Nota bene
Он навстречу моей свою протянул ладонь.
Так пали однажды от хитрых ахейцев троянцы,
Когда в город прибрежный ввезен был кизиловый конь.
Касание кожи – палящее, как дикое солнце Египта, –
Пленило – пленен был подобно златой Аполлон
Прекрасною нимфою Дафной. Вердикта,
Дыханья стаив, ожидали; из дула взирал патрон.
Минуты текли лениво; а мысли летели Париса стрелой,
Пронзившей Фетидова сына, Ахилла,
Чей разум затмила горечь потери. – «Укрой,
милый, плечи». – «Помилуй нас, Сцилла».
Ах, площадь – толпа подлецов!..
Глаза его красные, алые, бурые, пропитаны кровью,
Слезами застелены. И рот весь истерзан,
Что Актеон стаей собственных псов.
Судья ведёт бровью.
Беститель! Ему что – он краток и сдержан.
Не он слишком молод, не он вдруг влюблён,
И страхи – все наши; он чужд ко свободе.
Не им помыкает врагов легион:
Он сам легиона демонов вроде.
– «Прижмись, милый, ближе. Не думай о том».
Мои, правда, члены не меньше трепещут.
– «Нас Яхве избавит и примет в свой дом».
Наивный! Дай Нун, тебя навки не склещут!
Вцепилась руками; устами приникла к холодной скуле;
Какой же он бледный! И я уж, поди, клотово сукно.
Великая мойра, пошли ты нам Морту.
Избави от муки, от судорог тяжких,
Сковавших вдруг ум. Не верь их хуле!
Прочти, что сестрою твоею давно
Свито на нашей судьбе.
Взгляни на карателей фряжских.
Прикрыла глаза и молюсь. Вдруг – шёпот;
Вдруг – стоны и крики; «Смотрите, о боги!
Смотрите!» – Толпа поднимает ропот.
Я жмурюсь; глаза раскрываю в тревоге.
Затмение. Тьма! Погасло вмиг солнце.
О, Игорь, ты войско своё обрати!
Обрати, судий, дело! Повозки золоченой донце,
Прими плоть и сердце и брось в забытьи.
Ты видишь, что стало, судья? Остуди
Свой дьявольский нрав и покайся пред Шакти.
Прекраснейший Шива, за грех низведи
Вершителя адских законов, кощунника бхакти.
И небо упало. Низверглась земля.
И в щели летели стремглав подлецы,
Ужасные рвы и реки кровавы полня.
Рыдали, молили; что с вами, глупцы?!
Не той разве участи нас предавали?
Теперь вы надумали слезно просить
Меня о пощаде? Я вас предала ли?
– «Ну, милый мой, уж полно сносить
Тщеславие судий. Пропал револьвер
С шалуньей-патроном в чудовищной бездне
И с ними – судья-изувер».
Почтить же их память позволим мы песне
Милейшей Эвтерпы, которая трепетно авлос
Свой длинный сжимает любовно.
Под звуки его даже Хаос
Дрожит, лихорадочный словно.
Трясутся каменья, стенает Эфир
В объятьях отцовых; терзается муж мой.
Высокие ноты низкими режет клавир.
А я – что безумная! Мир застлала пеленой.
Гомон стихает в геенне.
Маленький домик. Роман. Свеча. Вино.
На столе десятичный пенни.
В ладони – его тёплые пальцы. Темно.
Nota bene.
Свидетельство о публикации №122101905409