Undying Love

Сильнее, чем одиночество.
Сильнее жажды человеческой крови, которой я оправдывал свои поступки.
Сильнее памяти об огне в горле от запаха крови Грея.
Грей.
Я поворачиваюсь к бездыханному телу, распростёртому на траве.
Мой Грей.
На ослабших коленях подползаю к погубленному парню, медленно и заботливо убираю влажные пряди волос с его лица, чувствуя, как безумие всё сильнее овладевает моим сознанием.
Мои губы дрожат, и я не могу остановить их.
Я безумен.
Уже сошёл с ума.
Что я наделал.
Я заслужил своё будущее. Я буду жить вечность, расплачиваясь за прошлое – всё в жизни имеет свою цену.

Ложусь на траву рядом с Греем, притягивая его бездыханное тело тесно к себе. Невольный мучительный стон вырывается из моей груди, когда я в тысячный раз осознаю, что ничего не изменить, - его больше нет.
Я обречён на одиночество.
Прижимаюсь к груди парня и замираю, мечтая по-настоящему потерять разум, чтобы перестать терзаться. Я снова не хочу ничего чувствовать, хочу быть холодным и пустым внутри, каким был прежде. Тогда было легко. Но для этого уже слишком поздно, и я чувствую так много всего и сразу, что едва могу это выносить. Я чувствую. Я чувствую. Это наказание гораздо хуже смерти.

Едва слышимый звук заставляет меня вздрогнуть, неверяще встрепенуться. Прижимаю ухо теснее ко всё ещё мягкой плоти Грея и прислушиваюсь. Нет, мне не показалось, звук повторяется.
Слабое движение внутри. Тягучее от яда движение... крови, сохранившейся где-то в глубине, потревоженной моим резким действием. Недоверчиво встряхиваю мёртвое тело вновь, как будто хочу заставить его шевелиться, и едва слышу маленький щелчок, похожий на захлопывающуюся жемчужную раковину.
Резко подскочив, я сажусь на колени перед Греем, боясь поверить в то, о чём подумал.

- Грей... милый... - судорожно шепчу, обхватывая ладонями его щёки, и словно в ответ на мои мольбы раздаётся ещё один, уже чуть более громкий... но теперь настоящий... удар его сердца. – Да... да... Пожалуйста, Грей. Не оставляй меня. Прошу... вернись ко мне...

Это похоже на чудо.
Склоняюсь над ним, боясь выдохнуть, боясь лишиться хрупкой, едва вспыхнувшей надежды. Жду следующего вымученного удара его сердечка, и...
Вместе со следующим ударом глаза Грея распахиваются, и по поляне разносится первый дикий, истошный, мучительный вопль обращения.

Это начало новой лучшей жизни.
Я вижу свою жертву.
Парень и девушка целуются возле ночного клуба. Я наблюдаю за ними из тени, выжидая момент.
Нервничаю, потому что у меня нет времени торчать здесь долго. Мне нужно как можно скорее покончить с этим.
Мне не нравятся их мысли: он хочет её, а она его, и это отвратительно, потому что он пьян, а она – дешёвая проститутка. Мне хочется, чтобы их разумы замолчали навсегда.
Хотя, в сущности, мне должно быть безразлично, чисты их мысли или грязны, я думаю только о том, что внутри них – теплом и горячем. Я так давно не охотился, что горло сводит в голодном спазме при одной лишь мысли о крови.

Внутри клуба гремит музыка, но вокруг никого: стоянка автомобилей пуста. Идеальное место.
Наконец, пара разделяется: девушка идёт к машине, а парень сворачивает за здание клуба к мусорному контейнеру, чтобы отлить.
Мой выход.
Я скольжу за ним: смертоносная тень, бесшумная и неуязвимая.
За ним, а не за ней.
С некоторых пор я больше никогда не охочусь за девушками: женщины слишком прекрасны, чтоб их убивать. Сколько бы десятилетий ни прошло, я не забываю боли, которую пережил в те ужасные мгновения, когда думал, что Грей умер. Что я убил его.

На какую-то долю секунды мой разум протестует, сопротивляется тому, что я нахожусь здесь. Лица Грея и отца всплывают в моей голове, заставляя чувствовать… что-то. Если бы я способен был сейчас поразмыслить, то понял бы, что это чувство – совесть. Но голод и близость крови быстро заглушают её, и я продолжаю скользить вперёд, вдыхая испарения грязного тупичка, наполненного отходами. Пахнет гниющими отбросами, мочой и сладкой кровью моей ничего не подозревающей жертвы. Такой притягательной, несмотря на содержание в ней алкоголя, что я дрожу, едва держа себя в руках.

Мой рот наполняется ядовитой слюной, а разум практически отключается, когда я подхожу к парню, отливающему на мусорную кучу, со спины.
Я всё сделаю быстро и тихо.
Ты не будешь страдать.
Ну разве что пару секунд, но это быстро закончится.
Он видит тень, которую отбрасывает моя фигура из-за света уличного фонаря, и оборачивается. Гнев на его лице сменяется растерянностью, а затем страхом, когда он видит выражение моего лица.
Ему некуда бежать.
Слишком поздно для него и для меня, даже если бы я хотел – или мог – остановиться.
Я протягиваю руку и хватаю его за горло, отчего он не может закричать, беспомощно барахтаясь в воздухе с расширенными в ужасе глазами.

Привлекаю его ближе, морщась, когда его панические мысли наполняют мою голову. Его девушка на одну ночь уже начинает думать, что он не придёт, и это должно бы обеспокоить меня, но я не могу сейчас сконцентрироваться на своей безопасности – только на крови. Я спешу.
Его пульс отчаянно бьётся под моими пальцами, я глотаю слюну, торопливо, трусливо ищу место, в которое впиться зубами. Моё горло горит невыносимо, а разум исчезает, подавленный инстинктами.
Моя жертва.
Моя кровь.
Я так давно не пробовал её, что становлюсь безумным, по-настоящему больным в это мгновение.

- Валер?

Единственный голос, который может вернуть меня в реальность, раздаётся за спиной. Бархатный и нежный, он звучит, словно музыка, достигая замутненного жаждой сознания. Единственный голос, который важен для меня. Самый главный звук в мире.
Голос Грея.

- Что ты делаешь?

Мои пальцы, сжимающие горло почти насмерть задушенного бедняги, резко разжимаются, и парень, кашляя, падает к моим ногам.
Моё тело цепенеет, а эмоции, которые я испытываю в данный момент, невозможно передать простыми словами. Хищник, завладевший моим сознанием, съёживается в маленький комок, застывая на уровне солнечного сплетения колющей массой, будто побитый обезвреженный зверёк. Я всё ещё испытываю жажду, но она теперь другая – более... жалкая, более... управляемая. Моё горло горит, но сжато в тиски моего собственного отречения. Я не должен находиться здесь. Я хочу исчезнуть.

Но бежать некуда.
Мы в тупике, и нет никакой возможности скрыться. Тем более Грей меня уже узнал.
Я чувствую себя так, словно мне снова пять лет, и я съел все шоколадные конфеты в доме, которые трогать запрещено. Я буду наказан, и понимаю это, но трусливо мечтаю этого избежать.
Я чувствую себя... таким беспомощным, словно букашка.
Застукан на месте преступления.
Пойман с поличным.
Унижен.
Опять.

Нет смысла отпираться. Парень под моими ногами всё ещё пыхтит, держась за горло, кашляет и пытается прийти в сознание. Он жив и почти не повреждён, но это ничего не меняет, потому что я не знаю, чем смогу себя оправдать. Что я просто случайно зашёл в тот же тупик, что и он? Зачем? Может, отлить? Может, хотел помочь ему освободиться? Не смешите.

- О Боже... - восклицает Грей, заметив корчащегося на земле человека, и в несколько шагов преодолевает расстояние до него, протягивает руку и помогает ему подняться.

Его мысли спутаны пережитым ужасом, и я отчётливо слышу, что всё, чего он хочет – это убежать отсюда. Ничего не понимает. Боится меня. Боится Грея. Боится умереть. Боится, что сошёл с ума. Боится, что выпил слишком много. Просто боится.
Ждущая его проститутка проявляет нетерпение и раздумывает, пойти ли посмотреть, почему задержался её клиент, или вернуться в клуб.

- Простите, - бормочет Грей, не замечая ужаса в глазах у парня, с которым он смотрит на него. – Вы целы?

Он не может сказать. В ту секунду, как Грей, убедившись, что он стоит на ногах самостоятельно, выпускает его руку, он срывается с места и бежит, бежит... пока не достигает своего автомобиля и не начинает судорожно дёргать дверь.
Я едва могу обращать внимание на него. Проститутка, немного удивлённая его странным поведением, молча садится на заднее сидение, и парень рывком трогает машину с места, почти врезаясь в стоящий впереди автомобиль. Надо было добить его. Вдруг, проспавшись, он всё вспомнит и поймёт, кто я? Может, он попадёт в аварию по дороге...
Я не должен так думать.
Но я не могу.

Я очень разочарован. Тем, что не успел выпить его крови? И этим тоже, но не это главное. Я разочарован тем, что снова оказался слаб, и это разочарование душит меня, как будто на моей шее удавка.
Грей смотрит на меня, и я чувствую себя всё более ужасно под его тяжёлым взглядом. Мне нечего сказать. Он всё видел сам. Это происходит не впервые.
Единственное, что я могу испытывать в этот момент – это стыд. И огромный, не поддающийся контролю, всепоглощающий... страх. В конечном итоге он бросит меня, я знаю. В какой-то момент осознает, что все надежды на моё исправление напрасны, и тогда ничто больше не будет держать его подле меня. Он уйдёт.
Я не хочу этого. Ужасно боюсь, до дрожи в коленях.

- Я... - мои губы сами собой разжимаются, собираясь умолять его простить меня. Я готов пасть на колени. Я такой беспомощный.

- Не смей оправдываться! – предупреждает Грей, качая головой. В его красивых золотистых глазах сверкает осуждение.

Я и не собирался.
Мне слишком стыдно, чтобы отрицать очевидное.
Он медленно обходит мою застывшую фигуру, чтобы оказаться ко мне лицом. Я хочу спрятать глаза, но вместо этого продолжаю неотрывно смотреть на него в панике, что он скажет ужасные слова о неизбежном расставании. Он тоже разочарован, я вижу это. И мне больно, что я не смог оправдать возложенных им на меня надежд.
Я хочу провалиться под землю.
Я хочу повернуть время вспять.
Я хочу, чтобы он простил меня и остался.
Я хочу, чтобы он любил меня.
Хочу быть тем, кого можно любить.
Хочу этого заслуживать.
Но я, очевидно, снова всё испортил.

- Разве это ты? – говорит он, в его глазах печаль и сожаление, когда он касается моей щеки рукой, как будто проверяя, я ли это, или уже кто-то другой, чужак, которого он не знает. – Разве ты хочешь быть таким?

У меня нет сил, чтобы ответить. В горле комок, и мне хочется съёжиться до размера крошечного зёрнышка, стать незаметным. Сглатываю яд, стыдясь того, как выгляжу в его глазах.

- Разве ты солгал мне, когда говорил, что хочешь измениться, стать лучше? Забыл, что ты мне обещал? Забыл, зачем твой отец тебя спас?

Его рука – тёплая, нежная – всё ещё на моей щеке, и я мечтаю, чтобы она там и оставалась. Не хочу видеть разочарование в его глазах, это меня ранит. Снова сглатываю, на секунду закрывая глаза; мне кажется, что стыд обладает физической силой, и сейчас он разорвёт меня на части.

- Разве твоя мать хотела, чтобы ты убивал?

Он отчитывает меня, как мальчишку, бросая в меня всё, что я ему когда-то о себе рассказывал. Он знает о моём прошлом мельчайшие подробности, и не стесняется напомнить мне о нём, когда я забыл. Прежде я бы рассмеялся в лицо тому, кто мне скажет подобное. Но сейчас мне не до смеха. Грей – единственное, что держит меня на этой земле и делает меня лучше. До него я был диким, жестоким и равнодушным. Пустым. С ним я снова чувствую, что живу.
Но цена, которую я заплатил за это, неизмерима.
Смерть. Много смертей близких мне людей и просто невинных. Отчуждение. Раскаяние. Я не должен забывать.

- Я не верю, что ты снова сделал это! – качает он головой с сожалением. - Ты не должен находиться здесь.

Сейчас, когда рядом со мной нет человеческой крови, и моя жажда постепенно утихает, я хорошо понимаю, что он прав.

- Валер! – Грей пытается достучаться до меня, не догадываясь, что я молчу только потому, что признаю себя виновным. Я вовсе не пытаюсь спорить с ним. Я просто не нахожу в себе сил ни ответить, ни кивнуть. – Так мы никогда ничего не достигнем.

- Прости... - шепчу я беззвучно, одними губами. Я действительно молю его о прощении. В который раз?

Неизбежно всё заканчивается одинаково: моя жажда достигает критической отметки, и Грей ловит меня в чертогах городов тёмной ночью. Иногда слишком поздно, чтобы что-то исправить. Сколько ещё людей должно погибнуть, прежде чем я смогу себя обуздать? Сколько ещё раз я нарушу обещание, прежде чем Грею наскучит терпеть меня, и он уйдёт?
Сегодняшнему пьяному парнишке повезло, но Грей не всегда поспевает вовремя. За четыре десятка лет, что мы вместе, жертв было немало. Когда же я перестану быть таким слабаком?
Я вспоминаю времена, когда всё начиналось.

Даже тогда, очнувшись после болезненного обращения в лесу, Грей оказывается сильнее меня. Я думал, что стадо оленей, которое он растерзал – это единственный раз, когда он пробует кровь животных. Просто рядом никого другого не оказалось, а он голоден. У меня свои планы – направиться на север и там обучить его всему. Охотиться вблизи Мальмё крайне опасно – я и так наследил тут достаточно.

За те три дня, что длится обращение, я успеваю прийти от отчаяния к надежде, от надежды к вдохновляющей радости. Я мечтаю о счастливой вечности, которую не буду одинок. Я успеваю забыть цену, которую обязался заплатить. Забываю, как выл и рыдал, как молился земле и небу, клялся отдать что угодно за жизнь парня или избавление меня от страданий.
Забываю, что судьба подарила мне чудо.
Думаю, теперь всё будет легко.
Расслабляюсь.
Но ничто не даётся нам просто так.
За будущее приходится бороться.
Любовь ещё надо заслужить.
Обещания следует исполнять.
Иначе судьба снова всё отберёт.
Обращение завершается на третий день, и всё совершенно не так, как я мечтательно нарисовал в своём развращённом воображении.
Вместо того чтобы броситься в мои объятия, Грей приходит в ярость.
Отказывается от человеческой крови.
Прослеживает по следам все мои передвижения и узнаёт обо всех преступлениях, которые я совершил.
Я думаю, он порвёт меня на кусочки.
Думаю, он возненавидит меня навсегда.
Прикажет уйти, забыть об его существовании, и мне придётся вечность скитаться в одиночестве без права заслужить его прощение.

Это станет наказанием не лучше всего остального – знать, что Грей жив, но где-то существует без меня, и я никогда больше не смогу коснуться его, увидеть трогательный блеск его глаз, улыбку, стать частью его жизни.
Он не разговаривает со мной столько дней, что я сбиваюсь со счёта. Я просто тенью хожу за ним в ожидании возмездия. Не могу оторваться от него даже на мгновение. Снова готов всё отдать за то, чтобы он простил меня. Всё, что угодно.

Он соглашается поговорить, и это тоже чудо. Я рассказываю ему всё. Он бы не принял мою исповедь, если бы я попытался солгать или скрыть что-то. Мне приходится признаться, каким чёрствым, жадным, жестоким и безразличным я был все эти десятилетия до встречи с ним. Как я издевался над отцом, как постепенно с годами деградировал, теряя всякую человечность. Как я эгоистично возжелал его тела, и как ничем не брезговал в достижении этой цели.
Хуже всего то, что моё раскаяние неполное, неискреннее, продиктованное потребностью обладать им. Если бы не осуждение Грея, стал бы я терзаться? Моя многочасовая исповедь даёт мне чудовищное представление, как низко я опустился, и из какой глубокой ямы мне придётся выбираться, чтобы заслужить его любовь.
К концу моего покаяния я уверен, что Грей меня оставит.
Я ни капли не заслуживаю его прощения.
Я вообще не заслуживаю жизни.
Если он бросит меня, то будет прав.

Но Грей оказывается добрее, чем я могу предполагать. Глядя в мои глаза с состраданием, которое не может не удивлять, он обхватывает ладонями моё лицо и клянётся, что теперь всё будет по-другому, что теперь он рядом, чтобы помочь мне подняться. Что я могу рассчитывать на него.
Он требует от меня отказа от человеческой крови.
Он так похож на отца в этот момент, говорит его словами, что я практически начинаю верить в то, что он и сейчас рядом с нами. Как будто это его дух бродит вокруг меня и вкладывает в его голову свои убеждения – в наказание мне.
Я соглашаюсь. Разве у меня есть другой выбор? Я уже так много совершил ошибок, что потерял право возражать.

- Ты что, передумал? – слова Грея выдёргивают меня из воспоминаний, продолжают резать, как кинжалы, заставляя чувствовать себя всё хуже и хуже. Мы снова в тупичке. – Решил встать на старый путь?

- Нет, нет... - мотаю я головой, словно провинившийся подросток.

- Хочешь оставить меня одного? – обвиняет он. – Это центр города, куча свидетелей могли увидеть тебя!

Я могу возразить, что это не так, но не стану делать этого, потому что Грей прав. Я был так поглощён жаждой, что не думал о последствиях. Мысль о том, что Грей останется навечно одиноким, приводит меня в ужас, как и всегда. Я хорошо знаю, что такое потерять.

- Нет, Грей! – моя рука дёргается, так хочется успокоить Грея, погладить его по щеке и обещать, что это больше не повторится. Но я слишком хорошо знаю себя. Я не смею обещать. Я не могу гарантировать, что этот случай – последний. И мне так стыдно от этого...

Грей вздыхает. Отводит глаза, его рука падает с моей щеки, и моё сердце снова сжимается в ожидании ужасных слов «Валер, я надеялся, но ничего не получилось. Это конец».

- Нет, пожалуйста, - прошу я пристыжено, едва удерживая свои руки подле своего тела, так сильно мне хочется схватить его и прижать к себе, никогда не отпуская, - прости меня, дай мне ещё один шанс.

Грей снова вздыхает. В глазах, когда он снова поднимает их на меня, вселенская печаль. Я ищу там что-то большее – любовь, сострадание, прощение. И, к своему невероятному изумлению, нахожу их там. Его доброта поистине безгранична, его любовь ко мне не поддаётся объяснению.

- Из-за тебя нам снова придётся переехать, - говорит Грей устало, и он снова прав. – Он видел тебя. Он может что-то рассказать.

Я готов переехать куда угодно, даже на северный полюс, где буду питаться пингвинами, если это утешит Грея. Проблема состоит в том, что он не хочет переезжать. Ему нравится жить в городах, изображая из себя человека. И в этом он тоже похож на моего отца; постоянное назойливое напоминание мне о том, какой замечательной мы могли бы быть семьёй, если бы я смог вовремя остановиться.

- Объясни, как это получилось? – требует он. – Как ты оказался здесь, почему сорвался?
Имеет ли значение хоть одно из моих оправданий?

- Не знаю, я... - стараюсь не прятать глаза, когда отвечаю. - Когда я понял, что выслеживаю его, я уже не мог остановиться...

Всегда происходит именно так, и Грей снова вздыхает.

- Снова поедем на Аляску, - размышляет он, грустно кивая самому себе. – Ты пока на другое не готов.

- Мне жаль, - я осмеливаюсь протянуть руку и нерешительно взять его ладонь. Он не отнимает пальчики, и моё мёртвое сердце потихоньку воскресает, а тело избавляется от оцепенения. Он простит меня. Снова.

С трудом скрываю радость от того, что Грей, очевидно, продолжит терпеть мою распущенность. На этот раз.

- Я так устал переезжать, Валер! – восклицает он, позволяя мне увидеть его настоящие эмоции. – Мы не прожили на этом месте и года!

- Мне очень жаль, - шепчу я, действительно сожалея. Грудь снова сдавливает разочарование.

- Ты должен сильнее стараться! – убеждает он и смотрит умоляюще, как будто от меня в самом деле что-то зависит, и я смогу в следующий раз остановить себя. Он переоценивает мои возможности. Как и отец, до последнего верит в меня. Я с трудом отодвигаю воспоминания о его смерти. – Просто не думай о них как о еде!

Я сглатываю яд и с усилием воображаю охоту на льва или гризли. Даже за четыре десятка лет я не могу найти в крови животных хоть что-то привлекательное. Все они отвратительны на вкус, – что травоядные, что хищники, - и я не понимаю, как Грей может убеждать меня, что они неплохи. Отказ от человеческой крови иногда кажется мне непосильной ношей. Я так пристрастился за восемьдесят лет уступать своим желаниям, что теперь почти невозможно сопротивляться зову крови человека. Нахождение среди людей для меня остаётся испытанием.
Всё, на что я способен, это кивнуть. Я буду продолжать стараться.


Не понимаю, почему ради этого я должен становиться вегетарианцем. Ведь я вампир.
Не понимаю, почему для Грея такой образ жизни стал нормой.
Но у меня нет другого выхода, кроме как подчиниться и работать над собой.
Иначе когда-нибудь терпение Грея закончится, как и его любовь, он осознает, что связал свою жизнь с настоящим монстром, и покинет меня.
Это пугает меня до чёртиков.
Я стараюсь, правда, стараюсь, как могу.
Я хочу измениться.
Хочу стать лучше.
Хочу, чтобы Грей любил меня.
Хочу быть тем, кого можно любить.
Хочу этого заслуживать.
Я повторяю это себе постоянно, как молитву. Может, когда-нибудь она возымеет эффект, и я стану другим, полностью обновлённым, когда смогу оглянуться назад и понять, что мне стыдиться нечего. Тогда моё будущее из тёмного станет светлым. И в нём всегда будет Грей, моя личная путеводная звезда.

- Пойдём? - говорит он с вопросительной интонацией, как будто не уверен, что я за ним последую, берёт за руку и тянет из грязного тупичка на свет.

Куда же я без него.
Без него я ничто.
Когда мы оказываемся в пятне света от уличного фонаря, Грей внимательно оглядывает меня и мою одежду, чтобы убедиться, что я не внушаю подозрений. Я послушно стою, когда он поправляет мою рубашку, пуговицы на которой были оторваны, когда человек в моей руке боролся. Качает головой, поднимается на цыпочки и целует.
Это моё прощение.
Я расслабляюсь и привлекаю Грея к себе для более глубокого, страстного поцелуя. Беру его лицо в свои ладони. Мои губы властно захватывают его рот; всё ещё не могу избавиться от чувства собственности, когда целую его. Он мой, и это самый огромный подарок, который когда-либо преподносила мне судьба. Я очень ценю это.

- Я люблю тебя! – шепчу я, мне необходимо услышать его ответ, только тогда я поверю, что всё в порядке.

Грей, в отличие от меня, никогда не разочаровывает:

- И я люблю тебя!

Конечно. Иначе его бы не было здесь.

- Спасибо, - благодарно выдыхаю я в его губы, когда он открывает глаза, в которых снова светится прежнее обожание.

И добавляю, но уже про себя:
Спасибо, отец.

Превращать тело в воск тонкими длинными пальцами,
Лепить, как из пластилина, фигуры, которые нравятся.
Горячей рукой нежно скользить вниз по линиям тела,
Едва ощутимо, почти невесомо, как будто ещё неумело.

Ловить каждый выдох рвано-пьянящий сухими губами,
Касаться островка тёплой кожи на шее под волосами.
Чувствовать запах ягодно-цветочный с добавкой ванили,
Поцелуи оставлять на сгибе локтя, чтоб тебя не забыли.

Всего себя отдавать пригоршнями, без остатка,
Запоминать каждое мгновение, когда особенно сладко.
Когда воздуха не хватает и горло будто тисками,
Когда невозможно выразить то, что чувствуешь простыми словами.

Когда по спине бисер солёного пота,
Когда кроме стонов не выдрать из горла хоть что-то.
Именно тогда приходит ощущение полного восторга,
Незабываемого, яркого, потрясающего, чего-то нового.

Столкновение двух сердец нервно бьющих в грудную клетку
И парочка синяков, оставленных на гладкой коже метками,
Будут напоминать о произошедшем ещё долгое время.
Нас осязание выручает и выдает, когда подводит зрение.

Плавить тело воском под горячими пальцами,
Отвечать покусыванием губ и тихими стонами, когда нравится,
Оставить в покое только под утро на сбившейся простыни
И снова потом приходить за податливостью и покорностью.