Моё непокорное солнце. Мы теперь муж и муж

Тима

Проснувшись рано утром, я и представить себе не мог, насколько я буду счастлив и несчастен одновременно. В моих объятьях лежала моя жизнь и любовь, моя страсть и отчаяние, моё всё – мой Миша, о пробуждении которого, с одной стороны, я мечтал, а с другой – откровенно страшился.

Утренние лучи тёплого солнца ласкали его молочную кожу, путаясь иногда в его каштановых волосах, рассыпанных шоколадным водопадом по мягким подушкам нашего ложа, пробуждая во мне неуёмное желание ласкать и нежить своё сокровище каждое мгновение, которое нам было даровано небесами.

Вчерашний вечер и особенно ночь никак не выходили у меня из головы. Я прокручивал каждый миг, проведённый со своим Ангелом, каждое его слово, взгляд, вздох... Я сходил с ума, в ожидании того, что же преподнесёт мне его пробуждение: новую волну ненависти, что ему вчера пришлось покориться мне и желаниям своего тела или надежду на будущее? Терзаясь этими мыслями, я всё же решил покинуть наше ложе, аккуратно переложив Мишку со своей груди на мягкое восточное покрывало, и отправился на кухню для того, чтобы приукрасить пробуждение моего бога, приготовленным лично для него завтраком.

Стоя у плиты и готовя для своего любимого лёгкий завтрак, я только немного отвлёкся от своих тревожных мыслей и от того, что меня пугало и страшило, как услышал...

- Тима!.. Т-И-М-А! – раздался душераздирающий крик Миши из нашей спальни, заставивший меня от испуга выронить из рук стакан только что выжатого свежего апельсинового сока и рвануть на всех парах в нашу комнату.

- Миш, мальчик мой... что случилось? – заключил я в объятья своего Ангела, который испуганными глазами смотрел на меня и, тихо рыдая, прикрывал простынёй своё обнажённое тело. – Миша?.. Что?.. Что случилось, милый?

- Я проснулся... я думал, что вчера ты и я... тебя не было... - хлюпало моё сокровище, прижимаясь своим телом к моей груди. - Я подумал, что ты... снова меня оставил... одного... бросил... как тогда...

О, Господи! Сердце моё оборвалось от услышанных слов и той боли, которая сквозила в них.

- Миш, любимый мой, - обхватив ладонями лицо своего Ангела, прошептал я, глядя прямо в глубину его глаз, - я никогда тебя не оставлю. Слышишь? Малыш, ты моя жизнь, моя душа, моё всё... ты единственная моя любовь.

Целуя хрустальные слезинки моего Ангела, я ласково поглаживал своими руками его румяные щёчки, стирая с них своими нежными поцелуями мокрые солоноватые дорожки.

- Ангел мой, прости меня, - шептал я, продолжая успокаивать Мишаню, - если бы я знал, что так перепугаешься, то ни за что бы ни покинул наше ложе до твоего пробуждения, но... мне очень хотелось тебе сделать приятное и собственноручно приготовить для моего ангелочка завтрак.

- Завтрак? - недоверчиво переспросил Мишутка, словно маленький мальчик, выпятив свою нижнюю губку и хлопая пушистыми ресничками. – Ты ушёл только для того, чтобы сделать мне завтрак?

Я спокойно кивнул и улыбнулся его удивлённому выражению лица.

- Хочешь сказать, что ты умеешь готовить? – снова недоверчиво пролепетал мой мальчик, вытирая остатки своих слёз и наблюдая за тем, как я утвердительно киваю ему головой.

- Да, любовь моя, я умею готовить, - глубоко вздохнув, я подхватил любимого на руки, предварительно закутав его в простыню, и понёс в направлении кухни, где ещё пару минут тому назад умело хозяйничал. – И сейчас ты в этом сам убедишься, но при одном условии.

- Каком условии? – нахмурил Мишутка свои бровки, прекращая хлюпать у меня на руках.

- Ты не будешь видеть то, чем я буду тебя кормить, - оставляя нежный поцелуй, прошептал я на ушко своему чаровнику.

- Что?.. Почему?

- Потому что я завяжу тебе глаза и...

- Но...

- Миш, я хочу, чтобы ты на еду не смотрел, а ощущал её вкус, запах, формы и... немного доверился моему кулинарному опыту, - перебил я его возмущение, усаживая на столешницу огромного стола, расположенного посредине кухни. – Ты согласен мне довериться?

Немного поёрзав на столе в обёрнутой вокруг тела простыне и оглядывая пространство кухни, Миша нерешительно мотнул головой, и закрыл свои глазки, снова покоряясь мне, что меня ужасно обрадовало. Неужели он начинает мне немного доверять?

Тимоха, а это уже прогресс в ваших отношениях! Достав из кармана галстук, который захватил по дороге, когда нёс на кухню Мишку, я подошёл к своему богу и повязал его на закрытые глазки.

- Не жмёт?

- Нет, - прошелестели губки нежного ангела, притягивая меня своими соблазнительными формами.

- Ну, и замечательно, - проговорил я, ласково погладив его оголённые плечики своими пальцами, заставив любимого нервно вдохнуть воздух. – Тишшш, успокойся... тебе понравится, обещаю. Сексуальный поварёшка Тима вам будет по душе господин Михаил, - покривлялся я, сорвав с губ своего ангелочка тихий смешок. – Ну, что ж! Начнём?!

Миша

Сидя на столе в огромной кухне с завязанными глазами, честно скажу, чувствовал себя неловко и ужасно. Вокруг постоянно раздавались какие-то звуки, которые говорили мне о том, что невидимый муж сейчас интенсивно что-то готовит для меня. На фоне музыки, которую он включил, постоянно что-то происходило: хлопала дверца холодильника, стучал нож по разделочной доске, кипел чайник, что-то шкварчало в сковороде на плите...

Вокруг всё шумело, стучало, жужжало, скрипело и булькало, что приводило меня в некое неописуемое возбуждение и желание подсмотреть, что же на самом деле происходит. Запахи окутывали меня своими ароматами, нагоняя мне аппетит и заставляя громко урчать мой желудок.

- Ого! – усмехнулся мой муженёк, когда в очередной раз раздался возглас жаждущего животика о том, что уже пора бы и начать трапезу. – Я смотрю, что у меня на кухне кто-то очень проголодался.

- Тима, я хочу есть, ароматы твоей еды меня ужасно соблазняют, - пролепетал я жалостливым голоском в надежде, что получу от искусителя кусочек хоть чего-нибудь съестного.

- Мх, а я-то думал, что тебя могу соблазнить только я, - усмехнулся любимый, подходя вплотную, обжигая при этом своим тёплым дыханием мою кожу на шее и заставляя трепетать от этих ощущений.

То, что я сейчас испытывал, было удивительным: Тимочка нежно и медленно, начиная с кисти руки и оканчивая оголёнными плечами, проводил чем-то прохладным и влажным, вынуждая кожу покрываться мурашками и чувствовать волну возбуждения, пронизывающую меня всю насквозь.

- Открой ротик, - прошептал муж, еле касаясь своими губами моих, слегка проводя кончиком языка по их контуру. Испытывая истинное блаженство от его игры, я беспрекословно выполнил требование, понимая, что всё это меня ужасно возбуждает и заводит. В следующее мгновение я почувствовал, как к моим губам любимый поднёс что-то непонятное и стал медленно, словно красил мои губы помадой, водить этим то по верхней, то по нижней губке, дразня моё неуёмное любопытство.

- Сомкни губки на этом предмете и попытайся угадать что это, - снова прошелестел соблазнительный голос мужа, заставляя меня от удовольствия заурчать и сделать так, как он хотел.

Обхватив губами то, что он преподнёс мне, я понял, что сей предмет имеет тупую конусообразную форму с поверхностью покрытой мелкими бубочками, которые тут же остались на моих губках. Понимая, что этого мне недостаточно для того, чтобы угадать что это, я решил схитрить и резким движением вцепился зубами в предмет. Это оказалась клубника, сок которой тут же заполнил мой рот, как только я зубами откусил от неё кусочек.

- Ах, ты лисёнок! – воскликнул Тимка, отдёрнув руку от моих губ с оставшимся кусочком клубники. Я лишь довольно улыбнулся, демонстративно смакуя то, что попало в рот, и радостно воскликнул, словно угадал рецепт счастья:

- Это клубника! Я отгадал!

- Ты сжульничал! – смеясь моему задорному настроению, промурлыкал Тимоха. – И за это сейчас будешь наказан.

И тут же умелые руки мужа стали щекотать мои бока, заставляя меня хохотать, как маленького мальчика, заполняя своим смехом всё пространство кухни.

- Тим, это нечестно!.. Это запрещённый приём...

- А-а-а! А тебе значит хитрить можно, лисёнок? – смеясь со мной в унисон, продолжал меня щекотать муж. – В следующий раз, прежде чем схитрить... хорошенько подумаешь.

- Ой-ой-ой! Всё... сдаюсь! – хихикал я. – Я больше не буду... честно не буду...

- Ну, что ж, хорошо. Поверим тебе на первый раз, но... правила всё же придётся немного изменить.

- Изменить? – удивился я, предчувствуя, что Тима задумал что-то коварное.

- Да, - загадочно прошептал мой поварёнок, скармливая мне очередную клубничку. – Вам, господин Михаил, придётся выпустить из своих прекрасных ручек простыню, в которую вы себя обернули как в кокон.

- Но тогда я буду совсем...

- Обнажённый и прекрасный, - закончил за меня любимый. – Вашему поварёнку необходимо вдохновение, которое могут ему подарить ваши божественные формы. Вы же не откажете ему в такой любезности, а?

От услышанных слов я почувствовал, как моё лицо заливается краской смущения. Я понимал, что этой ночью Демон уже исследовал каждый кусочек моего повзрослевшего тела и мне нечего стесняться, но всё же с повязкой на глазах, не видя его реакции, я чувствовал себя неуверенно.

- Тима... я...

- Тишшш... Доверься мне, любовь моя, - сладко прошептал муж, нежно покусывая мочку моего ушка и забирая из моих рук края простыни. – Тебе нечего стыдиться... ты прекрасен.

В считанные секунды, благодаря умелым движениям рук любимого, я сидел на столе абсолютно голый, по-прежнему с завязанными глазами.

- Ну, а вот теперь продолжим, - довольно промурлыкал мой искуситель, нежно касаясь своими пальцами моей груди, заставляя меня учащённо задышать от пронизывающего всё тело возбуждения и схватиться руками за края стола, чтобы от страстного головокружения не свалиться с него. – Открой ротик и скажи, что это.

Ох, чёрт!

Как же трудно сосредоточиться, когда его рука гуляет по твоему телу, заставляя забыть обо всём на свете, даже о мучившем пару минут тому назад голоде и неловкости от того, что ты сейчас обнажённый восседаешь посреди кухни на обеденном столе. Сейчас я мог думать только о его нежных прикосновениях и наслаждении близости.

Господи, какой же я развратный!

- Так что же это было? – ворковал муж, целуя мою шею, ключицу и плечи. – Что ты только что съел?

«Съел? Я что-то только что съел?» - кричало моё сознание, уплывающее куда-то далеко-далеко.

- Я... это...

- Сосредоточься, Миш, - шептал любимый мужчина, одной рукой снова поднося мне что-то к губам, а другой, скользя по моему телу к главному центру моего возбуждения, - иначе мне снова придётся тебя наказать.

- Ах! – вырвался стон из моей груди.

Господи!

Моё сердце стучало как ненормальное, тело напряглось в ожидании божественных ласк мужа, руки ещё сильнее стали сжимать края столешницы, рот жевал какую-то субстанцию, любезно предоставленную моим Демоном, но которую мой мозг категорически отказывался отгадывать, умоляя дать ему пищу не земную, а духовную. Пока я уговаривал мозг подключиться к вкусовым рецепторам моего рта, рука любимого нежно поглаживала яички и область простаты - самую эрогенную зону моего возбуждения, окончательно унося меня в мир грёз и желания.

Это невыносимо... умопомрачительно... головокружительно...

- Время вышло, - грозно проговорил муж, убирая свои руки от меня как раз в тот момент, когда я, отдаваясь его ласкам, готов был переступить черту, отделяющую меня от небесно-райского наслаждения.

- М-м-м!.. Тима, - разочарованно захныкал я. – Так не честно.

- Всё по правилам, мой ангелочек, - довольно замурлыкал муж, - если бы ты отгадал, что ты только что съел, то... обязательно получил бы своё наслаждение, а так...

- Аа-а-а... это не справедливо... я не могу... когда ты... когда...

- Что? – почувствовал я горячее прерывистое дыхание моего мучителя на своих губах.

- Я теряю себя, когда ты рядом, - тихо прошептал я, притягивая мужа к себе, заливаясь от смущения в очередной раз бордовой краской. – Моё тело отказывается слушаться меня, потому что ты... ты его полностью подчинил себе... Я твой, - пролепетали мои губы, сдерживая вырывающуюся наружу страсть.

Наступившая тишина, которая нависла над нами, стала меня угнетать и заставила нервничать. Мне ужасно захотелось сорвать со своих глаз повязку и посмотреть в превосходные чёрные омуты моего любимого и единственного мужчины. И как только я собрался это осуществить, руки Тимы, обхватывая мои ягодицы, умело подтянули меня на край стола и прижали к его возбуждённому мужскому достоинству. В голове всё перемешалось и запуталось, низ живота пронзила сладкая истома, сворачиваясь в тугой узел желания получить желаемое сейчас же, немедленно.

- Мальчик мой... я так люблю тебя, - прохрипел мой искуситель и резким движением вошёл в меня, срывая с моих губ крик наслаждения от столь дерзкого, но приятного проникновения. – Ты мой на века... Мишутка.

Господи, неземное наслаждение, которое дарил мне этот мужчина, просто сводило с ума, превращая меня в безвольную куклу в его руках, желающую только одного – ещё ласк, ещё наслаждения, ещё оргазма. Я понимал, что с каждой секундой терял себя навсегда и бесповоротно, покоряясь его воле, которая меня, если честно, теперь не пугала, а восхищала.

- Тима!.. ЕЩЁ!.. БЫСТРЕЕ!.. - требовал я, наслаждаясь танцем страсти наших тел, издавая неприличные стоны, заполняющие пространство нашего сексуального убежища. Тело горело огнём, выгибаясь навстречу каждому толчку моего соблазнителя, руки скользили по мускулам мужа, наслаждаясь рельефностью его тела, слух улавливал каждый вздох блаженства Демона, возбуждая меня всё больше и больше, подводя меня к краю удовольствия, которое мог подарить только он – Бог и Демон в одном лице – мой Тима.

- Да-а-а-а-а-а-а!.. – утонул я в грёзах любви и наслаждения, уводя за собой в этот мир своего божественного грешника, тело которого вздрагивало от полученного урагана удовольствия и блаженства. И только «Люблю тебя», слетевшее с его уст, говорило мне, что это всё реальность.

Давно сожжённые крылья,
Без музыки трясутся болью.
Наушник в ухо - и пора.
Не удивить в борделе голью.
И кокон, чай, и скрипки плеть,
И снег ужалит - всё не важно.

А Мотылёк не станет петь,
Он побоится быть отважным,
Когда придёт Кошак к нему
И станет, кокон раздирая,
В мозгу устраивать войну,
Жестокость нежностью сменяя.

Давно решив всё для себя,
Кот станет нежным Господином,
А Мотылёк, любовь храня,
Сердечко выложит на льдину.
И музыку отдаст, и чай,
И словно копья сбросит кокон.

Но в этом Кот узрит "прощай",
И шлюха плакать будет дома.
Где ей не будет ни тепла,
Ни сладкой дрожи поцелуев.
И кокон сердца, без ума.
И по Коту пацан тоскует.