Побег

Мама работала на весовой, на момент тех событий, о которых я постараюсь боле-менее подробно изложить в данном рассказе. Ей было двадцать семь лет, а уже двое сыновей-непосед и неслухов, росли друг за дружкой, создавая массу проблем и хлопот, да таких, что иной раз душа с телом едва не расставалась! Мамину работу видно было с чердака нашей трёхэтажки, в которой жили преимущественно представители рабочего класса со своими разновозрастными выводками. Пока родители были на работе, мы обследовали с пацанами всё, что только возможно на территории нашего рабочего посёлка. Облазили подвалы и чердаки, канализационные люки и помойки. А что? Зазорно вы думаете? На помойке столько всего интересного можно открыть, вы попробуйте-потом ухмыляйтесь! Помойка – это, для любого пацана, младшего возраста, стратегический объект! Неизведанное и загадочное место. Но меня тянуло к свободе всегда, к просторам и я лез на чердак, на крышу. «Так, где там мамина работа?» Я внимательнейшим образом наблюдал, как по жутко разбитой дороге, гружёные до верху с «нарощенными» бортами, шли, ныряя в глубокие ямы ЗИЛы и ГАЗоны. Они качались словно пьяные и едва разъезжались, друг с другом при встрече, гружёные и уже пустые. При каждом наклоне с гружёной машины свёкла летела на землю. Десятки бураков жестко давил следующий грузовик. Но пацаны придумали гарпуны-крюки, чтобы ловко, из-под колёс автомобиля вытаскивать «дичь», как мы называли упавшую свёклу. За час, полтора такой «охоты» у каждого набиралась сумка, а то и две. Конечно, дело это было рискованное и «водилы» нас беспощадно гоняли от машин и в школе на линейке, как только начиналась уборка сахарной свёклы, говорили о безопасности на дорогах. Но толку то?
  И вот, вглядывался я с чердака и видел, отчётливо видел при въезде на кагатное поле, что за сахарным заводом, белеет та самая весовая, где мама работала, где она взвешивала грузовики.
 Зачем я об этом? А затем, что задумал я побег к бабушке и деду в деревню на весенних каникулах! Вот куда рвалась моя душа, вот куда меня тянуло, с тех пор как привезли меня в первый класс ходить в школу, в этот самый рабочий посёлок! Там, там, в деревне я чувствовал себя в своей тарелке. Я скучал по моему шалашу на клёне, по речке с карасями в камышах, по лугу за сараем, я вспоминал лог, который одним концом уходил далеко-далеко в поле, а другим расширяясь до самой речки доходил. Мне снился сад, где жужжали дедовы пчёлы и вкусный «белый налив» осенью просился в рот. Вспоминал я корову «Милку», свиноматку, которая лежала в доме, не далеко от печки, а вокруг неё повизгивали маленькие детки, толкая друг друга… Много всего я вспоминал! Ох как много!  Валерка, Юрка! Как они там, дружки мои? И, думал я о том, до чего же трудно и тяжело без всего этого, здесь, даже с мамой, с отцом, с братом и новыми друзьями. Всё! Решено окончательно! На весенних каникулах ухожу!
 Я рассчитал расстояние до маминой работы, прикинул время в пути и сравнил с дорогой в деревню. «Будет побольше раз в десять-пятнадцать!» Потом я стал после школы ходить на весовую, тренироваться и проверять свои силы, хватить ли их, чтобы преодолеть путь в деревню. Мама однажды спросила: «Что ты ко мне зачастил? Машины кругом, опасно, могут сбить, не дай Бог, а ты болтаешься! Сиди дома-уроки делай!» Знала бы она, что я задумал! И вот учительница объявила классу: «Начинаются разливы на речках, поэтому с сегодняшнего дня все на каникулы, чтобы не случилось никакой беды с вами-сидите дома!»
 Пора! Я начертил маме подробнейший план дороги в деревню, положил его на кухонном столе и отправился в путь.
 Солнце пригревало крепко, но в синей тени тянуло холодом. Я шёл по посёлку, карабкаясь от проезжающих грузовиков на обочину, где высились горы грязного слежавшегося снега. Потом спускался на дорогу и обходя лужи, продолжал путь. На душе было так легко, так светло, что хотелось от счастья прыгать! Я распахнул куртку, шапку сдвинул на макушку, снял варежки: «Свобода!» Я даже запел «Катюшу», которую пел дед мой-фронтовик. Километра три я прошёл на одном дыхании, почти не утомившись. Слева и справа меня сопровождали-провожали дома, огороды, заборы, сараи и опять сараи, заборы, огороды, дома…Клёны с грачами и горы таявшего снега. Посёлок закончился. Дальше болото, луг и мост через вышедшую из берегов речку. Разлив! Отчего-то страшно смотреть, как бурлит река, как наползая друг на друга и толкая друг друга словно белые, огромные черепахи по чёрной воде ползут льдины, как они раскалываются и некоторые навсегда остаются беспомощно, недвижно лежать на сером берегу, отстав от своих сестёр, которых могучее течение несёт упрямо вдаль. Я прошёл по мосту, несколько раз останавливаясь и поглядывая на ревущую реку-жуть! Не понимал я тогда, что на этом мосту погибли многие люди-не дети, а взрослые и именно в половодье. Оступившись ли, поскользнувшись, не важно. Поэтому мама, когда представляла мой путь, наверно не раз ревела и не раз хваталась за сердце, а я в это время, радостный продолжал идти. Дорога была почти ровная, без глубоких ям и колдобин. Одного не учёл я, что придётся спасаться от злых и голодных собак, которые сбившись в стаи, рыскали в поисках еды. Запыхавшись, перешёл я железную дорогу и стал подниматься в гору. Солнце светило мне в глаза. Стало почти жарко. Я рассматривал просторы, которые расстилались вокруг, нежную зелень озимых, облака над бесконечными полями. Уже совсем не слышно было шума автомобилей, гула сахарного завода, здесь только ветер и чириканье воробьёв. Дальше только прямо, километров пять по ровной дороге, на встречу солнцу. Справа виднелась белая церковь, сверкая куполами. Сердце моё стучало от волнения и восторга: «Уже не далеко! Уже почти рядом!» Я прибавил шагу и промчался две треть пути на одном дыхании. Повернув на право, на грунтовку, которая весной становилось непролазной, пришлось поневоле сбавить шаг. Шёл я вдоль посадок еле-еле, с огромным трудом вытягивая сапоги из густого, жирного чернозёма. Тут мои силёнки стали иссякать. А до бабушки и деда ещё километра три-четыре. Я полз вдоль речки, иногда с дороги заходя на снежные кучи, что лежали в тени, в низинах и в логах, чтобы очистить сапоги и передохнуть.  Вот уже и восьмилетняя школа и магазин виднеется. Первые домики по этому берегу показались вдали, слышно громкое кукареканье! Деревня! Моя любимая деревня!
 Второй лог, поворот и домик, в котором я провёл все дошкольные годы. Дед навстречу радостный и вопрос:
  - А мама где?
 -Я один.
 -Как один?.. Дед изменился в лице. Старый фронтовик, старшина пулемётной роты был испуган.
 -Ты же пятнадцать километров по такому опасному пути шёл?
 -Я матери начертил весь путь на тетради, чтобы она не волновалась.
Через некоторое время приехала мама на большой грузовой машине. Она плакала кричала, дед и бабушка ей что-то тихо говорили. Вопрос стоял о моём отъезде. А я сидел в другой комнате и ничего не слышал. Уставший и счастливый, я понимал, что поступил нехорошо, но не мог я по- другому, очень уж плохо мне было без деревни, без этой свободы, без этих просторов, которые видел я каждый день, без этого клёна, на котором среди ветвей терялся мой шалаш, без этой речки, в которой плавали караси размером больше ладони, без тихой и доброй бабушки и деда-фронтовика! В конце концов мама разрешила остаться. Всхлипывая, она причитала: «Что ж ты за ребёнок?! Что ж ты за ребёнок?!»
 Прошли годы… И теперь, глядя на семи-восьмилетних непосед, я задумываюсь о том, что у них в головах, в душе этих авантюристов? Этих фантазёров? Этих искателей приключений? И к чему могут привести их попытки воплотить в жизнь свои замыслы?

20 февраля 2021 год