Машуня. Рассказ

    Имена и герои почти вымышлены, любое совпадение – предлог подумать о своей жизни.

   В девятнадцать лет Машуня оставалась доверчива, как ребенок. И чего она поперлась работать на скорую помощь? А все потому, что мама уговорила ее выучиться на фельдшера.
   – Потом, – пообещала родная обманщица, – поступишь в театральный, как мечтала. Нужен трамплин для института, да и быть медиком в семье – милое дело! Если театр не прокормит, в медицине всегда найдется место! Заодно и себя вылечишь…
   Машуня была послушной девочкой. Искренняя, воспитанная шахтерским городком, где резали правду-матку в глаза, вся была, как на ладони, при этом артистическая натура выделяла ее из толпы обаянием и трогательной харизмой.
   Работу на скорой помощи в областной столице, в часе езды от родного дома, она выбрала сама, гордясь красным дипломом и свободным распределением. Московский институт был отложен, а со временем и вовсе позабыт. Между суточными дежурствами наведывалась к маме, как маленькая, скучая по дому.
   На скорой она влюбилась. В ночь выходили бравые студенты медицинского института, будущие главные врачи, никак не меньше. Худой Архип, – любитель интриг, – сложный, с зелеными глазами, пшеничными усами, сразу показался ей похожим на известного артиста, и она автоматически сделала перенос киношного благородства в реальную жизнь. В пересменку он виртуозно играл на старенькой гитаре, обитающей в комнате для среднего медперсонала, и пел романсы бархатным баритоном. Она обожала смотреть на тонкие пальцы, берущие аккорды. Архип казался частью творческой жизни, о которой она мечтала.
   Молодой человек ответил взаимностью. Однако, его симпатия вылилась в проблему. Будущий главный врач имел бесконечное пристрастие к инсинуациям и гордился этим. Он создавал целые сценарии с вовлечением коллег, друзей, прохожих. Заранее, во избежание осуждения, проводил иносказательную перестраховочную беседу с будущей жертвой, получая одобрение у ничего не понявшего лирического героя. «Я же предупреждал!» – фраза обычно служила завершением разыгранного представления и пострадавшему на это нечего было возразить.
   Теперь его целью оказалась беззащитная Машуня, готовая доказывать силу своего чувства и бесконечно прощать, – условие негласно входило в одностороннюю проверку на предполагаемую семейную жизнь.
   – Ты, как декабристка, поехала бы за мной в Сибирь? – грустно вопрошал между ночными вызовами любимый. – А вот это смогла бы ради нас?..
   С каждым новым случаем Архип заходил все дальше. Его «Декамерон» был вынесен на широкую публику, как на театральную сцену, о которой все еще продолжала мечтать Машуня. Оставаясь безнаказанным, молодой повеса становился в выдумках все изощреннее и тоньше. Почти неограниченная власть придавала ему чувство значимости, пока периферийная золушка продолжала доказывать готовность к подвигам во имя любви, незаметно превращаясь в забаву для тирана. Она жила в своем мире, где люди рождались во имя добра и были честны друг с другом. Не так просто было этот мир покинуть и стать по-настоящему взрослой.
   В одно из совместных дежурств, Архип проговорился, что женат. Над Машуней словно разверзлись небеса. Попытка разорвать отношения не привела к желанному результату. Совместная работа бередила сердечные раны. Видя охлаждение отношений и ослабление влияния, будущий специалист осторожно заговорил о своем разводе.
   Вскоре произошли события, вытеснившие Архипа на второй план.
   Машуню позвали к телефону в диспетчерскую. Незнакомый мужской голос приглашал на прием к врачу, сообщая, что данные ее медицинской карты автоматически переданы с предыдущего места жительства, и на следующий же день после суточного дежурства нужно прийти для получения справки от психиатра, затребованную местом ее работы.
   Маша разволновалась не на шутку. Ее история болезни, мягко говоря, была не совсем обычной. Даже совсем необычной! Что в ее детской медицинской карте было написано она не знала, но с ужасом могла предполагать.
   В детстве ее изредка посещали прозрачные люди в белых длинных одеждах, невесть откуда приходящие и уходящие в стену. Они молча говорили странные слова на незнакомых языках. Маша не понимала их, только кланялась тихонько и совсем не боялась. От них исходило приятное нежное тепло, которого ей очень не хватало. Хотелось уйти с ними куда-то в счастье или не отпускать хоть одного из них. Но как поймать? На ее протянутую ручку они улыбались и опять что-то молча говорили, и она сразу успокаивалась. Еще у нее были видения о разных трагических событиях, о чем она пыталась по-детски предупреждать. Кто-то из соседей верил ей, кто-то издевался. Об экстрасенсах и ясновидящих в то время знали немногие. Когда трагедия с человеком все-таки происходила, ее обвиняли в колдовстве, сглазах или сумасшествии. Маленькая Машуня стала бояться себя, научилась быть осторожной в высказываниях, и каждый раз стояла перед взрослым выбором: говорить или не говорить. И снова никак не могла удержаться, чтобы, не попытаться спасти соседа от инфаркта:
   – Дядя Саша, не пей водку, а то умрешь на охоте, не езди сегодня!
   – Да знаю я! – спешил он по ступенькам подъезда, поправляя патронташ. – Сердце-то побаливает, само за себя говорит. Это – в последний раз!
   – Это и будет в последний раз…
   – Машунька, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Завтра добуду зайца, подарю тебе заячий хвостик, как обещал.
   – Я тебя люблю, останься, несколько еще дней проживешь!
   – Не, я собрался уже, мужики ждут. Вернусь! Не каркай!
  Его труп принесли друзья-охотники на следующий день. Поверх него лежал окровавленный заяц с обещанным хвостом.
   …– Тетя Дуся, конфеты тебя погубят, не ешь их, совсем не ешь!
   – Еще чего, будешь меня учить! Всю жизнь конфеты сосу, не живу без сладкого! Будешь конфету?
   – Тетя Дуся, выброси! Какая радость от конфетки умирать?
   – А чего, сладкая смерть – не смерть от тяжелой болезни. Иди, играй в свою скакалку!
   Через неделю тетя Дуся умерла от удушья, болтая по телефону в местном доме культуры. Карамелька попала ей не в то горло.
   Когда страшно было сообщать о смерти словами, Маша начинала по-волчьи выть, пугая народ, детским умом полагая, что так оно, кому надо, понятно будет.
   Иногда ее дар использовали, подкарауливая на улице, задавая важные для себя вопросы, хитро обещая шоколадки, которые она терпеть не могла, потому что совсем не любила сладкое и любую человеческую еду. Голод гасила, посасывая собственный язык. Мама кормила ее то уговорами, то насильно. Машуня честно отвечала, как умела, толком не понимая, что именно она говорит. Когда поток людей начал увеличиваться, с этим пришлось бороться. Маша видела несчастья, от которых сама начинала болеть, лежала, как мертвая по нескольку часов. Маме пришлось назначить огромную цену за такой сеанс, и люди, негодуя, отстали, только плевали вслед ей и матери, считая, что их беда важнее жизни и здоровья самой Маши.
   На учете она не состояла. Но без успокоительных таблеток от прозрения к прозрению не обходилось. Каждое несчастье вводило ее в стресс, делало непоправимо виноватой. Препараты на какое-то время закрывали всевидящий глаз, и она становилась обычным ребенком. Врач определял ее видения, как фантазии на фоне переживаний от развода родителей и следствие богатого воображения.
   – Незачем творческому человеку вешать ярлык дебила на всю жизнь, – говаривал старый доктор на каждый такой случай, что-то записывая. – Сколько гениев психиатрия сгубила. Возможно, она – особенный талант, неизвестный науке, и всех нас еще удивит.
   Но вот сейчас ворошить прошлое было ни к чему. Если факты прорицательницы вылезли наружу, то справку от психиатра получить не удастся.
   К слову сказать, о своем личном будущем никаких видений у Маши не было. Настигшая любовь к студенту лучше всяких таблеток ставила блок на реальность и награждала радужными надеждами.
   После телефонного звонка она, расстроенная, столкнулась с Архипом, вышедшим из комнаты врачей, где стоял телефон для сотрудников. Он что-то пробормотал ей вслед про очередную шутку, но Маша не обратила внимания.
   После смены она посетила указанный адрес. Оказалось, психиатр был выездной и вел временный прием в местной гинекологии. Облегчал, так сказать, коллегам со скорой помощи получение справок. Красивый молодой человек вызывал доверие и просил ничего не таить из прошлого, чтобы не иметь больше никаких проблем. Справку не дал, а выписал направление в приемный покой психоневрологического диспансера, где еще раз все уточнят и дадут нужный документ. Только надо ехать немедленно.
   В приемном покое психушки долго разбирались с нелепым направлением, выписанным не на бланке, а на рецепте врача-гинеколога, задавали вопросы о странном акушере-психиатре, но Маша так устала после суток, что ничего толком не могла объяснить. Помимо прочего, она рассеянно посмотрела на дежурного врача и сказала:
   – У вас скоро ребенок родится.
   – Я – беременный? – ухватился он за ниточку.
   – Мальчик. Хочет быть Севой. По-другому не называйте.
   Ее тут же положили. Начались дни страшного бреда. Она помнила, что ей проводили странные процедуры, заставляли пить препараты, от которых было совсем плохо, она не могла шевелиться, даже дышать. Лечили электрическим током такой силы, что глаза лезли из орбит, поэтому их завязывали особенным образом, а ее намертво привязывали к столу. У нее снова начались видения, только страшные, касающиеся ее самой. Сквозь затуманенное сознание она понимала, что надо выбираться.
   Наверное, ее все-таки выписали, потому что очнулась она дома. Мама жарила любимые котлетки, а Машуне, как после рабочих суток, все время хотелось спать. Она даже решила, что приехала домой после смены повидаться. Больница стерлась из ее памяти, как карандашный рисунок ластиком.
   На самом деле, мама чудом нашла ее в психиатрической лечебнице две недели спустя после госпитализации, почти потеряв надежду. Маша как сквозь землю провалилась. Никто не мог подсказать, дать нужной информации. Архип тоже молчал. Найдя, мать просто выкрала дочь из больницы при посещении, прекрасно зная, что никакого психического заболевания нет, и активно начала искать концы, приведшие ее ребенка в такое страшное место. Расследование завертелось.
   Машуня, как обычно, вышла на работу. Ей сочувствовали, спрашивали, где она пропадала столько времени, даже оформили отпуск за свой счет, поскольку больничного не было.
   Странное дело, Маша так свято верила в порядочность врачей, в том числе и будущих, что не могла допустить даже мысль об очередной проделке Архипа. Но это было именно так. На злополучном дежурстве он сделал звонок-приглашение из комнаты отдыха врачей, приведя незнакомого Машуне сокурсника, который на следующее утро принял ее в гинекологии, где на тот момент их группа проходила практику. Направление выписал на рецепте отсутствующего гинеколога приемного покоя, чей кабинет не запирался.
   Дело дошло до облздрава и продолжало набирать обороты. Речь шла об исключении из мединститута Архипа с его сообщником, а также лишении дипломов врачей-психиатров стационара, подвергших пациентку с неустановленным диагнозом неоправданным методам воздействия.
   Вся надежда была на заступление перед правосудием самой Машуни, которая продолжала работать, как проклятая, обслуживая неимоверное количество вызовов, пытаясь забыть когда-то любимого человека. Она по-прежнему жила в стране, где люди честны и до последнего вздоха должны любить друг друга.
   Архип заметался. Впервые блестящий спектакль вместо триумфа, привел к катастрофе всего, что было получено им от жизни. Тогда на дежурстве, в присутствии коллектива, было сделано предложение руки и сердца. Стоя на костлявом колене, он целовал Маше руку и уверял в серьезности намерений, обещая, что больше никогда не подвергнет испытаниям. Машуня растерялась. Она уже знала, что беременна на небольшом сроке, но рожать после сильных препаратов и процедур было рискованно. Все ее мысли были о ребенке, зачатого от предателя и садиста. И вот этот человек произносил слова, которые каждый день звучали в ее чудесной стране. Она дрогнула…
   Скандал не замяли, но наказание смягчили. Архип ушел в академический отпуск, чтобы через год вернуться в институт и закончить его. Психушку перетрясли «от чердака до подвала». Министерская комиссия из Москвы принимала специальные экзамены для подтверждения дипломов работающих в ней специалистов, начиная с медбратьев, заканчивая главным врачом, поскольку уволить весь персонал было невозможно. Сыпались выговоры, понижения в должностях и временные отстранения от работы.
   От ярлыка "псехичной" Машуню спас мальчик Сева, который действительно приготовился родиться в семье доктора приемного покоя. Срок беременности на момент пророчества был настолько мал, что о нем не подозревала даже будущая мать. Семья на тот момент отчаялась зачать ребенка, хотя диагноз бесплодия не был выставлен. Возможно, маленький Сева ждал именно этой минуты. После того, как УЗИ подтвердило мужской пол ребенка, как и старый врач из Машиного детства, будущий отец-психиатр произнес:
   – Она нас еще удивит... – и снял свой предварительный диагноз – дело небывалое для всегда правой психиатрии.
   Замуж Машуня не пошла. От стресса и напряженной выездной работы беременность самостоятельно прервалась, не слишком болезненно и без последствий. Архип настаивал на свадьбе до тех пор, пока у него все не уладилось. Он все-таки развелся. Вернее, его первая жена сама ушла, узнав о безнравственном поведении супруга.
   Желая отомстить Машуне, перед своим распределением в родной город Архип женился на новой девочке фельдшере, только что пришедшей после учебы на скорую помощь и тоже верящую в свою солнечную страну. Ее пытались предостеречь, но она не поверила ничьим рассказам и предупреждениям. Через год он бросил ее с ребенком, заявив, что всегда по-настоящему любил и будет любить только одну женщину, простившую ему поступок, который не смог бы простить даже он сам. – Но и это заявление, скорее всего, было очередным фарсом.
   Он еще несколько раз был женат, в каждой семье оставляя по ребенку.
   Через много лет, в составе делегации по обмену опытом, Машуня приехала в его городок. Он служил рентгенологом в местной больничке, его характеризовали, как талантливого диагноста. Был все так же худ, зеленоглаз, только усы поседели.
   Машу он не узнал.