Foundation Stone

FOUNDATION STONE                Samuel Krig



Хоть она в ЦУМ'е, хоть - в «дерявенской» уборной - баба есть баба, вот и весь сказ.
Я слушал ту  ахинею, и думал - бесспорно,/мозг/повредил ей правящий класс.
Альметьевск он и в Бурунди - Альметьевск, солидарность женщин - лажа всех лаж.
Их гонор, в обамлении из междометий,/на 100%  - помоечный «эпатаж».

Сегодня ночью «+3», я надел шапку,/ в городе у каждой дуры - свой userpic.*
На квартирах собаки ссут в их вонючие в тапки, тот образ жизни как «плебейский» boutique.
Понакупив барахла, мечутся/приезжие бабы,/и рядом с каждой - какой-нибудь «псих».
Вот - мордатый Дидюля, вот - «макарошки» и крабы, кошмарны заскоки арендных «чувих».**

Один мужик бросал в них помидоры с балкона, кожуру бананов, и косточки слив.**
Ипотека, машины тупых мудозвонов, променажи по центру, сетевой порно-слив.
Студенки свинячат, ржут и стебутся - мода на лезбиянок, гламурный хип-хоп.
На кухнях -  дешовый«хавчик» на блюдцах, в смартфонах - накаченный хайповый жлоб.

Уборщицы офисов, вахтерши, служанки,/кассирши, мерчендайзерши, кого только нет.
Посудницы, провизорши, официантки,/каждая верит в свой «счастливый билет».
На свалках - мусора зловонные горы, в головах - криминальный капитализм.
Все беды от стерв с «расширенным» кругозором, помпезные «хазы», лузерский оптимизм.

Это - Москва, а за ней - вся Россия, «молодежная» политика - монстр о трёх головах.
Эксперименты с больными в психиатрии, гнилая молва, брожение в умах.**
У каждой - семья, дабы не подскользнуться, реальность - рулетка материальных благ.
Если бы я был не я, то давно бы рехнулся от всех этих стремных уёбищных «шняг».**

Двадцатилетних элитных эскортниц запросы, тачки в бриллиантах, стволы и «рыжьё».
И за всем этим - жесткие боссы, каждому в этой жизни - своё.
То, что считают давно здесь «народным»,/из-за денег по сути - антинародный «каток».
И будь ты хоть панк, хоть муж/«богоугодный»,/всё равно каждый счет обусловит итог.


За это ли деды кровь на войне проливали, где в танках сгорали на минных полях?
Ту страну, что была, давно потеряли, а в той, что есть, многое «висит на соплях»!
Вот вам и лирики настоящей, «гражданской», произведение, и снова я прав!
От Владивостока и до Луганска, ничто не изменит мои привычки и нрав!

Русский писатель, ведь на то и писатель,  всё это на самом деле здесь есть.
Я сам себе гид, и работодатель, уж мне-то обрыдла чиновничья «жесть».
Всегда в поэзии я был аристократом, строфы стихов моих не затопчут стада!
Ради детишек, предав то, что свято, бегут эти бабы хер знает куда.

Никто не может заткнуть мне рот бензиновой тряпкой!
Никто не может запретить мне думать так, как хочу!
Коль жизнь изменилась, у меня свои ставки,
И, в общем, за это я с избытком плачу.

Эй, вы, разомлевшие в быту охренения, снимите шоры с глаз, пора бы и поумнеть.
В ту пропасть рухнет не одно поколение,/промедлите/- после/будете сожалеть...**


Так стоял, и кричал я ночью в холодном поле, бросив машину на трассе, с бутылкой в руке.
До фени стали Томас Андерс и Дитер Болен, была в бутылке tequila, жаль, что не саке.
Здесь кричи не кричи - никто тебя не услышит, поскольку вокруг - никого вообще нет.**
Лишь новые мысли, как серые мыши, шуршат, в голове разгрызая пакет.

Я был сам себе паж, и продвинутый странник, которому лохи не дали чистой воды.**
Только вот здесь теперь Господа я избранник, ратник иной литературной среды.
Даль множится верхушками острыми елей, и, благо, колодцы не отравляет урла.
Все знают, что такое бегущие цели там, где трупы животных в осколках стекла.

Обмякиниласть ты, матушка Русь, до предела,
Вот и пилят теперь тебя живой на куски.**
Под Смоленском, в дожде, в быль смотрел я сквозь небыль,
И не мог алкоголем заглушить боль тоски.

Всё это было когда-то, спят в могилах солдаты, и сколько ещё выроют тех могил.
В креслах pizdaтых сидят «депутаты», считая доходы, и лялек для вилл.
Царя им не нужно, дворянских «подстилок» полно без него под расклад бандюков.
Глаза словно угли у обслуги «Вкусвилла», батрацкий «билет» - счастье для дураков.

Однако «гражданственность» хитрая штука, в ней клинит по разному в жизни всегда.
Судмедэкспертиза не богемная скука, и вот уж пыл «гражданина» исчез без следа.
На нет и суда нет, в кресле, как барин, сидишь с толстой сигарой, на всё наплевав.
И по *** тебе и БГ и Гагарин, другим стал за день, выгоду осознав.

Худые ляжки цыганки Марины я в эротических снах целовал, и не раз.*
Стоит бюстик Вольтера на пианино, нет, не устал я от рифм, и от фраз.
Какое мне дело до сцен «сексодрома»,/и грязной пены мошенников с их fucking shit.
Счастье - это покой любимого дома,/где смотришь «Give/My Regards to Broad Street».*

Почти всё, что сказал забираю обратно, положу в дальний ящик, пусть там полежит.
Просто вдруг захотелось пары трипов в «отвратность», и новых, в жемчужной помаде, ланит.
От Катеньки дико на днях я проперся,  уж скоро Можайск, вот меня занесло.*
Ехал, я ехал, и в шлагбаум уперся, и увидел какое сегодня число.

Захмелев от таланта, скажу как на духу я: Да, здесь без женщин померкнет весь свет!
Так с кого рожна, и скакого здесь ***, я озлобился вдруг, я ведь русский поэт!
Поругав себя всласть на ближайшем пригорке, помолился на церковь за серой рекой.
И, Господь мне простил все эти «увертки», вынув прочь из души брань с ненужной тоской!

Закурил я, вдохнул с дымом воздух осенний: Да, без женщин Россия была бы скудна!
А сзади вдрызг пьяный Сережа Есенин добавил: Угу,/так, бл...ть, выпей до дна!**
Я обернулся,/а там всё иное - поля, и леса, села, и городки.
И слёзы текли в этом дивном покое, Отчизна с тобой мы навеки близки!

Вот так избежал я коварной морали,/что на деле гласит: После нас - хоть потоп.
Приятно в крестьянской блажить «пасторали», не важно, что скажет с крестом тучный поп.
На женщинах держится матерь Россия, пока мы бухие прём сквозь бурелом.
Здесь будь ты хоть страж , хоть врач бронхоскопии, добро не попятится в битве со злом!

Вернулся домой, с виду вроде спокойный, лег в постель, в изголовье стоит «Слынчев Бряг».
За окнами смог, ох, не прост, град наш стольный, но, есть и пример - неповторимый Третьяк!
Звучите фанфары, валторны, литавры, арфы и флейты, я зло победил!
Без женщим мы вымрем здесь как динозавры, таков на сегодня «гражданский» мой пыл!

Джон Леннон любил до последнего вздоха свою Йоко-японку, в любви шедевры творил.
Но, за океаном есть много подвохов, коль прешь против власти, считай, что не жил.
В любых женщинах есть изначально святое, дарите им платья, мечты, и цветы!**
Ведь так хорошо прохладной порою, среди желтой листвы, постичь мир красоты!**

Великая песнь удалась мне на славу, ведь я как-никак «Золотое Перо».**
Женская доля - основа Великой Державы, а не надписи спреем, мол, всё это - Ро!
Меня нельзя извалять, словно куклу в навозе,/после всех испытаний я светел и чист.
Но, лузгание «семок» наблюдать на привозе, не могу, уж лучше «Peppermint Twist».*

Вот, вам - «краеугольный» камень борьбы, до победы,/за чистоту и духовность будущих лет.
Что с того, что у кого-то красные дреды, важно то, что без взрывов встречаем рассвет!
Если лес рубят - щепки летят, это верно, в бурных водах женщины как маяки.
Суть любви - свет надежды, избавление от скверны, я доволен, что мысли мои глубоки.

Тем, кто скажет: Да, ну, вишь, строчит за «баблуши», видать пол «ляма» уже сорвал за стихи.
Я просто отвечу, воткнув в уши беруши: Без ваших сентенций брошу в бездну грехи!**
Сегодня суббота, а завтра - на рынок, октябрь шикарен, и он вовсе не пуст.
Вот так и пишу, средь битловских пластинок, в помощь - Кропоткин, Диккенс, и Пруст!



















                22 октября 2022
                10:50