Long Hard Way Part Three

LONG HARD WAY                Samuel Krig
Part Three


               

Теперь порнуху запрещают, но «Yandex» ей давно забит.
В Госдуме плохо понимают то, чем всё это грозит.*8
Шлюхи в машинах незъебенных, торговля коксом, анашой.
Повсюду хаос грязно-пенный – таков он нынче – новый строй.

Анальный секс качков я видел, рабов на длинных поводках…
Да, в магазинах – изобилие, проще сказать – элиты «шах».
И так пройдёт ещё полвека, Ульянов-Ленин лишь один.
Блюзмен знакомый стал калекой, хоть и не колет героин.

Гибрид «Совка» с капитализмом укоренился в головах.
Спасаться можно лишь снобизмом, и съёмом няшек на углах.
Здесь тысячи подохнут скоро, качается гнилой сарай…
Villefranche sur Mer – приятный город, в сравнении с Брянском, просто - рай.*

2:20, мёртвый понедельник, на кухне кофе и омлет.
Идут по улицам бесцельно люди-осколки прошлых лет.
Проф – очень выгодное место, на этой улице всё есть.
Кафе, красивые невесты, и кровель цинковая жесть.

Мы здесь «музей» свой сохранили, он от метро недалеко.
Ведь деньги с бизнеса как крылья, берёшь их – и в душе легко.
Мне в кайф собянинские «темы», и хоть с любых тем много «блох»,
Нет человека – нет проблемы, кто недалёк умом, тот – лох.

Один считает юдофобов, на «Proza.ru» хватает их,
Другой весь в куклах небоскрёбов, а третий жрёт за пятерых.
Проза в стихах, с любым вкраплением, простым размером – обо всём.
Писать так может только гений, о всяких тонкостях потом.

У каждого понятие счастья всегда своё – таков наш мир.
И всё ж, Оксана лучше Насти, когда в стакане – Cherry Beer.
Новаторство в литературе – it’s just professionalism.
Я нежусь в барстве, чтоб в культуре искоренить дилетантизм.

Вот, Владислав Третьяк, к примеру, когда я игры те смотрю,
То исчезают все химеры, и  я по-новому творю.
Есть Пепперштейн, и есть Аксёнов с отличной книгой «Остов Крым».
Любовь как солнце Барселоны, я с ней всегда непобедим!

White English drug pill, cake and coffee, табачный дым, друг никотин.
Христа мучения на Голгофе, thousand of green buck, limousine…
У денег руки есть и ноги, есть рот, глаза, и уши есть.
Сами они ко мне приходят, туда, где цифры 5 и 6.

И я считаю их прилежно, наличные. O, хруст купюр!
Он круче мазей всех целебных, он и My Health, и Mon Amour.
Воскрес из мёртвых понедельник, в «ночной» схожу часам к пяти.
Сегодня я – праздный бездельник, как Bertie Wooster with a tee.                10


Камин затеял в кабинете, декоративный, London chic.
А над камином, на портрете – красивой «музы» будет лик.
И будет тот портрет меняться, так, чтобы был всегда «стояк».
В постели с муклой расслабляться «sans elastique» - благо всех благ!

Мне говорят, что я испорчен такой вот жизнью, это – чушь.
Завистники, их много очень, и каждый там - рогатый муж!
На передок слабы их жёны, и семьи те like rubbish heap.
Кругом – мораль, bills и законы, а к ним инцест и Acid trip.

Шалел от ног я Антонины, даже в любви признался ей.
Она беглянка с Украины, теперь нет Тони, it’s OK!
Принять ли душ? Можно конечно, но лучше «легкий» вариант.*
Да, время очень быстротечно, его растянет лишь талант.

Прислугу выгнал я из дома, мешает думать и творить.
До боли всё это знакомо, сама пусть ищет, где ей жить.
Друзья мне новую подыщут, потом устрою «фейсконтроль».
Им трудно в той России нищих, что делать – это их юдоль.

Дюма рецепты почитаю, немного Франсуа Рабле.
В стране воров и балалаек теперь легко живётся мне.
Что губит их? Конечно жадность, и зависть, было так всегда.
Отсюда – кумовство и стадность, и груз тяжелого труда.

И дело не в образовании, а в воспитании с малых лет.
А в нём крупицы нужных знаний чтоб изменить менталитет.
С утра утрирую немного, по мне – вообще б о том не знал.
Смотрел я порно – blядь под догом, жестким у клипа был финал.**                5.12.2023    08:16

За дымкой будущность России, в холёных пальцах моих дрожь.
Возможно это – годы злые, и смерть друзей, что не вернёшь.
Fourteen dry cigarettes, забавно, что я не сдох в седьмом году,
Где генерал-юрист был главным…, а, впрочем, ну их все в ****у!

Я помню, там была неделя, где мне пришлось на лавках спать.
Из горла кровь шла, только цели не мог тогда я изменять.
Меня спасли хирурги-асы, и, вот, теперь, я вновь живой**
Затем, чтоб не торчать у кассы с утра с похмельной головой.

Убить врагов не запрещали, ведь за убийства – срок дают.
Купил другие я «педали», а к ним, off course, expensive suit.
Войну я выиграл за наследство, и генерала отстранил,
Чтобы он мне картины детства не портил, предъявляя bill.

Анна Халиловна скончалась, покинул я тот особняк.
В нём «Paranoia» мы писали, и Abraxas там пил коньяк.
Фоминское –  дома богатых, потом Николина Гора,
Щировская, аристократы, то – дни волшебного пера.

А тихий Малоярославец, с его колодезной водой,
Так он вообще всегда красавец, с исконно русскою душой.
Цыганки с орденами были, оседлые, и помощь их**
Пегасу обновляла крылья, чтоб мир вокруг был добр и тих.

Вообще, куда бы я ни ездил, все почему-то рады мне.
Есть в небе множество созвездий, и тайны мудрости извне.
Открою белый холодильник, Raspberry Cake меня в нём ждёт.
Слова одних подобны пыли, слова других – сокровищ плот.

Одним литература – hobby, другим, как мне, it is a Life.
У каждого – «букеты» фобий, но суть одна - кайф, это - кайф.
6:32, пора уж в город, ещё темно, что из того.
Ведь есть квартиры, и есть норы, и слёзы есть ни для кого.

Пойду, там пензенская бабка, уже, открыв окно, стоит.
Приятно до табачной лавки, идти, грудь нынче не болит.
Писателя труд титаничен, всё прочее – ненужный сор.
Пальто надену я привычно, и выйду в свой великий двор!

8:13, Проф под солнцем, бегут все по своим делам,
И всё равно, кто и где сдохнет из них любому, та жизнь – хлам.
Когда им больно, они стонут, если довольны – слышен смех.
Но корабли всё также тонут, а слуги прикрывают грех.

Мне делать нечего в тех толпах, где сплошь шаблоны, и престиж.
Шаблон на рост, шаблон на жопы, шаблон на то, как говоришь…
Сидит в авто девка тупая, так словно РАО президент.
Ударь ей в рыло – станет злая, и прибежит на вопли мент.

Трамвайный круг, там отдыхали собаки раньше на траве.
За ним холмы, где мы играли, и тёлок лапали в листве.
Krzhizhanovsky Street, всё тихо, Blue Carriage «Thirteen Fifty Six».
Мудак с молоденькой мудихой на переходе подле shirt.

Всех деньги гонят на работы, у каждого в руке smartphone,
В ушах музон от идиотов, во рту – chewing gum, что выгнать сон.
Я место выбирал для shooting, возникла парочка идей.
А те, которых вечно крутит, шли в масках сломанных людей.

В дальних дворах опять проблемы, срезание «пробочных» минут.
В конце путей тех нет Эдема, хлопок там черный, и – капут!
Притормозив у старой школы, теперь она уже лицей,*
Скажу: Да, Бог с ним, с рок-н-роллом, время for breakfast, it’s OK.

Прогулки час весьма полезен, а дома только восемь дел.
Мой вид уже не так болезнен, поправился, и всласть поел.
Что посмотреть? Пожалуй, можно «Джон Картер» или ж «Iron Sky».
Экран большой, возьму пирожных, к ним с бергамотом будет чай.

Ведь социум, он как завеса, и от него подчас мутит.
А так почти совсем нет стресса, и, значит, рак мне не грозит.
Самолечение по науке гораздо лучше без врачей,
Важны только хирургов руки, и выбор нужных москвичей.

До мелочей я всё продумал, и не гнушаюсь вновь ни чем.
Поэтому большие суммы меня хранят от всех проблем.
Большие суммы, это сколько? – спросит наивный патриот.
Ну, скажем, если не спать с полькой, тысяч четыреста – пятьсот.

Американская система – «перекладные» a la russe.
Сегодня ночью пишем demo, где не нужны «Wah-wah» и «Fuzz».
В разносторонности натуры всегда быть должен артистизм.
Ведь если так, живёшь авгуром, иначе – сплошь долбоебизм.

Себя ничем не утруждаю, ведь это всё - искусство жить.
И женщин тем я покоряю, что их могу я убедить,
И успокоить, если нужно, дать потрясающий совет,
Секс как волшебная окружность, пусто лишь там, где секса нет.

Теперь у нас вместо «рецензий» есть explanations и archive.                [’a:kaiv]
И никаких вообще претензий, ведь в этом всём) - skill of survive.
Gold afternoon, page Four, в раздумьях, опять прилягу на кровать.
В мозгу – картины полнолуния, а слева, с фото, смотрит мать.

Я не подвёл её ни разу, с пути таланта не свернул.
Вот, книги тех английских сказок, с волшебным правом «Brake the Rules».
Там принца девушка держала, в объятьях, чтоб заклятье снять,
От боли дьявольской рыдала, но всё ж сумела удержать.

И вот, пропали чары злые, пред ней любимый человек.
Теперь те годы молодые мне как дорога в новый век.
К чему здесь speech об обрамлении, здесь суть важна, ценю её.
Спасибо, мама, за терпение, в шкафу храню пальто твоё!

Завидую я ей немного, она могла со стороны
Смотреть и слушать ту дорогу, где шел с гитарой я сквозь сны.
Мелодия «Mull Of Kintyre» ей нравилась, вот и ответ,
Как я сумел дойти до рая, и счастья сохранить секрет.

12:40, солнце светит, но в кабинете полумрак.
Теперь я сам за всё в ответе, мне всё равно какой там флаг.
Я завтра снова встану рано, хоть лет прошедших тяжек груз.
Слова напыщенных болванов like dust on my expensive shoes.

На полке крест лежит нательный, рядом с дворянским серебром.
Жаль кочегар из той котельной погиб, то гордость и апломб.
А мы остались, чтоб докончить то, в чем есть смысл светлых лет.
Мне нравится работать ночью, а после наблюдать рассвет.


Москва, есть всё, что пожелаешь, тебя тем пришлым не понять.
Они живут, не понимая, то, что случилось здесь опять.
Названия многих улиц помню, где в самом главном я был прав.
В окне одной из моих комнат – мой старый друг – фонарь-жираф.

Лерон, Щировская, Аникин, Саутин, Ксас, Кит Медунов,
Фотограф Толоков и Микки, Илюша Федин, Серж Орлов,
Спирягин Леша, Гаврик, Люся, Вова Макаров, Леваков,
Алтунин Вадик… - волны грусти моря без света маяков.

Я список продолжать не стану, средь нас их больше в мире нет.
Пора сходить умыться в ванну, и медицинский взять пакет.
Я в мёртвых край не собираюсь, хоть ждут того в своих домах
Враги, и needles там втыкают в меня на фото, при свечах.

А я в кирасе фраз волшебной неуязвим для игл тех.
И мне та подлая враждебность словно гнилой внутри орех.
Гнилой орех под треком танка, на этом зиждется успех.
А злоба их – пустая банка, в которой слышен мерзкий смех.

Я боль из тела вынимаю легко рукою словно гвоздь.
Вот потому и процветаю, в литературе я не гость!
Пусть пляшут глупые Петрушки, среди дешевых бубенцов.
Усну на кремовой подушке, без раздолбаев и глупцов.

Money is Strong Dug of the World, так было есть и будет, да!
Only I know that for me Gold, и это знание – навсегда!
Поверх политик и конфликтов, поверх возни помпезных бонз -
Великий праздник в небо лифтов, и там звучат The Rolling Stones.

Мы очень многих потеряли, сыграю тихо «Let it Be».
Я помню, как меня таскали здесь на допросы в Кей Джи Би.
И как тогда один мудила лил грязь на наш с Китом дуэт.*
Теперь он в Штатах, где сплошь – вилы, там мафия, не худсовет.

Они там всё равно чужие, и Агузарова, и он.
Америка, б…ть, не Россия! А, я вот дома, тем спасён.
Как Саша Будулай сказал бы: Здесь хорошо, приспичит коль,
Нажал на «stop», сняв на *** сабо, и пей средь поля алкоголь.

Напьёшься вусмерть, вновь в машину, и едешь дальше, по кривой.
Ведь это наше всё, и псины тебе вслед лают, мол – ты свой!
Сашка во мне души не чаял, сам бывший зек, но это так.
С кем в жизни сбоев не бывает, всех ждут осколки передряг.

Вот на такой правильной ноте закончу «Long Hard Way» Part Three.
Умер Сашок…, была там осень, качало ветром фонари.
Он ключ от дома доверял мне, он личность уважал во мне.
Я ни на что не променял бы, те разговоры при луне.

Прах к праху, children, Hallelujah! Уже 15:36.
Пора разрезать маракуйю, а после штрудель можно съесть.
До Five O’clock tea – meditation, затем – домашние дела.
Бесспорно, it’s a right location, смахну grey ashes со стола.


















to be continued…














               
                10 февраля 2020
                15:49