767. Сирень
крутил в руках античную монету,
и римской школы старый бакалавр
чрез телескоп разглядывал комету.
Храм открывался в девять. Белый шар
из облаков окутывал планету.
Хозяйка убирала будуар,
и каждый здесь привязан был к предмету.
День майский постепенно исчезал:
он подал лету русскую карету,
черемуховый вынув фимиам
из перламутра веток до рассвета.
Сирень цвела, и падали к ногам
ее лилейно-нежные соцветия
тяжелых гроздьев, отданных ветрам
на растерзанье этого столетия.
Но тонкий аромат манил к мечтам,
и лепестков крестовые созвездия
струились тенью по моим рукам,
питая душу светом милосердия.
Сиренью цвел весь праведный квартал,
и в этом было что-то от бессмертия:
в сиянии тихом бронзовых фиал
да всполохов лиловых, взяв свой крестик, я
шел уже не в храм, но к небесам
с воздушною любовью в сотню лестниц,
где с тысячной ступенью я и сам
стал песнью сладковатою кудесниц,
цветущих по аллеям и углам
проспектов – аметистовых прелестниц,
персидским вторя малым чудесам
без восхваления, чужеземной лести.
И только лишь венецианский мавр
да римский бакалавр (его наместник)
могли средь тысяч звезд найти Центавра,
но не познать в «земном нашем» бессмертия.
Цвела сирень. Я верил облакам
и каждому природы откровению.
Сирень, принадлежащая богам,
раз в жизни распускается прозрением.
29 мая 2017 года
Свидетельство о публикации №117083001542