Вдогонку... Сентябрь 2020-й

Время летит (скачет, ползёт, возвращается)...
А ведь скоро - годовщина. Тогда (спустя несколько дней) я набросал свою почти покаянную. Оставляю без правок...

Влад умер…
Ушёл, улетел…
1 сентября 2020 года. Утром.
В 5.35 он выставил на страницу «Сказка сказочная нон фикшн». А спустя некоторое время появилось сообщение в рубрике «Литературный дневник»:
– Здравствуйте!
Сегодня утром не стало светлого человечка Влада… Мама.

Сам я узнал сию печальную новость от Вали. По почте. Сообщение послано в 15.46

– Володя, дорогой, сегодня утром ушёл Влад.

Среагировал (открыл) спустя полтора часа

– А я, дурак, с ним, с этой чёртовой политикой – разошёлся...
И ничего уже не поправишь!
Царствия ему небесного...
Умолкаю

После этого открыл уже и страницу – на три дня (вчера, после 18.00 снова захлопнул). Выставил свою мемориальную подборку…
Десять стихов (включая два перевода его текстов на белорусский). Владу я их отсылал: что в репликах, что по почте.
Из тех (ста одиннадцати), что выше, он точно не видел последнего. Уже с «надломом».
А 3-го, уже в рецку на Валино посвящение Владу, кинул своё прощальное

«Всего лишь жизнь…»

Беды предчувствие опять не обмануло.
Смахнёт слезу суровый порт Североморск.
Полярный ветер чайкою понурой
ныряет в скалах, не по-летнему промозгл…
А лето кончилось. На строчке оборвалось.
Нон-фикшн капнуло в стакан на посошок.
Всего лишь жизнь. Отсроченная малость.
Как будто выпорхнул. Останется ожог…
Останется нелепою виною.
В эстляндском Ревеле. В воронежской глуши.
И в городе над Западной Двиною.
Всего лишь смерть…
                В одну лишь чью-то жизнь…

Последнюю строку несколько раз правил…
Последнее самого Влада – ниже…

Буду жить на лугу, в разнотравье,
в старом доме, стоящем в траве.
Я вчера только печку исправил,
и тепло в нём теперь голове.
Можно шапку надеть, если стужа
верх возьмёт на моём этаже.
Эта бедная немка без мужа
замерзает, наверно, уже.
Волоча свой обрубок на druhe,
принесу молока ей, яиц.
– Что, Франтишек, – спросили бы други,
– не насытился видом их лиц?
В доме пахнет жильём тараканов.
Я спуститься её пригласил,
вымыл парочку целых стаканов.
Самогона сосед наносил.
– Ну, за что будем пить, ticha devko?
Не подымет глаза, промолчит.
Словно флага сгоревшего древко
за столом Аннехильда торчит.
И напьюсь я один. Самогонка
даст под задницу чёрту внутри.
Аннехильда навроде ребёнка.
Ты не веришь? В лицо посмотри.
Эти вшивые локоны – нежность.
Этот запах подмышек – уют.
Прилетит с мошкарой неизбежность,
колыбельную песню споют.
Донесёшь Аннехильду до койки,
ляжешь рядом, закроешь глаза
и уснёшь, про обычаи сойки
не успев рассказать до конца.
А проснёшься от страха в обиде –
нож в руке. Остывает кровать.
Щас по горлу с размаху. – Oh bitte,
я нарежу. Я хлебь nicht ломать.

Франтишек…
Кто-то из поэтов-писателей. Влад любил подхватывать их знамя.
Кто именно?! – Чех? Поляк?

ticha devko…

Точно не по-польски. Чешско-словацкое. Да и Франтишек… У Поляков, Франц – скорее Франек.
Кто именно?! – Если предположить реальное историческое лицо.
Нон-фикшн. Значит, основано на фактах. Документально.
Немка Аннехильда… Скорее всего, после войны. Вероятнее, Второй мировой.
«Волоча свой обрубок…» – Калека. Скорее всего, без ноги.
Как ребёнок (женщина)… Колыбельная. Сказка… – Для детей много сочинял Франтишек Грубин. Но был ли он калекой!?
Старый дом. Печка…– Пожалуй, не город.
Не густо, но и не пусто. Я – о «маркерах».
Надо проверить и Франтишека Дртикола. Знаменитого фотографа (особенно в стиле «ню»). Буддиста-коммуниста. 1883-1961.
Обрубок… Если всё-таки – колченогость, то это – едва ли не ключевое. Для нон-фикшн.
Франтишек Галас… Лирик, переводчик… Писал для детей. Много! Участник Сопротивления.
На Стихире есть страница «Чешские поэты». Александр Чулков. Переводы.
Кроме Грубина и Галаса там – ещё один Франтишек. Геллнер. Но этот погиб в 1914-м. Что, впрочем, ничего не исключает.
Да. Перевод (вариацию) одного из стихотворений Грубина я нашёл у Тани Важновой. Она бросила Александру ссылку в рецке на, пожалуй, самое популярное из Ф.Г. («Ещё не осень на дворе»).
Перевод Чулкова (не факт, что лучший…)

Ещё не осень на дворе,
Но много дней, бывало часто,
Я прожил, словно в сентябре.
Всегда они свежо промчатся.
Я столько планов запорол,
Откладывал, надеясь, где-то
Ещё качает гнёзда ствол,
В котором гроб мой жаждет света.
Уже в припадке не ловлю
Волну идущую, но чую:
Ещё дурачиться люблю,
Ещё нырну в судьбу чужую.
И от похмелья не уйти
Дней без жены, без друга, всяких,
Когда застану я в груди
Приют иного бедолаги.
Но в том сраженье между ним
И тем, кто жизнь во мне лелеет
я как судья неумолим:
Рождённый ползать, ввысь не смеет.

А вот и текст Тани («Здесь и сейчас»)

Здесь и сейчас, и ничего на завтра!
Не слышишь плач? А он в ветвях шуршит.
Жизнь – глупая, нелепая затравка
Для личностного Космоса души.
Вопросом умилить – Святые Боги! –
Мошенницу-кукушку: «Сколько мне?»
И присосавшись с жадностью миноги
К ответу – радовать её вдвойне.
А, если б знала? Всё равно спросила,
Идя сюда, в тот лес, что нянчил до…
Не зная, что пила уже скосила
И дерево, и тёплое гнездо.
На этот пень уже смотреть не в силах:
Птенцы и дуб, как всем не повезло…
Сухую горсть оранжевых опилок
Растаскивают муравьи. Назло?
Да, нет. Тягучая резина-время,
Скучая, тянет чёрную тоску.
И, улыбнувшись, подставляю темя –
Судьбе под стон последнего «Ку-ку»

Однако. К Владу.
Обрубок…

druhe… – Немецкое?.. Остальное (?). Оставшееся. Волоча свой обрубок на… С «обрубком» не вяжется. Метафора?! – Некто, сам по себе, как такой – обрубок? Что-то потерявший-утративший. Близких? Родину? Смысл жизни?
Но что-то нащупал. Не совсем там, где намеревался.
Франтишек Влачил. Кинорежиссёр. Знаменитый. «Белая голубка» (1961). Где есть калека. Мальчик… «Маркета Лазарова» (1968) – самое «лауреатное».
Но в «тему» – «Адельхайд» (Адельгейд). Аделаида. 1970-й.
Адельхайд – имя немки. Созвучно с «Аннахильдой». Но дело не только в созвучии.

«Адельхайд» – чехословацкий драматический фильм 1970 года режиссера Франтишека Влачила, основанный на одноименном романе 1967 года чешского писателя Владимира Кёрнера. История о сложных отношениях между чехом Виктором и немкой Адельхайд, а также об отношениях между чехами и немцами в послевоенной Чехословакии в целом.
Демобилизованный чехословацкий лейтенант Виктор Хотовицки (Петр Чепек) возвращается на родину после того, как провёл большую часть войны в Абердине, Шотландия, работая в Королевских ВВС. Он был назначен попечителем пустующего поместья, которое раньше занимала немецкая семья известного нацистского военного преступника, заключённого в тюрьму чехословацкими властями. Виктор знакомится с красивой дочерью нацистов Адельхайд Хайденманн (Эмма Черна), которую заставляют работать уборщицей в собственном особняке. Её брат – офицер СС, предположительно исчезнувший на Восточном фронте. Виктор делает Адельхейд своей пленницей и вскоре влюбляется в неё. Его сердце разрывается между желанием и его национальной принадлежностью и симпатиями. Адельхайд тоже постепенно начинает сочувствовать Виктору, но в то же время молча надеется на возвращение своего брата Хансгеорга. Когда он это делает, Виктор чудом избегает смерти. Виктор отказывается свидетельствовать против Адельхайд, потому что он один, и больше никого нет. Однако Адельхайд кончает жизнь самоубийством в своей камере, Виктор уходит в заснеженную сельскую местность, и в последний раз его видели бредущим к минному полю.

Как-то так. Пусть и сумбурно, но, в общем, понятно. Фильм посмотрел.
Там есть эпизод, когда полицейский предупреждает Виктора, что его могут найти с перерезанным горлом. От руки Адельхайд.

А проснёшься от страха в обиде –
нож в руке. Остывает кровать.
Щас по горлу с размаху…

Попадает, конечно…Насколько? – Не знаю. Не знаю, насколько «нон-фикшн».
Франтишек – режиссёр (Влачил). ЛГ – Виктор. Виктор Хотовицки. Но это – уже мелочи.
Обрубок… Метафора… Там (по фильму) есть пара эпизодов, когда рубят дрова. Ну, это и вовсе ни к чему. Разве, намёк.

6.09.2020