Началось (вероятно!) едва ли не в Провансе. А мабуть, в Аквитании.
Фольклор!
Как оно залетело в Шотландию?! Хрен его знает…
В 1640-м Роберт Семпилл (1595-1668) навалял «Эпитафию Габби Симпсону, волынщику из Килбархана». «Габби» – укоренившееся прозвище всякого уроженца этого городка. Реальный Роберт Симпсон (1550-1620) фигурирует во множестве анекдотов. В 1822 г. на главной площади Килбархана ему соорудили памятник из бронзы.
«Стандартный габби» раскрутил уже Аллан Рэмси, ухвативший его сатирические возможности. До него пользовал «габби» Уильям Гамильтон. После – Роберт Фергюссон (вдохновитель Бёрнса). Да – многие…

Что ещё я сюда «напихал»?!
Пастернак… К слову )) Вернее, к Брамсу.

Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, – тоской изойду.
Я вздрогну, и вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют, – я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву(ы),
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что «Басмой» зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют, – я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутёмный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И сразу же буду слезами увлажен
И вымокну раньше, чем выплачусь я.
Горючая давность ударит из скважин,
Околицы, лица, друзья и семья.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.

У Бориса Леонидыча (если к нашему) ещё и про «дуб» – к месту.
Если перечитать именно «Габби Симпсона». Причём, в переводе Е. Витковского, ибо в оригинале собственно «дуб» я не приметил.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ГАББИ СИМПСОНА, ВОЛЫНЩИКА ИЗ КИЛБАРХАН

Глянь, путник, на могилу эту:
Здесь Габби Симпсон кончил путь.
Он был едва ль известен свету,
Зато умел в волынку дуть.

Килбархан, собирай поминки,
Рыдай да сетуй по старинке!
Всяк и в харчевне, и на рынке
Скорбит сугубо;
Умолк могучий глас волынки:
Дал Габби дуба!

Забыть ли «Песню пастуха»
Или «Побудку петуха»?
Кто вякнет – песня, мол, плоха, –
Гуляй без зуба!
В волынках спущены меха:
Дал Габби дуба.

Припомните – друзей обяжете,
А недругов обескуражите, –
Как бацал он «Родные пажити»
Да всё, что любо!
Сыграл бы всё, что ни прикажете, –
Да выдал дуба.

И т.д.
А это – оригинал:

Life and the Death of the Piper of Kilbarchan [Habbie Simpson]

The Epitaph of Habbie Simpson
Who on his Dron bore bonny Flags
He made his Cheeks as red as Crimson,
And babbed when he blew his Bags,

Kilbarchan now may say alas!
For she hath lost her game and grace:
Both Trixie and the Maiden-trace
But what remeed;
For no man can supply his place
Hab Simpson`s dead,

Now who shal play the day it daws,
Or hunts-up when the Cock he craws;
Or who can for our Kirk-towns Cause
stand us instead?
On Bag-pipes new no body blaws,
Sen Habbi's dead.

Or who shall cause our Shearers shear?
Who will bend up the Brags of weir?
Bring in the Bells, or good play Meir,
In time of need
Hab Simpson could what need you speir,
But now he's dead.
…………………………….

Мабуть, «дать дуба» – и в духе Бёрнса, но у Семпилла «Габби», по-моему, просто помер.
С «тёрном» и «вишней» – от Монтгомери.
«Три сестры»?! (К «Вишнёвому саду»). Чехов… Чехов – разве ко мне (за нашу бессюжетность-безфабульность).
Когда в последнюю строфу мне понадобилось что-то в рифму к «тёрну-дёрну», мелькало и «сестёр». Тут же (к «Трём») всплыл и «Вишнёвый сад». В строку как-то не легло. Зато Чехову обязан затесавшийся туда «Театр». А «пиесы» ушли в название. Слова ради.
К «скрипящему трамваю» (дань мелькавшему надысь «скрипящему перу») приведу невесть чей стиш. Ностальгический! Мне – как-то в «Незнакомку» Блока («над озером скрипят уключины, и раздаётся женский визг…»).

В окошко улыбаясь искренне,
Принцесса ехала на бал,
Трамвай, скрипя, плевался искрами
И рельсы ржавые жевал,
Он полз дворами, огородами,
Через помойки и кусты,
Топтались люди инородные,
Не замечая красоты,
А мимо проползали здания,
Кичились тусклым кирпичом,
Она светилась от желания,
Незамутненного ещё,
У предприятия режимного
Принцесса выпорхнула прочь,
Трамвай наелся пассажирами,
Вздохнув, побрёл в густую ночь.

И там, в начале девяностого,
Мы познакомились, тогда
Все было весело и просто нам,
Как в жизни больше никогда...
(выставлен в инете под ником somebodynext 9 марта 2010, 15:56)