Чёрный георгин

Типовой московский двор посреди квадрата брежневских девятиэтажек жил своей привычной и обыденной жизнью, ничем не выделяясь среди собратьев. Дети помладше играли в песочнице, катались с горки, крутились на каруселях. Те, кто постарше, рассекали пространство на велосипедах и скейтах. На лавочках сидели вечные старушки, оглядывая территорию в поисках новых тем для сплетен. Жирные воробьи дразнили рыжего котяру, приготовившегося к молниеносному прыжку за едой и раздражителем его кошачьего покоя.

Я разглядывал двор, где прошло безмятежное детство. Всё по-прежнему и не так одновременно: появились парковочные зоны для автомобилей, исчезли гаражи-ракушки, за которые я вместе с дворовым кагалом бегал курить в седьмом классе. Дети также качаются на качелях. Не тех из прошлого, из полузабытых воспоминаний. Эти качели новые, не те, на которых я любил сидеть, наблюдая, как брат бегает за Цейсом.

На душе засвербело. Как будто я получил билет в прошлое в неведомой кассе. Теперь же не знаю, что делать: то ли подняться в квартиру, поздороваться с ним, словно я уезжал на пару дней в командировку; то ли вообще не показываться на глаза. Так привычнее, проще, уже выработался механизм – нельзя идти на поводу у тоски, сожаления, желания увидеть родных.

Я привык заботиться о близких, старался не подставлять их под удар. Привычка, дошедшая до автоматизма. Однако сейчас щемящее чувство разъедало всё внутри подобно ржавчине, впитывалось в саму суть. Безумно хотелось стать вновь частью семьи, почувствовать себя просто Валерой, которого ждут, надеяться, верят в его скорейшее возвращение из пустоты и чёрной неизвестности.

Посмотреть в глаза ему – что может быть проще? Да вот все силы иссякли. Невозможно дышать из-за накатившего чувства вины, саданувшего коварно поддых. Валерку Русика давным-давно похоронили, оплакали. Я и тогда был отрезанным ломтем, а сейчас... Что будет с ним, когда я внезапно воскресну? О худшем думать совершенно не хотелось. Да только мысли всё плясали стаей пёстрых сорок, не давая возможности сосредоточиться, прийти к единственному и правильному решению. Ведь к нему я готов бежать, а поговорить с ним... Детский страх вкупе с ощущением беспомощности...

Присев на край отдалённой скамейки, стоявшей аккурат под старым клёном, я наблюдал за парковкой. Снял солнцезащитные очки, повесил на ворот чёрной майки. Машина Исмаэля стояла около подъезда. Пока возле неё он не появлялся. Позвонить и договориться о встрече? Нажать на кнопку дверного звонка, не дав возможности для подготовки «грандиозной новости»? Хорош Русик, ничего не скажешь! Столько лет молчал, не давал знать, что жив, а теперь вот так ворваться в устоявшийся мир, обрадовать появлением?

Тихий звонок... Открытая дверь... Квартира... Двое... Тишина...
Оборачиваюсь к Исми. Смотрит на меня с вызовом. Сжимаю в кулак футболку на его груди, тяну ближе к себе, разворачиваю и припечатываю с двери с такой силой, что он ударяется о неё головой. Прижимаюсь к нему всем телом. Он то ли стонет, то ли всхлипывает, но не пытается оттолкнуть, просто смотрит на меня, просто терпит мою психованность. А меня передёргивает от его спокойствия. Равнодушный взгляд парня просто выводит меня на новый уровень агрессии. Правой рукой я вцепляюсь в волосы на затылке Исми, поднимая его лицо к своему, левой же удерживаю правое предплечье, чтобы он и не думал сопротивляться. И, не глядя ему в глаза, кусаю его губы. Сильно кусаю, во рту тут же появляется металлический привкус крови. А он, блять, стонет, но не от боли - нравится ему это. Я снова нападаю на его рот. Уже с поцелуем. Мы целуемся так сильно, так безудержно. Сталкиваемся зубами, покусываем губы, наши языки сплетаются, проникая в рот друг друга. Ослабляю хватку только от нехватки кислорода. Отстраняюсь от Исми и стягиваю с него футболку, отбрасываю куда-то себе за спину. И опять прижимаюсь к нему, одно колено вклинивая ему между ног. Мы снова целуемся. Уже спокойно, даже нежно. Зализываю место укуса, языком изучаю каждый уголок его прекрасного рта. Он отвечает мне. Его влажные тёплые губы такие податливые, сладкие, его язык такой нежный, упругий...

Если наши поцелуи стали спокойнее, то руки... Наши руки действуют без тормозов. Мы жадно гладим, ощупываем все места друг друга, до которых можно дотянутся. Он обнимает меня: одной рукой за плечи, второй - за талию. Прижимает ещё ближе к себе. Отпускаю его волосы, ладонями скольжу по шее, плечам, ниже к груди. Без ласки, без предупреждения скручиваю пальцами его соски. Только мой рот на губах Исми не даёт его крику разнестись по всему дому. Я тут же заглаживаю чувствительную кожу его груди. Он оставляет мои губы в покое. Языком ведёт влажную дорожку по моей щеке сперва к уху. Облизывает мочку, втягивает себе в рот, слегка прикусывает. Едва сдерживаю свой стон. Не хочу показаться ему неженкой. Утыкаюсь лбом в изгиб его шеи. Мы оба уже взмокшие. Я просто упиваюсь его запахом. Исми подцепляет пальцами мою футболку, хочет снять её. Отталкиваю его руки. Не хочу раздеваться, мне нужно просто достать член из штанов. Тем более уже есть, что доставать. Мы оба заведены не на шутку. Даже через двойную джинсовую ткань я чувствую его эрекцию. Он покорно обнимает меня, прекращая попытки раздеть.

Мы снова целуемся. Я просто высовываю язык, дразню Исми. А он целует его, посасывает, поглаживает своим языком.

Всё так же прижимаясь к нему бёдрами, я опускаю руки на пояс его джинс. Расстёгиваю кнопку за кнопкой. Как только появляется место для свободы действий, провожу ладонями по животу, бокам, пояснице Исмаэля. Опускаю руки ниже и ладонями накрываю его ягодицы. Блять, а где трусы? Он без белья! И для кого это он щеголяет в таком виде? Нежная кожа его задницы, упругая мякоть. Всё это принадлежит мне. Я докажу ему это, понравится ему или нет, но докажу. Я поглаживаю, пощипываю его половинки, пальцами слегка провожу по ложбинке.

Он же плавится в моих руках. Такой расслабленный, горячий, прижатый мной к этой двери. Тяну его джинсы вниз по бёдрам, намеренно царапая пальцами кожу. Я хочу раздеть его полностью и потому сажусь на корточки, чтобы и джинсы снять до конца, и с обувью разобраться. Развязываю шнурки у него на кроссовках. Снимаю один, потом другой, кидаю их вглубь комнаты. Следом летят носки. Поднимаю одну его ногу, освобождаю её от штанины, затем другую. Отбрасываю ненужную деталь гардероба и поднимаю свой взгляд вверх.

Блять. Его член прямо перед моим лицом. Чёрт, я же видел его неоднократно. Почему же сейчас не могу оторвать взгляд от паха Исми, и почему слюна во рту собирается с неимоверной скоростью? Я встаю на колени перед ним. А он просто прижался плечами к двери, притих. Кажется, даже дышать боится: глаза плотно зажмурены, и зубами прикусывает истерзанную мной нижнюю губу.

И я тоже замер. Просто рассматриваю его член. Прямой, необрезанный, с розовой головкой, чуть прикрытой светлой кожей крайней плоти, толстый ствол в узорах выступающих вен. Красивый. Наклоняюсь влево и дую на яйца. Член подрагивает, а сам Исми втягивает в себя воздух сквозь сжатые зубы. Мне нравится его реакция.

Протягиваю руку, просто прикасаюсь пальцами к стволу. Тёплая натянутая кожа. Такая бархатная. Будто обжигаясь, отдёргиваю руку. Чёрт, я боюсь. Боюсь своих желаний и порывов. Я хочу его член. Его член у себя во рту. Но я же не за этим вернулся сюда. Или за этим? Да, за этим. Ещё десять минут назад я был готов его жёстко трахнуть, а теперь стою перед ним на коленях. Это его удача или моя? Мысленно считаю до десяти. Он же так и стоит, замерев в ожидании моих дальнейших действий. Я решаюсь.

Снова прикасаюсь к его члену. Кончиками пальцев задеваю головку, сдвигаю крайнюю плоть. Его головка розовая, сочная, влажная, с закрытой прорезью. Я наклоняюсь вперёд и просто прикасаюсь к ней языком. Он хрипло стонет, ударяя ладонью по двери. Ему нравится? Я снова скольжу языком по головке. Стон повторяется. Ему точно нравится. А дальше что делать? Пытаюсь вспомнить, как вёл себя сам, когда многочисленные любовники радовали меня минетом, что мне нравилось в их действиях. Стоп. Я собираюсь сделать минет? Я? Сделать? Минет? Да, блять, собираюсь! И сделаю!

Уже уверенно сжимаю ладонь в кулак на его члене, двигаю рукой вверх и вниз. Это похоже на дрочку. А дрочить умеют все мальчики. Губами обхватываю головку, всасываю в рот, облизываю, кончиком языка скольжу по прорези. Стоны Исми сливаются в один непрерывный. Свободной рукой захватываю его яйца. Под тонкой бархатной кожей два мягких шарика. Слегка сжимаю их в своей ладони, чуть оттягиваю, поглаживаю большим пальцем.

Выпускаю его член изо рта. Головка уже почти малиновая, яркая, блестит от моей слюны. Я наклоняюсь ближе, языком скольжу по стволу от самого кончика к основанию. Мне нравится, как Исми реагирует на мою ласку. Глаза по-прежнему зажмурены, рот приоткрыт в немом крике, дыхание сбилось, руками он шарит по поверхности двери в поисках поддержки, а всё его тело мелко дрожит.

Не могу удержаться. Сильно присасываюсь к головке его члена. Исми вскрикивает и тут же прикусывает свою ладонь. Правильно. Не надо орать. Нас, наверное, и так уже услышали соседи. С чмоком выпускаю головку изо рта. Глубоко вдыхаю. Я хочу попробовать взять глубже. Медленно и нежно я снова беру его в рот. Губами скольжу по головке, ниже, ещё ниже. Чёртов рвотный рефлекс! Стремительно выпускаю член Исми изо рта. Рукой накачиваю его, скользкого от моей слюны. Губами, языком просто играю с головкой, целую по линии уздечки. Беру эту горячую терпкую плоть в рот, но уже не пытаюсь протолкнуть её вглубь. Не хватало тут ещё блевануть. Просто обсасываю, зализываю и даже использую зубы. Нет, не кусаю, просто скольжу зубами вверх и вниз. Левой рукой прикасаюсь к мошонке Исми. Она уже стягивается. Значит, он близко. Вот откуда этот терпкий вкус у меня во рту. Вкус его спермы. Я собираюсь проглотить её? Я смогу проглотить её?

Его уже начинает бить отчётливая дрожь. Он скулит и всхлипывает, всё так же прикусив свою ладонь.

Член Исми в моей руке значительно опухает, головке тесно во рту. Я сильнее сжимаю пальцы на его члене, сильнее сжимаю яйца. Бёдрами он непроизвольно подает вперёд. Я смогу. Я сделаю это.

Он кончает. Солёная, терпкая, вязкая жидкость наполняет мой рот. Я не могу проглотить её. Меня тогда просто стошнит. Я удерживаю её во рту, пока его не отпустит. Поднимаю взгляд на его лицо. Какой же он красивый в своём оргазме. Нахмуренный лоб, приоткрытый рот, кончик языка высунут, капельки пота. Красивый. Проходит несколько мгновений, член перестает пульсировать в моей руке. Я выпускаю его и из своего рта, и из своих рук. Исми отрывисто дышит. Открывает глаза. Смотрит вниз на меня. Благодарность, страх, недоверие, любовь - я не успеваю отследить весь вихрь его эмоций. Во рту всё ещё его сперма, я уже почти привык к её неприятному вкусу. Он же резко падает на колени передо мной. Я даже пугаюсь – может, он сознание потерял? А Исми руками обнимает моё лицо и прижимается своими губами к моим. Пытаюсь увернуться, но он держит крепко. Не могу послать его подальше - рот-то занят. Может, выплюнуть всё это прямо на него? И пока я думаю, он проталкивает свой язык ко мне в рот. На секунду замирает, осознав, что я не проглотил. И тут же начинает меня целовать с такой силой, с таким нетерпением, как будто хочет отмыть мой рот. Его язык собирает сперму с моих языка, неба, внутренней стороны щёк. Исми сам глотает свою сперму. От такого зрелища у меня кружится голова. Я слегка отталкиваю его.

- Ну всё, хватит, чего ты лижешься, как девчонка, - снова врубаю режим мудака.

Он ложится на пол, глубоко и часто дышит.

- А ну вставай, только попробуй мне тут уснуть, хотя бы оденься, - совсем я изворчался.

- А ты, ты не хочешь продолжения для себя? – строит мне глазки Исми.

Чёрт, надо же, я и забыл о себе.

- Нет, ты еле живой. Не такой уж я ублюдок, чтобы трахать тебя до обморока. Позже, быть может. Если хорошо меня попросишь.

Я пригублю глоток хмельного яду,
В твоих глазах, как в зеркале душа,
Я не скажу, что нашей встрече очень рад,
Но тосковал о любви не я один.

А в вышине на небосклоне звёздно-жарком,
Вздохнёт украдкой златокудрая луна,
О нас двоих, печальной влагой наполняясь,
Роняя под ноги хрусталь, грустит она.

В потоке лиц случайно обознался,
Бескрылой птицей с неба сорвался,
Желанье с губ твоих, по капле собирая,
Греха нектаром я невольно обжёгся.

Томилось сердце, в ярком пламени сгорая,
Срывая хриплый страстный стон, сводя с ума,
Я отдавал тебе нежность, понимая,
Что дом небесный свой оставил сам.

Шипит в бокалах пенистое зелье,
Давай же выпьем не страшась до дна,
И пусть назавтра я, надену саван белый,
Сегодня буду я тобой покорён.

Кружилась ветрено душа, от чувств пьянея,
И с каждым вскриком умирая и живя,
Взамен садов Эдемских непорочных ей,
Лебяжьим пухом стала жёсткая земля.