Билли Коллинз. Дорогой читатель

Дорогой читатель


Бодлер считает тебя своим братом,
и Филдинг зовет тебя каждые несколько параграфов
чтобы быть уверенным, что ты не закрыл книгу,
и теперь я вновь призываю тебя,
внимательный призрак, тёмная молчаливая фигура, стоящая
в дверном проеме этих слов.
Поп приветствует тебя в сиянии своего кабинета,
снимает Овидия в кожаном переплете, чтобы показать тебе.
Теннисон  открывает щеколду в сад, окруженный рвом,
и с Йетсом ты прислоняешься к сломанной груше,
день закрыт низкими тучами.
Но сейчас ты здесь со мной,
созданный в открытом поле этой страницы,
нет комнаты или обустроенного сада, чтобы окружить нас,
нет духа времени, марширующего на заднем плане,
нет тяжелого идеала, наброшенного на нас как плащ.
Наоборот, наша встреча так коротка и случайна,
не замечена вооруженным моноклем глазом истории,
ты мог быть человеком, которому я сегодня утром придерживал дверь
в банк или почту
или тем, кто заворачивал мою форель.
Ты можешь быть кем-то, встреченным мной на улице
или лицом за рулем приближающегося автомобиля.
Солнечный свет отражается от твоего лобового стекла,
и когда я смотрю в маленькое, подвешенное зеркальце,
Я вижу, ты уменьшаешься – мое эхо, мой двойник –
и исчезаешь в том изгибе дороге,
по которому мы не можем путешествовать вместе.


Перевод с английского Юрия Салатова
31.08.2020
18-36







Billy Collins

Dear Reader


Baudelaire considers you his brother,
and Fielding calls out to you every few paragraphs
as if to make sure you have not closed the book,
and now I am summoning you up again,
attentive ghost, dark silent figure standing
in the doorway of these words.
Pope welcomes you into the glow of his study,
takes down a leather-bound Ovid to show you.
Tennyson lifts the latch to a moated garden,
and with Yeats you lean against a broken pear tree,
the day hooded by low clouds.
But now you are here with me,
composed in the open field of this page,
no room or manicured garden to enclose us,
no Zeitgeist marching in the background,
no heavy ethos thrown over us like a cloak.
Instead, our meeting is so brief and accidental,
unnoticed by the monocled eye of History,
you could be the man I held the door for
this morning at the bank or post office
or the one who wrapped my speckled fish.
You could be someone I passed on the street
or the face behind the wheel of an oncoming car.
The sunlight flashes off your windshield,
and when I look up into the small, posted mirror,
I watch you diminish—my echo, my twin—
and vanish around a curve in this whip
of a road we can't help traveling together.