Владимир Солоухин, Илья Рейдерман, Лев Квитко

Стихотворения, романсы и песни
______________________________

Содержание

_В. Солоухин_
<Я тебе и верю и не верю>
<Ты за хмурость меня не вини>
<Наверное, дождик прийти помешал>
Снимаю трубку...
<На потухающий костер>
Чайка
<Седьмую ночь без перерыва>
Мне странно знать...
<Постой. Ещё не всё меж нами!>
Стрела
Давным-давно
<Итак, любовь. Она ли не воспета>
Работа
<В своих сужденьях беспристрастны>
<Дуют метели, дуют>
<У тех высот, где чист и вечен>
Синие озера
Глубина
Сани
Цветы (<Я был в степи и два цветка>)
Третьи петухи
<Сыплет небо порошею>
<Звучит, не жалуя, не милуя>
<Захотелось быть, быть, быть>
Пробуждение
Роса горит
На пашни, солнцем залитые...
Жить на земле
А горы сверкают своей белизной...
Не прячьтесь от дождя
Ветер
У моря
<Безмолвна неба синева>
<Скучным я стал, молчаливым>
Увидеть белку
Лось
Волки
Ястреб
<Теперь-то уж плакать нечего>
Ольха
Яблонька, растущая при дороге
Цветы (<Для нас, людей,- любовь>)
У зверей
<Женщина меня угощала чаем>
Разрыв-трава
<Уходило солнце в Журавлиху>
Певец
Журавли
Журавли улетели...
Дирижер. Рапсодия Листа
<Когда ты хочешь молвить слово>

_И. Рейдерман_
<Художник-осень пишет в горсаду>
<Одесса и осень - рифмуются очень>
Прощанье с морем
<О чём же волны шепчут, умирая>
<Бог - это просто тишина дыханья>
<Как хороша дождливая погода>
<В Одессе даже в феврале>
<Солнце после дождя. Солнце после дождя>
<Очень рано. Вставать ещё жалко>
<С утра жара. Бунтуют Цельсий>
<Сидит Утёсов на скамейке>
<История вращает жернова>
<Как жизнь страшна - когда б мы это знали>
<Я рыба среди рыб. Я птица среди птиц>

_Л. Квитко_
Тюремный романс
--------


Владимир Солоухин (1924 - 1997)

Я тебе и верю и не верю,
Ты сама мне верить помоги...
За тяжелой кожаною дверью
Пропадают легкие шаги.

Ты снимаешь варежки и боты,
Над тобою сонный абажур.
Я иду в поземку за ворота,
В улицы пустые выхожу.

Ветер вслед последнему трамваю
Свищет, рельсы снегом пороша.
Ты садишься, ноты открываешь,
В маленькие руки подышав.

Проведешь по клавишам рукою,
Потихоньку струны зазвенят,
Вспомнишь что-то очень дорогое,
Улыбнешься, вспомнив про меня.

Звук родится. Медленно остынет.
Ты умеешь это. Подожди!
Ты умеешь делать золотыми
Серые осенние дожди.

Но в студеный выветренный вечер,
Не спросив, на радость иль беду,
Ты сумеешь выбежать навстречу,
Только шаль накинув на ходу.

Не спросив, далеко ли пойдем мы,
Есть ли край тяжелому пути,
Ты сумеешь выбежать из дому
И обратно больше не прийти...

Или будешь мучиться и слушать,
У окошка стоя по ночам,
Как февраль все яростней и глуше
Гонит снег по голым кирпичам.

И тебе пригрезится такое:
Солнце, путь в торжественном лесу,
И тебя я, гордый и спокойный,
На руках, усталую, несу.

--------


Владимир Солоухин

Ты за хмурость меня не вини,
Не вини, что грущу временами,-
Это просто дождливые дни,
Это тучи проходят над нами.

Ты ведь веришь, любимая, мне:
Я короткую хмурость осилю,
Где-то в очень большой глубине
Небо вечное, чистое, синее.

--------


Владимир Солоухин

Наверное, дождик прийти помешал.
А я у пустого сквера
Тебя до двенадцати ночи ждал
И ждал терпеливо в первом.
Я все оправданий тебе искал:
"Вот если бы дождик не был!.."
И если была какая тоска -
Тоска по чистому небу.

Сегодня тебе никто не мешал.
А я у того же сквера
Опять до двенадцати ночи ждал,
Но с горечью понял в первом:
Теперь оправданий нельзя искать -
И звезды и небо чисто.
И если крепка по тебе тоска,
Тоска по дождю - неистова!

--------


Владимир Солоухин
СНИМАЮ ТРУБКУ...

Молчать, молчать, ревнуя и страдая.
Нет, все как есть простить,
Вернуть ее назад!
Снимаю трубку, словно поднимаю
Тяжелый камень, словно виноват.

Я не хотел... Но поздно или рано...
Я это знал все время наизусть...
Сухой щелчок - как выстрел из нагана.
Я трубку снял.
Ты слышишь - я сдаюсь!

--------


Владимир Солоухин

На потухающий костер
Пушистый белый пепел лег,
Но ветер этот пепел стер,
Раздув последний уголек.
Он чуть живой в золе лежал,
Где было холодно давно.
От ветра зябкого дрожа
И покрываясь пеплом вновь,
Он тихо звал из темноты,
Но ночь была свежа, сыра,
Лесные влажные цветы
Смотрели, как он умирал...

И всколыхнулось все во мне:
Спасти, не дать ему остыть!
И снова в трепетном огне,
Струясь, закружатся листы.
И я сухой травы нарвал,
Я смоляной коры насек.
Не занялась моя трава,
Угас последний уголек...
Был тих и чуток мир берез,
Кричала птица вдалеке,
А я ушел... Я долго нес
Пучок сухой травы в руке.

Все это сквозь далекий срок
Вчера я вспомнил в первый раз:
Последний робкий уголек
Вчера в глазах твоих погас.

--------


Владимир Солоухин
ЧАЙКА

Тут и полдень безмолвен, и полночь глуха,
Густо спутаны прочные сучья.
Желтоглазые совы живут по верхам,
А внизу - муравьиные кучи.

До замшелой земли достают не всегда
Золотые и тонкие спицы.
И неведомо как залетела сюда
Океанская вольная птица.

И спешила спастись. Все металась, крича,
И угрюмые сосны скрипели.
И на черную воду лесного ручья
Тихо падали белые перья.

Я простор тебе дам. Только ты не спеши
О тяжелые ветви разбиться,
Залетевшая в дебри таежной тиши
Легкокрылая милая птица.

--------


Владимир Солоухин

Седьмую ночь без перерыва
В мое окно стучит вода.
Окно сквозь полночь сиротливо,
Должно быть, светит, как звезда.

Вовек не станет путеводной
Звезда ненастная моя.
Смешался с мраком дождь бесплодный,
Поля осенние поя.

И лишь продрогшая рябина
Стучится кистью о стекло.
Вокруг нее размокла глина,
Рябине хочется в тепло.

Но уж осенним зябким ветром
Она простужена давно.
Задую свет - холодным светом
Ей не согреться все равно.

Задую свет, в окне застыну,
Взметнусь, едва коснувшись сна:
Не ты ль сломила гроздь рябины,
Стучишься, мокнешь у окна?..

--------


Владимир Солоухин
Мне странно знать...

Мне странно знать, что есть на свете,
Как прежде, дом с твоим окном,
Что ты на этой же планете
И даже в городе одном.

Мне странно знать, что тот же ясный
Восток в ночи заголубел,
Что так же тихо звёзды гаснут,
Как это было при тебе.

Мне странно знать, что эти руки
Тебя касались. Полно, нет!
Который год прошёл с разлуки!
Седьмая ночь... Седьмой рассвет...

--------


Владимир Солоухин

Постой. Ещё не всё меж нами!
Я горечь первых чувств моих
В стих превращу тебе на память,
Чтоб ты читала этот стих.

Прочтёшь. Но толку много ль в том -
Стихи не нравятся, бывает.
Ты вложишь их в тяжёлый том -
Подарок чей-то, я не знаю.
А через год не вспомнишь снова
(Позабывают и не то!),
В котором томе замурован
Мой вдвое сложенный листок.

Но всё равно ты будешь слышать,
Но будешь ясно различать,
Как кто-то трудно-трудно дышит
В твоей квартире по ночам,
Как кто-то просится на волю
И, задыхаясь и скорбя,
Ревнует, ждёт, пощады молит,
Клянёт тебя!.. Зовёт тебя!..

--------


Владимир Солоухин
СТРЕЛА

В глазах расплывчато и ало,
На взмахе дрогнула рука.
Ты - как стрела, что в грудь попала
Пониже левого соска.

Несется дальше грохот брани,
А я гляжу, глаза скося:
И с ней нельзя, торчащей в ране,
И выдернуть ее нельзя.

Сползу с коня, раскину руки.
Стрела дрожит от ветерка.
За крепкий сон, за краткость муки
Спасибо, меткая рука.

--------


Владимир Солоухин
ДАВНЫМ-ДАВНО

Давным-давно известно людям,
Что при разрыве двух людей
Сильнее тот, кто меньше любит,
Кто больше любит - тот слабей.

Но я могу сказать иначе,
Пройдя сквозь ужас этих дней:
Кто больше любит - тот богаче,
Кто меньше любит - тот бедней.

Средь ночи злой, средь ночи длинной
Вдруг возникает крик в крови:
О, Боже, смилуйся над милой,
Пошли ей капельку любви!

--------


Владимир Солоухин

Итак, любовь. Она ли не воспета,
Любви ль в веках не воздано свое!
Влюбленные великие поэты
"Сильна как смерть" твердили про нее.

К тому добавить можно очень мало,
Но я сказал бы, робость прогоня:
"Когда бы жить любовь не помогала,
Когда б сильней не делала меня,

Когда б любовь мне солнце с неба стерла,
Чтоб стали дни туманней и мрачней,-
Хватило б силы взять ее за горло
И задушить. И не писать о ней!"

--------


Владимир Солоухин
РАБОТА

Велели очерк написать
О свиноферме мне.
Давно затихли голоса
Столичные в окне.

Давным-давно соседи спят,
А я еще сижу.
Про сало цифры говорят -
Я в очерк их ввожу.

Героев нужен целый ряд,
Притом передовых.
Про сало люди говорят -
Описываю их.

И поглядеть со стороны -
Работа так проста...
А между тем из глубины
Бумажного листа

Вдруг появляются черты
Печального лица.
Они светлы, они чисты,
Любимы до конца.

Лицо все ярче, все светлей,
Все явственней оно...
Я не пишу стихов о ней,
А надо бы давно!

Соседи спят. Все люди спят.
А я еще сижу.
Про сало цифры говорят -
Я в очерк их ввожу.

Я тверд. Я приучил к труду
Себя в конце концов.
За строчкой строчку я кладу
На милое лицо.

Вот исчезает лоб ее,
Словами испещрен.
А там как раз, где бровь ее,
Вписал я ряд имен.

И вот уж больше не видны
Ни очи, ни уста...
А поглядеть со стороны -
Работа так проста!

--------


В. Солоухин

В своих сужденьях беспристрастны
Друзья, чьё дело сторона,
Мне говорят: она прекрасна,
Но знашь - очень холодна.

Они тебя не разгадали,
Тебя не поняли они.
В твоих глазах, в студённой дали
Я видел тайные огни.

Ещё мечты и чувства стройны
И холодна твоя ладонь,
Но дремлет страсть в тебе, спокойной,
Как дремлет в дереве огонь.

--------


Владимир Солоухин

Дуют метели, дуют,
А он от тебя ушел...
И я не спеша колдую
Над детской твоей душой.

Нет, я не буду спорить,
Делать тебе больней.
Горе, большое горе
Скрылось в душе твоей.

В его задекабрьском царстве
Птицам петь не дано...
Но моего знахарства
Вряд ли сильней оно.

Мне не унять метели,
Не растопить снега...
Но чтобы птицы пели -
Это в моих руках.

Прежнего, с кем рассталась,
Мне не вернуть никак...
Но чтобы ты смеялась -
Это в моих руках!

--------


Владимир Солоухин

У тех высот, где чист и вечен
Высокогорный прочный лед,
Она, обычная из речек,
Начало робкое берет.

Архар идет к ней в час рассвета,
Неся пудовые рога,
И нестерпимо ярким цветом
Цветут альпийские луга.

На камень с камня ниже, ниже -
И вот река уже мутна,
И вот уже утесы лижет
Ее стесненная волна.

Потом трава, полынь степная,
И скрыты в белых облаках
Вершины, где родилась злая
И многотрудная река.

И наступает место встречи,
Где в воды мутные свои
Она веселой бойкой речки
Вплетает чистые струи.

Ах, речка, речка, может, тоже
Она знакома с высотой,
Но все ж неопытней, моложе
И потому светлее той...

Бродя в горах, величья полных,
Узнал я много рек, и вот
Я замечал, как в мутных волнах
Вдруг струйка светлая течет.

И долго мчатся эти воды,
Все не мешаясь меж собой,
Как ты сквозь дни мои и годы
Идешь струею голубой.

--------


Владимир Солоухин
СИНИЕ ОЗЕРА

Отплескались ласковые взоры
Через пряжу золотых волос.
Ах, какие синие озера
Переплыть мне в жизни привелось!

Уголком улыбки гнев на милость
Переменит к вечеру она...
Золотое солнышко светилось,
Золотая плавала луна.

А когда земные ураганы
Утихали всюду на земле,
Синие огромные туманы
Чуть мерцали в теплой полумгле...

Много лет не виделся я с нею,
А сегодня встретилась она.
Если сердце от любви пустеет,
То из глаз уходит глубина.

Вся она и та же, да не та же.
Я кричу, я задаю вопрос:
- Где озера? Синие?!
Сквозь пряжу
Золотистых спутанных волос?

Отплескались ласковые взоры,
Белым снегом землю замело.
Были, были синие озера -
А осталось синее стекло...

--------


В. Солоухин
Глубина

Ты текла как вода,
Омывая то камни, то травы,
Мелководьем блеща,
На текучие струи
Себя
Бесконечно дробя.
В наслажденье струиться
Ручьи неподсудны и правы,
За желанье дробиться
Никто не осудит тебя.

И круша, и крутя,
И блестя ледяной паутиной
На траве (если утренник лег),
Украшала ты землю, легка,
Но встает на пути
(Хорошо, хорошо - не плотина!),
Но лежит на пути
Западней
Глубина бочага.

Как ты копишься в нем!
Как становится больше и больше
Глубины, темноты,
Под которой не видно уж дна.
Толща светлой воды.
За ее углубленную толщу
Вся беспечность твоя,
Вся текучесть твоя отдана.

Но зато - отражать
Наклоненные ивы
И звезды.
Но зато - содержать
Родники ледяные на дне.
И туманом поить
Лучезарный предутренний воздух.
И русалочьи тайны
В полуночной хранить глубине.

--------


В. Солоухин
Сани

Над полями, над лесами
То снега, то соловьи.
Сел я в сани,
Сел я в сани -
А эти сани не свои.

По крутому следу еду,
То ли бездна,
То ли высь.
Зря меня учили деды:
Не в свои сани не садись!

Кони взяли с ходу-срыву.
Дело - крышка,
Дело - гроб.
Или вынесут к обрыву,
Или выкинут в сугроб.

Ошалели и наддали,
Звон и стон из-под дуги.
Не такие пропадали
Удалые ездоки!

В снег и мрак навстречу вьюге,
Гривы бьются на ветру.
Соберу я вожжи в руки,
В руки вожжи соберу!

Руки чутки,
Руки грубы,
Забубенная езда.
В бархат-губы,
В пену-губы
Жестко врезалась узда.

Не такие шали рвали,
Рвали шелковы платки,
Не такие утихали
Вороные рысаки!

И полями, и лесами,
Через дивную страну,
Не свои я эти сани
Куда хочешь поверну.

--------


Владимир Солоухин
Цветы

Я был в степи и два цветка
Там для тебя нашел.
Листва колючая жестка -
Все руки исколол.

Цветы невзрачны - не беда,
В степи ведь нет других.
Скупая горькая вода
Питала корни их.

Вся жизнь для них была как боль
В пустынной стороне,
И не роса на них, а соль
Мерцала при луне.

Зато, когда железный зной
Стирал траву с земли,
Они в пыли, в соли земной
По-прежнему цвели.

А если розы любишь ты,-
Ну что ж, не обессудь!
Мои колючие цветы
Не приколоть на грудь.

--------


Владимир Солоухин
ТРЕТЬИ ПЕТУХИ

Глухая ночь сгущает краски,
И поневоле страшно нам.
В такую полночь без опаски
Подходят волки к деревням.

Зачем-то совести не спится,
Кому-то хочется помочь.
И болен мозг. И дух томится.
И бесконечно длится ночь...

Захлопав шумными крылами,
Петух проснувшийся орет.
Полночный час идет над нами,
Звезда полночная плывет.

По всем дворам пропели певни,
Но не разбужена земля.
И снова тихо над деревней,
Темны окрестные поля.

Повремени, собравши силы.
Земля вращается в ночи.
Опять глашатай краснокрылый,
Крылом ударив, закричит.

И снова все ему ответят
Из-за лесов... из-за реки...
Но это все еще не третьи,
Еще не третьи петухи.

Еще раздолье всем сомненьям,
Еще не просто быть собой.
Еще в печах к сухим поленьям
Не поднесен огонь живой,

Чтоб трубы дружно задымились,
Чтобы дымы тянулись ввысь,
Чтоб жар пылал, чтоб щи варились,
Чтоб хлебы добрые пеклись.

Еще зари в помине нету,
Еще и звезды не бледней
И утра светлого приметы
Неуловимы для людей.

Но скоро станет мрак белесым,
Проступят дальние стога
И солнце, выйдя из-за леса,
Зажжет февральские снега.

Но выйдет солнце непременно -
В селе,
Вокруг,
Из-за реки,
По всей предутренней вселенной
Горланят третьи петухи.

--------


В. Солоухин

Сыплет небо порошею
На цветы, на зарю.
"Помни только хорошее",-
Я тебе говорю.
 
Сыплет небо порошею,
Все пути хороня.
Помни только хорошее
Про себя и меня.
 
Сыплет небо порошею,
Допиваем вино.
Помни только хорошее
Всё равно, всё равно.
 
Время мчится непрошено,
Мы уходим скорбя.
Помни только хорошее,
Заклинаю тебя.
 
Помни только хорошее...
Скрежеща и круша,
Жизни мелкое крошево
Перемелет душа.
 
Не легко и не весело,
Но, веленью верна,
Жизни вязкое месиво
Пересилит она.
 
И омоется молодо,
И останется в ней
Только чистое золото
Отсветившихся дней.
 
Сыплет небо порошею,
Затемняясь, рябя.
Помню только хорошее
Про себя и тебя.
 
Сыплет небо порошею,
Обнажается дно.
Помню только хорошее,
Дорогое одно.
 
Сыплет небо порошею,
Не дотянешь руки.
Помню только хорошее
Я всему вопреки.
 
В снежной ветренной замети
Темнота, темнота.
Остаёшься ты в памяти
И светла и чиста.
 
Оглянусь на хорошую
На последнем краю -
Светишь в зарослях прошлого,
Словно Ева в раю.

--------


В. Солоухин

Звучит, не жалуя, не милуя,
Мотив, знакомый издавна:
"Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена".
 
Озарена, как утром розовым,
Или как ночь озарена,
Когда плывёт над тихим озером
Во всём величии луна.
 
Так освещает скудность сада
Цветущей яблоней весна
Иль золотистый свет лампады
Икону древнего письма.
 
Так голубой туман долины
Пронизан утренним лучом,
Так белоснежный снег вершины
Лучом закатным освещён.
 
И, благодарно и влюблённо
Той озарённостью дыша,
Как снег, вода и лик иконный,
Ответно светится душа.

--------


В. Солоухин

Захотелось
Быть, быть, быть.
Через море
Плыть, плыть, плыть.
Через горы
Вверх, вверх, вверх.
Через души
Всех, всех, всех.
 
Захотелось
Лет, лет, лет.
На пороше
След, след, след.
На сирени
Цвет, цвет, цвет.
От любимой
Свет, свет, свет.
 
Захотелось
Петь, петь, петь,
Чтобы в горле
Медь, медь, медь,
Чтобы в песне
Боль, боль, боль,
Чтобы в жизни
Бой, бой, бой.
 
Захотелось
Стать, стать, стать.
Против кривды
Встать, встать, встать.
Сбросить тяжесть
С плеч, с плеч, с плеч,
Обнажая
Меч, меч, меч.
 
Захотелось
Сметь, сметь, сметь...
За плечами
Смерть, смерть, смерть.

--------


В. Солоухин
ПРОБУЖДЕНИЕ

Задернув шторы, чтоб не пробудиться,
Чтобы хранились тишь да полумгла,
В рассветный час, когда так сладко спится,
В своей квартире девушка спала.

Но из вселенной, золотом слепящей,
Рассветный луч сквозь занавес проник,
И оттого над девушкою спящей
Горел во тьме слегка овальный блик.

Земля крутилась. Утро шло по плавням,
Шли поезда по утренней стране.
Земля крутилась: медленно и плавно
Спускался луч по крашеной стене.

Бровей крутых, как крылья сильной птицы,
Луч золотым коснулся острием,
Он тихо тронул длинные ресницы,
До теплых губ дотронулся ее.

И, спящей, ей тревожно как-то стало,
Как будто бы куда-то кто-то звал.
Не знаю, что во сне она видала,
Когда рассвет ее поцеловал.

То жизнь звала: проснись, беги навстречу
Лугам, цветам, в лесную полумглу!
То жизнь звала: проснись, рассвет не вечен,
И этот луч уж вон он, на полу!

Беги, росинки в волосы вплетая,
И над туманным озером в лесу,
Красивая, зарею облитая,
Затми собой вселенскую красу!

--------


В. Солоухин
РОСА ГОРИТ

Роса горит. Цветы, деревья, звери
И все живое солнца жадно ждет.
В часы восхода в смерть почти не верю:
Какая смерть, коль солнышко встает!

Не верю в то, что вот она таится
И грянет вдруг в преддверье самом дня
То для оленя - прыгнувшей тигрицей,
То лопнувшей аортой - для меня.

В глухую полночь пусть пирует грубо,
Но пусть земле не портит тех минут,
Когда за лесом солнечные трубы
Уж вскинуты к зениту и - поют!

--------


Владимир Солоухин
На пашни, солнцем залитые...

На пашни, солнцем залитые,
На луговой цветочный мед
Слетают песни золотые,
Как будто небо их поет.

Куда-куда те песни за день
Не уведут тропой земной!
Еще одна не смолкла сзади,
А уж другая надо мной.

Иди на край земли и лета -
Над головой всегда зенит,
Всегда в зените песня эта,
Над всей землей она звенит!

--------


Владимир Солоухин
ЖИТЬ НА ЗЕМЛЕ

Жить на земле, душой стремиться в небо -
Вот человека редкостный удел.

Лежу в траве среди лесной поляны,
Березы поднимаются высоко,
И кажется, что все они немножко
Там, наверху, друг к дружке наклонились
И надо мной смыкаются шатром.

Но чист и синь просвет
Между берез зеленых,
Едва-едва листами шелестящих.
Я вижу там то медленную птицу,
То белые, как сахар, облака.
Сверкает белизна под летним солнцем,
И рядом с белизной - еще синее,
Заманчивее, слаще глубина.

Жить на земле, тянуться в беспредельность -
Вот человека радостный удел.

Лежу в траве
(Иль на песке в пустыне,
Иль на скале, на каменном утесе,
Или на гальке, там, где берег моря),
Раскинув руки, вверх гляжу, на звезды.
Мгновенья в жизни выше не бывает,
Мгновенья в жизни чище не бывает.
Ни труд, ни бой, ни женская любовь
Не принесут такого же восторга.
О глубина вселенского покоя,
Когда ты весь растаял в звездном небе,
И сам, как небо, потерял границы,
И все плывет и кружится тихонько.
Не то ты вверх летишь, раскинув руки,
Не то протяжно падаешь.
И сладко,
И нет конца полету (иль паденью),
И нет конца ни жизни, ни тебе.

Жить на земле, душой стремиться в небо.

Зачем стремиться? Брось свои березы,
Лети себе в заманчивую синь.
Купи скорей билет. С аэродрома
Тебя сейчас поднимут в небо крылья.
Вот синь твоя. Вот звезды. Наслаждайся.
Вон облако. Его с земли ты видел.
Оно горело, искрилось, сверкало.
Оно, как лебедь, плавало по небу.
Мы сквозь него спокойно пролетаем.
Туман, вода. А в общем - неприятность:
Всегда сильней качает в облаках.

Гляжу я вниз, в окошечко, на землю.
Лесок - как мох.
Река в лесу - как нитка.
Среди поляны точка -
Человечек!
Быть может, он лежит, раскинув руки,
И смотрит вверх.
И кажется красивой
Ему сейчас заманчивая синь.

- Хочу туда. Хочу скорей на землю!
- Постой. Сейчас поднимемся повыше.
На десять тысяч. Там еще ты не был.
- Пусти!
- Ты сам мечтал. Ты жаждал... Ты хотел!..

Жить на земле. Душой стремиться в небо.
Вот человека сладостный удел.

--------


В. Солоухин
А ГОРЫ СВЕРКАЮТ СВОЕЙ БЕЛИЗНОЙ...

Зима разгулялась над городом южным,
По улице ветер летит ледяной.
Промозгло и мутно, туманно и вьюжно...
А горы сверкают своей белизной.

Весной исчезают метели и стужа,
Ложится на город немыслимый зной.
Листва пропылилась. Как жарко, как душно...
А горы сверкают своей белизной.

Вот юноша, полон нетронутой силы,
Ликует, не слышит земли под собой,-
Наверно, девчонка его полюбила...
А горы сверкают своей белизной.

Мужчина сквозь город бредет через силу,
Похоже, что пьяный, а может, больной.
Он отдал ей все, а она изменила...
А горы сверкают своей белизной.

По теплой воде, по ручью дождевому
Топочет мальчонка, такой озорной!
Все дальше и дальше топочет от дому...
А горы сверкают своей белизной.

--------


В. Солоухин
Не прячьтесь от дождя

Не прячьтесь от дождя! Вам что, рубашка
Дороже, что ли, свежести земной?
В рубашке вас схоронят. Належитесь.
А вот такого ярого сверканья
Прохладных струй, что льются с неба (с неба!),
Прозрачных струй, в себе дробящих солнце,
И пыль с травы смывающих,
И листья
Полощущих направо и налево,-
Их вам увидеть будет не дано.

Смотреть на дождь? Какая ерунда!
Сто раз я видел море на картинах,
А толку ни на грош.
Где запах моря?
Где бархатная ласковость его?
Где мощь его, когда волну прибоя,
Сто тысяч тонн дрожащей синевы,
Она поднимет кверху, как в ладонях,
И понесет,
И выплеснет на берег,
И с ног сшибет, и в пене погребет?..
Где соль его?

Итак, долой картины!
Долой
На дождь гляденье из окна!
Жить надо всем.
Глазами жить - убого.
Жить надо кожей, ртом, и нервом каждым,
И каждой клеткой, что пока жива,
Пока способна слышать влагу моря.

Жить надо всем.
Уже дождя мне мало.
Я в сад бегу, и тонкие деревья -
Рябину,
Вишенье,
Цветущую сирень -
Стряхаю на себя, усиливая дождь.

Деревьев мало мне!
Пульсируя упруго,
То льющаяся в звонкое ведерко,
То ветром относимая капель
Мне рушится на голову и плечи.
Капель, даешь капель!
Она мне заливает
Глаза, и нос, и рот,
Глаза, и нос, и рот...

Но сквозь капель я все-таки хватаю,
Вдыхаю, как могу лишь, глубоко
Дождем промытый, пахнущий сиренью
И чуточку железом ржавой крыши
(Ведь все же с крыши падает капель)
Большой
Земного воздуха глоток.

--------


В. Солоухин
ВЕТЕР

Ветер
Летит над морем.
Недавно он не был ветром,
А был неподвижным, теплым воздухом над землей.
Он
Окружал ромашки.
Пах он зеленым летом
(Зыбко дрожал над рожью желтый прозрачный зной).
Потом,
Шевельнув песчинки,
Немного пригнувши травы,
Он начал свое движенье. Из воздуха ветром стал.
И вот
Он летит над морем.
Набрал он большую скорость,
Забрал он большую силу. Крылища распластал.
Ходят
Морские волны.
С них он срывает пену.
Пена летит по ветру. Мечется над волной.
Светлый
Упругий ветер
Не медом пахнет, а йодом,
Солью тревожно пахнет. Смутно пахнет бедой.
(Руки мои - как крылья. Сердце мое распахнуто.
Ветер в меня врывается. Он говорит со мной):
- Спал я
Над тихим лугом.
Спал над ромашкой в поле.
Меня золотые пчелы пронизывали насквозь.
Но стал я
Крылатым ветром,
Лечу я над черным морем.
Цепи я рву на рейдах, шутки со мною брось!
Я
Говорю открыто:
Должен ты выбрать долю,
Должен взглянуть на вещи под резким прямым углом:
Быть ли
Ромашкой тихой?
Медом ли пахнуть в поле?
Или лететь над миром, время круша крылом? -
Что я
Ему отвечу?
- Сходны дороги наши,
Но опровергну, ветер, главный я твой резон:
Если б
Ты не был тихим
Воздухом над ромашкой,
Откуда б ты, ветер, взялся? Где бы ты взял разгон?

--------


В. Солоухин
У МОРЯ

Разгулялся ветер на просторе,
Белопенный катится прибой.
Вот и я живу у синя моря,
Тонущего в дымке голубой.

Ни испить его, ни поглядеться,
Словно в тихий омут на лугу.
Ничего не вспомнится из детства
На его бестравном берегу.

Оттого и скучно здесь слегка мне
Над седым величием волны.
До меня, сидящего на камне,
Долетают брызги, солоны.

Ни краев, ни совести у моря!
Густо засинев доглубока,
Вот оно берется переспорить
Маленького в поле василька.

Вот оно, беснуясь и ревнуя,
Все ритмичней хлещет и сильней.
Хочет смыть тропинку полевую
Из железной памяти моей.

--------


Владимир Солоухин

Безмолвна неба синева,
Деревья в мареве уснули.
Сгорела вешняя трава
В высоком пламени июля.

Еще совсем недавно тут
Туман клубился на рассвете,
Но высох весь глубокий пруд,
По дну пруда гуляет ветер.

В степи поодаль есть родник,
Течет в траве он струйкой ясной,
Весь зной степной к нему приник
И пьет, и пьет - но все напрасно...

Ключа студеная вода
Бежит, как и весной бежала.
Неужто он сильней пруда?
Пруд был велик, а этот жалок...

Но подожди судить. Кто знает?
Он только с виду мал и тих.
Те воды, что его питают,-
Ты видел их? Ты мерил их?

--------


Владимир Солоухин

Скучным я стал, молчаливым,
Умерли все слова.

Ивы, надречные ивы,
Чуть не до горла трава,
Листьев предутренний ропот -
Сгинуло все без следа.
Где мои прежние тропы,
Где ключевая вода?

Раньше, как тонкою спицей,
Солнцем пронизана глубь.
Лишь бы охота склониться,
Вот она, влага,- пригубь!
Травы цвели у истоков,
Ландыши зрели - и что ж?
Губы изрежь об осоку -
Капли воды не найдешь.

Только ведь так не бывает,
Чтоб навсегда без следа
Сгинула вдруг ключевая,
Силы подземной вода.

Где-нибудь новой дорогой
Выбьется к солнцу волна,
Смутную, злую тревогу
В сердце рождает она.

Встану на хлестком ветру я.
Выйду в поля по весне.
Бродят подспудные струи,
Трудные струи во мне.

--------


В. Солоухин
УВИДЕТЬ БЕЛКУ

А все же прекрасно, гуляя в лесу,
Увидеть живую белку.
Мордочка,
Проворные зубки,
Классический беличий хвост.

И вот
Замираете, приятно поражены,-
Вверху,
В зеленых дебрях сосны,
Белка!

Смело
Она бросается с дерева
И влет, как будто оперена,
Перелетает на соседнее дерево.
Здорово
Это у нее получается.

Мы так не умеем.
Можем только смотреть, как умеет она.
Провожая ее восторженным взглядом
И мыслью. Между прочим,
В древние славянские времена
Проворный зверек назывался мысью.
Мысь. Мызнуть. Умызнуть.
Мысля,
Мыслью по дереву не скачи,
Мысли сумрачно, сдержанно. И молчи.
Но это - другая опера.

А пока
Не грибы, не орехи домой несу.
Что грибы и орехи? Безделка!
Несу в душе, как скачет в лесу
По деревьям живая белка.
В душе
При виде маленького зверька
Пробуждаются важные чувства,
Которых лишает нас времени быстротечность:
Безотчетная нежность,
Тихая доброта, теплота,
Человечность.

Идешь и думаешь: увидеть бы белку.
Но по заказу ее увидеть нельзя.
Это тебе не ворона и не овца.
Жди счастливого случая,
Чтобы со стезей совпала стезя,
Как стрелка часов находит на стрелку.

...Разговорчивый мне попался водитель такси.
Круглолицый такой.
Улыбающийся. Сама доброта.
- Погодка-то! Лучше и не проси.
Я охотник.
Вчера проверил свое ружье.
Ружьишко, говорю, проверил свое.
Воскресенье.
Целый день в лесу. Красота!

- И добыли?
(Стараюсь подделаться под охотничий разговор.)
И кого?
- Я больше по белкам. У меня лайка.
По кличке Сонька.
Ездили в Краснохолмский бор.
Специалистка.
У нее ни одна не отобьется от рук.
Для начала добыли девятнадцать штук.

- Ско-олько?!

На девятнадцать зверьков обедневший лес...
Зачем я в эту машину влез?
Мало забот?.. Краснохолмский бор...

Разговорчивый мне попался шофер.
- Ободрал, вот высушу, понесу.
Три рубля за каждую шкурку.
Лишь бы не лень.
Пятьдесят семь рублей как нашел в лесу,
Пятьдесят семь рублей за воскресный день.
А другие проторчат у телевизора.
Или в гости.
Закусочка. Пиво-воды.
Нет, я охотник.
И в выходной я как чокнутый или больной,
Я, как говорится,-
Любитель природы.
Подышишь воздухом. На душе веселей.
Снег там чистый. Весь белый-белый...

...Кому бы отдать пятьдесят семь рублей,
Чтобы в лесу прибавилось девятнадцать белок?..

--------


Владимир Солоухин
Лось

Тем утром, радостным и вешним,
В лесу гудело и тряслось.
Свои рога через орешник
Нес молодой тяжелый лось.

Он трогал пристально и жадно
Струю холодного ключа,
Играли солнечные пятна
На полированных плечах,

Когда любовный зов подруги,
Вдруг прилетев издалека,
Его заставил стать упругим
И бросить на спину рога.

Но в миг, когда он шел долиной,
Одним желаньем увлечен,
Зрачок стального карабина
Всмотрелся в левое плечо.

Неверно дрогнули колена,
И раскатился скорбный звук,
И кровь, слабея постепенно,
Лилась толчками на траву.

А за кустом, шагах в полсотне,
Куда он чуть дойти не смог,
Привесил к поясу охотник
Умело сделанный манок.

--------


В. Солоухин
ВОЛКИ

Мы - волки,
И нас
По сравненью с собаками
Мало.
Под грохот двустволки
Год от году нас
Убывало.

Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и живем вне закона.

Мы - волки, нас мало,
Нас, можно сказать,- единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.

Вам - блюдо похлебки,
Нам - проголодь в поле морозном,
Звериные тропки,
Сугробы в молчании звездном.

Вас в избы пускают
В январские лютые стужи,
А нас окружают
Флажки роковые все туже.

Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы, в сущности,- волки,
Но вы изменили породе.

Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали.

И льстить и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник -
Достойная ваша награда.

Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим.

--------


В. Солоухин
ЯСТРЕБ

Я вне закона, ястреб гордый,
Вверху кружу.
На ваши поднятые морды
Я вниз гляжу.

Я вне закона, ястреб сизый,
Вверху парю.
Вам, на меня глядящим снизу,
Я говорю:

- Меня поставив вне закона,
Вы не учли:
Сильнее вашего закона
Закон Земли.

Закон Земли, закон Природы,
Закон Весов.
Орлу и щуке пойте оды,
Прославьте сов!

Хвалите рысь и росомаху,
Хорей, волков...
А вы нас всех, единым махом,-
В состав врагов,

Несущих смерть, забывших жалость,
Творящих зло...
Но разве легкое досталось
Нам ремесло?

Зачем бы льву скакать в погоне,
И грызть, и бить?
Траву и листья есть спокойней,
Чем лань ловить.

Стальные когти хищной птицы
И нос крючком -
Чтоб манной кашкой мне кормиться
И молочком?

Чтобы клевать зерно с панели,
Как голубям?
Иль для иной какой-то цели,
Не ясной вам?

Так что же, бейте, где придется,
Вы нас, ловцов,-
Все против вас же обернется
В конце концов!

Для рыб, для птиц любой породы,
Для всех зверей
Не ваш закон -
Закон Природы,
Увы, мудрей!

Так говорю вам, ястреб-птица,
Вверху кружа.
И кровь растерзанной синицы
Во мне свежа.

--------


В. Солоухин

Теперь-то уж плакать нечего,
С усмешкой гляжу назад,
Как шел я однажды к вечеру
В притихший вечерний сад.

Деревья стояли сонные,
Закатные, все в огне.
Неважно зачем, не помню я,
Но нужен был прутик мне.

Ребенок я был,- а нуте-ка
Возьмите с ребенка спрос!
И вот подошел я к прутику,
Который так прямо рос.

Стоял он один, беспомощен,
Под взглядом моим застыл.
Я был для него чудовищем.
Убийцей зловещим был.

А сад то вечерней сыростью,
То легким теплом дышал.
Не знал я, что может вырасти
Из этого малыша.

Взял я отцовы ножницы,
К земле я его пригнул
И по зеленой кожице
Лезвием саданул.

Стали листочки дряблыми,
Умерли, не помочь...
А мне,
Мне приснилась яблоня
В ту же, пожалуй, ночь.

Ветви печально свесила,
Снега и то белей!
Пчелы летают весело,
Только не к ней, не к ней!

Что я с тех пор ни делаю,
Каждый год по весне
Яблоня белая-белая
Ходит ко мне во сне!

--------


В. Солоухин
Ольха

Я обманул ольху.
В один из зимних дней
На берегу застывшей нашей речки
Я наломал заснеженных ветвей
И внес в тепло, которое от печки.

Не в то, что нам апрель преподнесет,
Когда земля темнеет и курится,
И в синем небе проплывает лед,
И в синих водах пролетают птицы.

Тогда глядится в зеркало ольха,
В серьгах расцветших - славная обнова!
Ну, не сирень, а все же не плоха.
Сирень - когда! А я уже готова.

Сережки нежным золотом сквозят,
Летит по ветру золотистый цветень.
Земля черна, но свадебный наряд
Ее пречист, душист и разноцветен.

Что в семечке от наших скрыто глаз,
На свет выходит сокровенной сутью...
Итак, я в тот запомнившийся раз
Домой принес мороженые прутья.

Смеялись люди: "Экие цветы!
Уж лучше б веник ты поставил в воду!"
Но от печной, домашней теплоты
Включился некий механизм природы.

Жизнь пробудил случайный обогрев,
Сработали реле сторожевые.
На третий день, взглянув и обомлев,
Мы поняли, что прутья те - живые!

В них происходят тайные дела -
Приказ, аврал, сигналы по цепочке.
Броженье соков. Набухают почки.
И дрогнула ольха и зацвела.

Висят сережки длинные подряд.
Разнежились. На десять сантиметров.
Пыльцой набухли.
Жаждут,
Ждут,
Хотят
Программой предусмотренного ветра.

Он облегчит, он лаской обовьет,
А без него - и тягостно и плохо...
Ольха цветет, надеется, зовет,
Еще не зная страшного подвоха.

Но нет корней, и почвы нет, и нету
В глухих стенах земного ветерка.
Цветет в кувшине пышным пустоцветом
Обманутое дерево ольха.

Не пить воды, на солнышке не греться,
В июльский дождь листвою не шуметь,
И в воды те в апреле не глядеться,
И продолженья в мире не иметь.

Что из того, что радостно и звонко
Раздастся песня раннего скворца?..
Летит, пылит на мертвую клеенку
Досадный мусор - мертвая пыльца.

--------


Владимир Солоухин
ЯБЛОНЬКА, РАСТУЩАЯ ПРИ ДОРОГЕ

Она полна задорных соков,
Она еще из молодых,
И у нее всегда до срока
Срывают жесткие плоды.

Они растут как будто наспех
И полны вязкой кислотой.
Она безропотно отдаст их
И остается сиротой.

Я раз тряхнул ее, да слабо.
А ветки будто говорят:
"Оставьте яблоко хотя бы
На мне висеть до сентября.

Узнайте, люди, как бывают
Прекрасны яблоки мои,
Когда не силой их срывают,
А я сама роняю их".

--------


В. Солоухин
Цветы (отрывок)

...Для нас, людей,- любовь,
А для травы иль дерева - цветенье.
То, что для нас -
Томление в присутствии любимой,
Волненье от ее улыбки, взгляда
(Ожог на сердце от ее улыбки!),
Бессонница, свиданье, поцелуи,
Тоска, желанье, грусть и ликованье,
То, что для нас - почти что крылья птицы,
То, что для нас перерастает в слово
И в музыку,
То у травы - цветок!
Толпа однообразна, как трава (или листва).
И жизнь, как луг весенний,- однотонна.
И вдруг
То тут, то там на ровном этом фоне -
Любовь.
Цветы,
Ромашки, незабудки,
Кроваво-полыхающие маки.
Любовь - и та, что вовсе откровенна,
И та, что в тихом сумраке таится
(Допустим, ландыш).
И ночной фиалки
Таинственное пряное цветенье,
И крепкое до головокруженья
Роскошество магнолии в цвету...
Да, жизнь цветет, как луг,
Она уже красива.
Она ярка.
Она благоухает.
Она цветет - бывает, пустоцветом
(О, иногда бывает - пустоцветом!),
А иногда - цветами материнства,
Но все равно цветет, цветет, цветет!..

--------


В. Солоухин
У ЗВЕРЕЙ

Зверей показывают в клетках -
Там леопард, а там лиса,
Заморских птиц полно на ветках,
Но за решеткой небеса.

На обезьян глядят зеваки,
Который трезв, который пьян,
И жаль, что не дойдет до драки
У этих самых обезьян.

Они хватают что попало,
По стенам вверх и вниз снуют
И, не стесняясь нас нимало,
Визжат, плюются и жуют.

Самцы, детеныши, мамаши,
Похожесть рук, ушей, грудей,-
О нет, не дружеские шаржи,
А злые шаржи на людей,

Пародии, карикатуры,
Сарказм природы, наконец!
А вот в отдельной клетке хмурый,
Огромный обезьян. Самец.

Но почему он неподвижен
И безразличен почему?
Как видно, чем-то он обижен
В своем решетчатом дому?

Ему, как видно, что-то надо?
И говорит экскурсовод:
- Погибнет. Целую декаду
Ни грамма пищи не берет.

Даем орехи и бананы,
Кокос даем и ананас,
Даем конфеты и каштаны -
Не поднимает даже глаз.

- Он, вероятно, болен или
Погода для него не та?
- Да нет. С подругой разлучили.
Для важных опытов взята.

И вот усилья бесполезны...
О зверь, который обречен,
Твоим характером железным
Я устыжен и обличен!

Ты принимаешь вызов гордо,
Бескомпромиссен ты в борьбе,
И что такое <про> и <контра>,
Совсем неведомо тебе.

И я не вижу ни просвета -
Но кашу ем и воду пью,
Читаю по утрам газеты
И даже песенки пою.

Средь нас не выберешь из тыщи
Характер, твоему под стать:
Сидеть в углу, отвергнуть пищу
И даже глаз не поднимать.

--------


В. Солоухин

Женщина меня угощала чаем,
А дверь на балкон была открыта.
На балконе стояла клетка,
В клетке сидела птица.
Вот экспозиция.

Некоторые подробности и детали.
К чаю было клюквенное варенье,
Конфеты <Каракум>
И печенье
Под названием <Крымская смесь>.
Чай был горячий, крепкий.
Мы пили его из фарфоровых чашек,
В чем, конечно, особая прелесть
Есть.

Женщина без умолку говорила.
Она была одинока, она страдала.
Она хотела, чтобы я, зашедший случайно,
Понял все ее тридцативосьмилетнее отчаянье.
Но разница состояла в том,
Что она говорила, глядя на скатерть,
На свои, теребящие скатерть, руки,
А я ее слушал, глядя на клетку,
На птицу, сидящую в клетке
И производящую щебечущие звуки.

Я не очень хорошо разбираюсь в птицах,
Но кажется, это был просто чижик.
Клетка вся из тонких и крепких проволок,
Как бы сквозная,
С округлой крышей,
С перекладинками,
Укрепленными на разной высоте,
С кормушкой (налить водички)
И с шустрой птичкой
При клювике, крылышках и хвосте.

Балкон с перилами, с клеткой, с птицей
Парил на высоте двенадцатого этажа.
Громоздясь домами, лежала вокруг столица.
На деревья приходилось смотреть не снизу, а сверху.
Был май, и зелень была свежа.

По перилам балкона сновали возбужденные воробьишки.
Они прилетели к пленнице в гости.
Посочувствовать,
Поделиться птичьими новостями.
Впрочем, возможно, их привлекала кормушка,
Конопляное семя, подсолнухи.
Но, увы,- не достать.

Я наблюдал за их маневрами,
Я слушал их оживленное чириканье,
А женщина за столом продолжала страдать.
- Ты понимаешь, я одинока.
Мне тридцать восемь.
Ждать больше нечего. Он звонит так редко...
(Чижик семечко расклюет и бросит,
Расклюет и бросит,
Воробьишки все это видят,
Но, увы,- не пускает клетка.)
Ты понимаешь, я измучилась, я устала.
Годы проходят, жизнь проходит,
Как за нее ни держись...
(Чижик снует по клетке:
То вспорхнет на верхнюю перекладину,
Под самую округлую крышу,
То опять спускается вниз.)

То ли мне надоело его бессмысленное порханье,
То ли просто из безотчетного озорства
(Зачем-то дается же пара крыл!),
Едва хозяйка на минуточку отлучилась,
Я с ловкостью профессионального диверсанта
Подскочил
И маленькую дверцу в клетке открыл.

Я открыл совсем небольшую дверцу,
Такую же проволочную,
Как и все остальные стены.
Дверца смотрела в сторону города,
В сторону воздуха,
В сторону неба,
В сторону далекого горизонта,
Который был в этот час красноват и светел.
Оттуда,
Поверх домов и деревьев,
Прилетал к раскрытой дверце
Сладчайший весенний ветер.

Хозяйка вернулась со свежим чаем.
- Ты понимаешь,
Я ведь в общем-то ничего не требую...
(Ах, как выпорхнет сейчас из неволи
Чижик в открытую мною дверцу!)
...Ты понимаешь,
Так одиноко, темно и больно,
А он... А он - человек без сердца.
Как живу я? Служба. Домашние хлопоты...
(Вот сейчас увидит, что - воля, воля!
Сейчас заметит, что дверь открыта.
Посидев на порожке и оглядевшись,
Вспорхнет на балконную загородку,
А там... вон дерево, вон другое,
А там горизонт красноват и светел.
Пропорхнул.
Посидел на перекладинке.
Снова вниз.
Пропорхнул.
Не заметил.)

Как можно не видеть, что путь свободен?
Безмозглая птица! Нелепый чижик!
Или не хочешь бросать кормушку?
Или жалеешь хозяйку эту?
Или боишься попасть в ловушку?

Но какой ловушки можно, собственно говоря,
Бояться, уже будучи пойманным и сидя в клетке?
За дверцей - рощи, за дверцей - лето,
Дожди и травы, роса рассвета.

- Ты понимаешь,
Я ищу не счастья.
Его, наверно, и не бывает.
Но все же знать, что вот есть на свете...
(Попил водички, почистил клювик,
Глядит на дверцу. Сейчас. Минутку.
Сейчас свершится.
Нет, не заметил.)

Ты понимаешь...
(Ничтожный чижик!
Пустая птица! Ты что, ослепла?
Лети из клетки как можно выше,
Воскресни, птица, родись из пепла!)

Я ушел,
Демонстративно не бросив взгляда
На птичью клетку с открытой дверцей,
На птицу в клетке.
(Вот - воля рядом...)

Презренный чижик! Где твое сердце?

--------


В. Солоухин
РАЗРЫВ-ТРАВА

В Иванов день набраться духу
И в лес идти в полночный час,
Где будет филин глухо ухать,
Где от его зеленых глаз

Похолодеют руки-ноги
И с места не сойти никак,
Но где уж нет иной дороги,
Как только в самый буерак.

От влажных запахов цветочных
Начнет кружиться голова.
И будет в тихий час урочный
Цвести огнем разрыв-трава.

Схвати цветок, беги по лесу,
Он все замки тебе сорвет.
Освободит красу-принцессу
Из-за чугунных тех ворот.

Ах, эти сказки, эти сказки!
Лежим на печке стар да мал...
Снежки, рогатки и салазки
Подчас на сказки я менял.

И у меня была принцесса -
Девчонка - море синевы!
Не для нее ли я по лесу
Искал цветов разрыв-травы?

Не для нее ли трое суток
Я пропадал однажды там?..
А жизнь меж тем учила круто,
С размаху била по зубам.

И разъяснил ботаник вскоре,
Что никаких чудес тут нет:
Взамен цветов имеет споры,
И в этом, так-скать, весь секрет.

И чудеса ушли из леса,
Там торф берут среди болот.
И синеокая принцесса
Газеты в клубе выдает.

Все меньше сказок в мире нашем,
Все громче формул торжество.
Мы стали опытней и старше,
Мы не боимся ничего.

Нам выпал век науки точной,
Права ботаника, права.
Но я-то знаю: в час урочный
Цветет огнем разрыв-трава!

--------


В. Солоухин

Уходило солнце в Журавлиху,
Спать ложилось в дальние кусты,
На церквушке маленькой и тихой
Потухали медные кресты.

И тогда из дальнего оврага
Вслед за стадом медленных коров
Выплывала темная, как брага,
Синева июльских вечеров.

Лес чернел зубчатою каймою
В золоте закатной полосы,
И цветок, оставленный пчелою,
Тяжелел под каплями росы.

Зазывая в сказочные страны,
За деревней ухала сова,
А меня, мальчишку, слишком рано
Прогоняли спать на сеновал.

Я смотрел, не сразу засыпая,
Как в щели шевелится звезда,
Как луна сквозь дырочки сарая
Голубые тянет провода.

В этот час обычно над рекою,
Соловьев в окрестностях глуша,
Рассыпалась музыкой лихою
Чья-то беспокойная душа.

"Эх, девчонка, ясная зориночка,
Выходи навстречу - полюблю!
Ухажер, кленовая дубиночка,
Не ходи к девчонке - погублю!"

И почти до самого рассвета,
Сил избыток, буйство и огонь,
Над округой царствовала эта
Чуть хмельная, грозная гармонь.

Но однажды где-то в отдаленье,
Там, где спит подлунная трава,
Тихое, неслыханное пенье
Зазвучало, робкое сперва,

А потом торжественней и выше
К небу, к звездам, к сердцу полилось...
В жизни мне немало скрипок слышать,
И великих скрипок, довелось.

Но уже не слышал я такую:
Словно то из лунности самой
Музыка возникла и, ликуя,
Поплыла над тихою землей,

Словно тихой песней зазвучали
Белые вишневые сады...
И от этой дерзости вначале
Замолчали грозные лады.

Ну а после, только ляжет вечер,
Сил избыток, буйство и огонь,
К новой песне двигалась навстречу
Чуть хмельная грозная гармонь.

И, боясь приблизиться, должно быть,
Все вокруг ходила на басах,
И сливались, радостные, оба
В поединок эти голоса.

Ночи шли июльские, погожие,
А в гармони, сбившейся с пути,
Появилось что-то непохожее,
Трепетное, робкое почти.

Тем сильнее скрипка ликовала
И звала, тревожа и маня.
Было в песнях грустного немало,
Много было власти и огня.

А потом замолкли эти звуки,
Замолчали спорщики мои,
И тогда ударили в округе
С новой силой диво-соловьи.

Ночь звездою синею мигала,
Петухи горланили вдали.
Разве мог я видеть с сеновала,
Как межой влюбленные прошли,

Как, храня от утреннего холода,-
Знать, душа-то вправду горяча -
Кутал парень девушку из города
В свой пиджак с горячего плеча.

--------


Владимир Солоухин
Певец

Я слышу песню через поле,
Там, где дороги поворот.
Она волнует поневоле,
Невольно за сердце берет.
Вся чистота и вся стремленье,
Вся задушевный разговор.
Есть теснота и горечь в пенье
И распахнувшийся простор.
В траве ромашка, хлебный колос,
Росинка, первая звезда...
Какой красивый, сильный голос,
Как он летает без труда!
Несчастный миг и миг счастливый,
И первый лист, и первый снег...
Должно быть, сильный и красивый
И справедливый человек
Поет. Что песня? Боль немая.
Ведь песню делает певец...
И горько мне: певца я знаю,
Певца я знаю - он подлец!..
Трусливый, сальный, похотливый,
Со сладким маслицем в глазах,
Возьмет, сомнет нетерпеливо,
Оставит в горе и слезах.
Предаст - потом с улыбкой: "Вы ли?!
Мы с вами, помнится, дружны!"...
Нетопырю даются крылья.
Болоту лилии даны!
Между души его болотом
И даром петь - какая связь?
О справедливость, для чего ты
Мешаешь золото и грязь?

--------


В. Солоухин
ЖУРАВЛИ

Журавли, наверно, вы не знаете,
Сколько песен сложено про вас,
Сколько вверх, когда вы пролетаете,
Смотрит затуманившихся глаз!

Из краев болотных и задебренных
Выплывают в небо косяки.
Крики их протяжны и серебряны,
Крылья их медлительно гибки.

Лирика полета их певучего
Нашей книжной лирики сильней.
Пролетают, радуя и мучая,
Просветляя лица у людей.

Годы мне для памяти оставили,
Как стоял я около реки
И, покуда в синем не растаяли,
Журавлей следил из-под руки.

Журавли летели, не синицы,
Чьим порханьем полнится земля...
Сколько лет уж, если спохватиться,
Не видал я в небе журавля!

Словно светлый сон приснился или
Это сказка детская была.
Или просто взяли обступили
Взрослые, серьезные дела.

Окружили книги окончательно,
Праздность мне постыдна и чужда...
Ну а вы, спрошу я у читателя,
Журавлей вы видели когда?

Чтоб не просто в песне, а воочию,
Там, где травы жухнут у реки,
Чтоб, забыв про мелочное прочее,
Все глядеть на них из-под руки.

Журавли!
Заваленный работою,
Вдалеке от пасмурных полей,
Я живу со странною заботою -
Увидать бы в небе журавлей!

--------


Владимир Солоухин
Журавли улетели...

   "Журавли улетели, журавли улетели!
   От холодных ветров потемнела земля.
   Лишь оставила стая средь бурь и метелей
   Одного с перебитым крылом журавля".

Ресторанная песенка... Много ли надо,
Чтоб мужчина сверкнул полупьяной слезой?
Я в певце узнаю одногодка солдата,
Опаленного прошлой войной.

Нет, я с ним не знаком и не знаю подробно,
О каких журавлях он тоскует сейчас.
Но, должно быть, тоска и остра и огромна,
Если он выжимает слезу и у нас.

   "Журавли улетели, журавли улетели!
   От холодных ветров потемнела земля.
   Лишь оставила стая средь бурь и метелей
   Одного с перебитым крылом журавля".

Ну какой там журавль? И какая там стая?
И куда от него улетела она?
Есть квартира, поди, дочь, поди, подрастает,
Помидоры солит хлопотунья жена.

И какое крыло у него перебито?
И какое у нас перебито крыло?
Но задумались мы. И вино не допито.
Сладковатой печалью нам душу свело.

   "Журавли улетели, журавли улетели!
   От холодных ветров потемнела земля.
   Лишь оставила стая средь бурь и метелей
   Одного с перебитым крылом журавля".

Ресторанная песенка. Пошлый мотивчик.
Ну еще, ну давай, добивай, береди!
Вон и в дальнем углу разговоры затихли,
Душит рюмку майор со Звездой на груди.

Побледнела и женщина, губы кусая,
С повтореньем припева больней и больней...
Иль у каждого есть улетевшая стая?
Или каждый отстал от своих журавлей?

Допоет - и вернется в ночную квартиру.
Разойдутся и люди. Погаснут огни.
Непогода шумит. В небе пусто и сыро.
Неужели и впрямь улетели они?..

--------


Владимир Солоухин
ДИРИЖЕР. РАПСОДИЯ ЛИСТА

Я слушал музыку, следя за дирижером.
Вокруг него сидели музыканты -
У каждого особый инструмент
(Сто тысяч звуков, миллион оттенков!).
А он один, над ними возвышаясь,
Движеньем палочки, движением руки,
Движеньем головы, бровей, и губ, и тела,
И взглядом, то молящим, то жестоким,
Те звуки из безмолвья вызывал,
А вызвав, снова прогонял в безмолвье.

Послушно звуки в музыку сливались:
То скрипки вдруг польются,
То тревожно
Господствовать начнет виолончель,
То фортепьяно мощные фонтаны
Ударят вверх и взмоют, и взовьются,
И в недоступной зыбкой вышине
Рассыплются на брызги и на льдинки,
Чтоб с легким звоном тихо замереть.

Покорно звуки в музыку сливались.
Но постепенно стал я различать
Подспудное и смутное броженье
Неясных сил,
Их шепот, пробужденье,
Их нарастанье, ропот, приближенье,
Глухие их подземные толчки.
Они уже почти землетрясенье,
Они идут, еще одно мгновенье -
И час пробьет...
И этот час пробил!
О мощь волны, крути меня и комкай,
Кидай меня то в небо, то на землю.
От горизонта
И
До горизонта
Кипящих звуков катится волна.
Их прекратить теперь уж невозможно,
Их усмирить не в силах даже пушки,
Как невозможно усмирить вулкан.
Они бунтуют, вышли из-под власти
Тщедушного седого человека,
Что в длинном фраке,
С палочкой нелепой
Задумал со стихией совладать.

Я буду хохотать, поднявши руки,
А волосы мои пусть треплет ветер,
А молнии, насквозь пронзая небо,
Пускай в моих беснуются глазах,
Их огненными делая из синих.
От горизонта
И
До горизонта
Пускай змеятся молнии в глазах.
Ха-ха-а! Их усмирить уж невозможно
(Они бунтуют, вышли из-под власти),
Как невозможно бурю в океане
Утишить вдруг движением руки.

Но что я слышу?..
Нет...
Но что я вижу:
Одно движенье палочки изящной -
И звуки все
Упали на колени,
Потом легли... потом уж поползли...
Они ползут к подножью дирижера,
К его ногам!
Сейчас, наверно, ноги
Ему начнут лизать
И пресмыкаться...
Но дирижер движением спокойным
Их отстранил и держит в отдаленье.
Он успокоил,
Он их приласкал.
То скрипки вдруг польются,
То тревожно
Господствовать начнет виолончель,
То фортепьяно мощные фонтаны
Ударят вверх и взмоют, и взовьются,
И в недоступной зыбкой вышине
Рассыплются на брызги и на льдинки,
Чтоб с легким звоном тихо замереть...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все правильно. Держать у ног стихию -
И есть искусство. Браво, дирижер!

--------


В. Солоухин

Когда ты хочешь молвить слово,
Мой друг, подумай - не спеши.
Оно бывает то сурово,
То рождено теплом души.

Оно то жаворонком вьётся,
То медью траурной поёт.
Покуда слово сам не взвесишь,
Не выпускай его в полёт.

Им можно радости прибавить
И радость людям отравить,
Им можно лёд зимой расплавить,
А можно в крошку раздавить.

Оно одарит иль ограбит.
Пусть ненароком, пусть шутя.
Подумай, как бы им не ранить
Того, кто слушает тебя.

--------


Илья Рейдерман (р. 1937)

Художник-осень пишет в горсаду
пейзаж, холста касаясь мягкой кистью.
Она уже предчувствует беду -
не потому ли так нарядны листья?
Ты, красота - всего лишь робкий гость?
Застенчивая, хрупкая такая...
Рисует осень, но пейзаж на гвоздь
нельзя повесить, время побеждая.
В пейзаже этом - музыка высот,
и величавость духа - в каждом древе.
Своё рисует осень - и поёт
почти неслышно... Грусть в её напеве.
Да, листья умирают, пожелтев.
Но перед смертью есть одна минута,
когда, внезапно в небеса взлетев,
весть о бессмертии несут кому-то.
Земное тяготенье победив
на миг один, ложась на воздух телом,
они - свидетели о мире целом,
земные ноты, что вплелись в мотив.
Читаю ноты жёлтые с листа.
Пускай минуют осени и зимы -
я вижу тот пейзаж, уже незримый.
Ты обрела бессмертье, красота!

--------


Илья Рейдерман

Одесса и осень - рифмуются очень.
Не жаль ничего им. Всё бросим. Всё минем.
Всё - жёлтой листвою над мостовою.
О, ветви и небо! О, жёлтое с синим!
О, дерево с морем - и жёлтые склоны.
Что делать влюблённым - встречаться? прощаться?
Ждать часа, чтоб мир стал, как прежде, зелёным?
Грядущего часа? Последнего часа?
Ах, жёлтое с синим. Одесса и осень.
Последняя ясность. Последняя ласка.
Твоей красоты никогда не износим,
она на холсте - как застывшая краска.
Художник задумчивый пишет картину,
тона подбирает, с натурой сверяясь.
...Тебя задержать всё ищу я причину,
с уходом твоим неизбежным смиряясь.
Не время ещё безнадежностям зимним.
Мы живы ещё - вопреки испытаньям.
Постой же, мой город! Будь жёлтым на синем.
И осень, постой - как воздушное зданье.
Ты, жёлтое, вечно. И синь загустеет.
...Уходят друзья. Прохудилися крыши.
Захлопнуты окна. И город пустеет.
И падают листья всё тише. Всё тише.

--------


Илья Рейдерман
ПРОЩАНЬЕ С МОРЕМ

А день последний - вправду даром был.
И ветер дул, и солнышко светило.
И море тоже проявляло пыл,
шумело и волною в берег било.
А я прощался с ним и уходил,
я по крутому поднимался склону.
И обернувшись - я на миг застыл:
вдруг стало море тёмное - зелёным!
Внизу как будто изумрудов груда -
и синь такая в небесах над ним!
И да пребудет мир необъясним,
даруя тем, кто зряч, мгновенье чуда.

--------


Илья Рейдерман

О чём же волны шепчут, умирая,
по синю морю нагулявшись всласть?
О том, что жизнь - хоть без конца и края, -
в итоге нужно к берегу припасть.

Обнять, всей грудью о него разбиться,
отдав себя, забыться как во сне.
И этот шум бесформенный, что длится, -
передоверить ли другой волне?

Ах, в нём и ликование, и всхлипы,
все звуки, ноты, нежные слова,
что, может быть, и мы сказать могли бы,
что говорит волна, пока жива.

Какой привычно городили вздор мы!
Но вслушаемся в эту моря весть,
в ритмичный всплеск и тихий шум без формы,
благословивший всё, что в мире есть.

В волнующий и неумолчный шёпот,
который, ничего не утая,
как будто бы передаёт нам опыт
просторного, как море, бытия.

--------


Илья Рейдерман

Бог - это просто тишина дыханья.
Прислушайся - неслышно дышит Он,
но мир колеблется подобно ткани,
подобно занавеске у окон.

Пока охватывает вещи трепет,
они - живые, дышат в такт с Творцом.
Его дыханье эти формы лепит.
Материя становится лицом.

Немых камней неловкие улыбки,
глаза деревьев, что глядят, кося...
В них исчезающий, стыдливый, зыбкий
намёк на то, чего сказать нельзя.

Но внятны нам не эти лица - спины
вещей, всё ощутимое рукой.
Шершавая поверхность - не глубины,
не тишина дыхания, покой.

Не оттого ли пролетают мимо
слова, ушей коснувшись лишь едва?
А то, что мы высказываем, - мнимо,
совсем не то, чем эта жизнь жива.

--------


Илья Рейдерман

Как хороша дождливая погода,
когда глядишь на город из окна.
Ещё жива осенняя природа.
Спокойный свет. И тишина - влажна.
Как будто мы во глубину нырнули
(неглубоко! ещё не в темноту!).
И мысли надоевшие уснули,
забыли и заботу, и беду.
И в осени - почти что невесомы,
в одесской тёплой осени - плывём.
Природа - дом. Мы на мгновенье - дома,
мы бытием полны, как водоём -
своей тишайшей влагою. Мы вместе
с деревьями, печальными чуть-чуть.
Им ведомы о зимнем небе вести,
а я в маршрутке продолжаю путь.

--------


Илья Рейдерман

В Одессе даже в феврале
увидишь зелень на земле.
Ей трудно, жизнь в ней длится вяло,
должно быть, ждать весны устала,
скучна, от холодов бледна,
но всё-таки - жива она
и учит нас долготерпенью.
Как благодарен я растенью,
едва живому стебельку,
травинке слабой, пустяку!
Ползком одолевая зиму,
уйти под снег - как принять схиму,
и молча мокнуть под дождём...
Как ждёт она! Мы так ли ждём,
мы так ли жизнь храним, мы так ли
верны весне, когда озябли,
мы солнцу радуемся так,
вздымая ввысь зелёный стяг?

--------


Илья Рейдерман

Солнце после дождя. Солнце после дождя.
Счастье - оно не сразу. Но всё же - чуть погодя.
Может, за тёмными тучами скрылась твоя душа -
всё же к чему-то лучшему прислушивается, не дыша,
всё же на что-то надеется, верит (во что - бог весть).
Знает, должно быть, истину: солнце на свете - есть!
Солнце после дождя - это природы закон
или каприз погоды, случай, прекрасный сон?
Если б не эти сны, если б не луч случайный,
пасмурной жизнь была бы, скучною и печальной.
Хмурая хмарь разойдётся, схлынут унынье и страх,
свет из глубин пробьётся и засияет в глазах.
Это - закон природы? Мир - изначально хорош?
Чудо - дитя свободы, приходит, когда не ждёшь.
Чудо - бога причуда, дар тому, кто готов
жизнью своей ответить на любой из его даров.
Солнце после дождя. Солнце после дождя.
Счастье - оно не сразу. Но всё же - чуть погодя.

--------


И. Рейдерман

Очень рано. Вставать ещё жалко.
Длить бы тонкую ниточку сна.
Но грохочет бетономешалка,
воздвигается будней стена.

Нужно встать, не ворчать и не охать,
повседневные делать дела.
Деловитый докучливый грохот,
нескончаемо воет пила...

И пора погружаться в заботы,
о насущном тревожиться дне.
Ах, какие хрустальные ноты
в оборвавшемся слышались сне!

Ты, душа, их тихонько напой-ка
и забудь поскорее о том...
Эта жизнь - бесконечная стройка.
Строим дом. Только в нём - не живём.

--------


И. Рейдерман

С утра жара. Бунтуют Цельсий
и Фаренгейт. Термометр врёт!
А ты трудись и мыслью целься
за книги твёрдый переплёт.

В ней тиснут ли тебя, не тиснут?
Ты в списках, где дадут гроши?
А ты живи - пусть раки свистнут!
А ты пиши. А ты - паши.

Не будь немым и безответным -
ведь в небе ширится дыра!
Он жжёт - огонь бессмертный в смертном.
И что в сравненье с ним - жара?

Конечно же, прохладней - Лета.
Самозабвенья бром приму.
Я поднят ввысь волною света
и сброшен вниз, в живую тьму.

О, слава свету, слава зною!
Крещён жарой. Крещён бедой.
Я, как картошка под золою, -
испёкся. В шкурке золотой.

--------


И. Рейдерман

Сидит Утёсов на скамейке.
Хотя бы с ним поговори!
А дождик сверху - как из лейки,
и в серых лужах - пузыри.

Поговори со мной, Утёсов!
Как тошно всё - куда ни глядь.
Хоть ты, конечно, не философ,
но как мне эту жизнь понять?

Скажи своим домашним басом
живое, смачное словцо,
и не дождём обдай, а джазом,
и поверни ко мне лицо.

Что эта бронза? Лучше - брынза
и кружка шабского вина.
Увеличительная линза,
чтобы глядеть на мир, нужна.

И нужен раструб граммофонный,
чтоб прямо в небо он глядел,
чтоб жизнь была не полусонной,
чтоб острый ритм душой владел.

Ты не глядишь на нас в досаде?
О чём ты думаешь, о чём?
Сидишь один в пустом горсаде.
Я рядом сяду. Под дождём.

--------


Илья Рейдерман

История вращает жернова,
похрустывают косточки людские.
Ей миллионы мёртвых - трын-трава,
ведь цели, разумеется, благие.

Всё в жертву - поколенья и века.
Работает, не ведая одышки.
Что наши муки? Ей нужна мука,
чтобы испечь грядущего коврижки.

Как всё мгновенно, ненадёжно, тленно,
бессмысленный напоминая бред!
Так откажись, восстань, беги из плена.
Плюнь в телевизор. Не читай газет.

Истории нет больше. Тьма историй
взамен. Вконец запутанный клубок.
Все истины уже погибли в споре.
Сознанья нет - и обморок глубок.

...Но в том просторе, что незрим очами,
в высотах высей, в глубине глубин,
в величественном мирозданья храме
стоишь не вместе с толпами - один.

Вот глубина, в которой - тайны свет.
Тут времени ослабевает сила.
О, если жизнь ещё не вся постыла,
здесь - вопрошай, здесь - вожделей ответ.

О, вопрошай, покуда сердце бьётся!
Ты здесь стоишь. Какая в мире тишь!
И лишь тогда история очнётся,
когда ты в вечности себя определишь.

--------


И. Рейдерман

Как жизнь страшна - когда б мы это знали,
когда она, почти сходя с ума,
ломает всё, что строила сама,
шумит большой толпою на вокзале,
иль, очутившись где-нибудь в больнице,
едва попискивает, как комар...
И мы не знаем, наяву - иль снится
один и тот же нам ночной кошмар.

Как жизнь страшна: дом перестал быть домом.
Он тоже - как больница и вокзал,
хоть кажется в нём всё таким знакомым.
Уже не свяжешь всё, что развязал.
Всё сдвинулось - так незаметно, вдруг!
Все вещи порознь - и глядят угрюмо.
И стол уже - не друг, и стул - не друг.
Ты жив ещё - а мир привычный умер.
Бездомен ты, как многие бездомны.
Как жизнь в своём безумии - проста!
И в небеса, что над тобой - огромны,
бросайся так, как прыгают с моста...

--------


И. Рейдерман

Я рыба среди рыб. Я птица среди птиц.
Я - дерево среди других деревьев.
Ну а среди людей - Лицо средь Лиц,
что не таят себя, глядят с доверьем.
И у вещей есть лица. И у книг.
В толпе лицо мелькнуло и пропало.
В ином из лиц я прозреваю Лик,
дух, что прозрачен в глубине кристалла.
Лицо. В нём собран свет. Оно не лжёт.
Рождается оно и умирает.
И тайна в нём какая-то живёт.
Но страшно: человек Лицо теряет!
Резина мышц - чтоб губы растянуть,
их изогнуть в экстазе говоренья.
А суть где человеческая, суть
поэзии, любви, лицетворенья?
Храня Лицо, быть Личностью. В конце,
перед безликой бездной ледяною -
о материнском вспомню я Лице,
склонившемся впервые надо мною.

--------


Лев (Лейб) Квитко (1890 - 1952)
ТЮРЕМНЫЙ РОМАНС
Перевод с идиша: Л. Фрухтман

Нет, милый друг,
Не свидеться нам -
Дверь мою холод сковал по углам.
И вырваться трудно, поверь мне, поверь мне...
И ты не являйся сегодня, мой друг!
Гостят у меня тишина и забвенье,
И в сердце от горьких предчувствий испуг.
Мы встретимся завтра... А может быть, позже,
Когда засверкает на листьях роса,
Когда засияет в окне день погожий
И солнце заглянет в глаза.
Придешь и развеешь ты тяжкие думы,
И дверь распахнется в разбуженный сад,
И будет мой голос веселым и юным,
И нежностью будет лучиться мой взгляд.
Нет, милый друг,
Не являйся теперь -
Холодом лютым закована дверь...

--------