По раскуроченной дождями и временем дороге

По раскуроченной дождями и временем дороге брёл
Мальчик, предоставленный собственной паршивой судьбе.
Истрёпанный - и расхристанный - отнюдь не орёл -
А скорее - извалявшийся в луже воробей.

Только глаза у него были, как у хищника, злы -
А нос - как наточенный в бойнях клюв - остёр.
Кожа - как будто кто-то насыпал золы -
А потом её старательно растёр.

И этот мальчик был сер и наг -
И зубы скалил злобно порой -
И стирала иногда заботливо луна
Белыми бинтами с искусанных губ кровь.

А ему уже было наплевать на всё -
Он шёл - ночь зубами дробил.
И дорога выжженной чёрной полосой
Стелилась под ноги - как отвалившийся бинт.

Он шёл - дорога была пуста -
Ветер водил шершавым наждаком по коже.
Не было у мальчика на шее - нательного креста -
И на церквях полуразрушенных - тоже.

Церкви бросил сбежавший трусливо люд -
А потом там мародёры порезвились.
Кто-то считал, что он служит королю -
Кто-то открыто тешился собственной силой.

Кто-то не брезговал и не смущался ничем
И не стеснялся присутствия святого духа.
И проник крысой в каждую щель -
И всё там перегрыз и перенюхал.

Отодрали золотые заусеницы с икон -
Отколотили мадоннам головы жеманные -
Благословляет Христос трясущейся рукой
То, что творится - уже ничего не понимая.

Кто там за него - а кто против - ерунда -
Все перепутаны - все в крови искупались.
И смотрит пристально в грядущие тёмные года
Полуразрушенная церковь - как сова слепая.

А мальчик идёт по дороге - он уцелел -
Если только целым можно назвать это тело -
Которое кто-то вымазал в серой золе,
А потом - поверх - разрисовал мелом.

В чёрной пропасти глаз - драные коты
Дерутся, шипя, за шмат окровавленного мяса.
Церкви давно растеряли иконы и кресты -
Стены их раскрашены серым и красным.

Серая зола - давится липкой краснотой -
Кокетливые ламии губы отирают алые.
А растерянный Христос - никого не спасёт -
Он всех трясущейся рукой благословляет.

В углу, забитом паутиной, библии гниют -
Обезглавленные девы играют в королев казнённых -
И осыпается уголь сожжённых минут
В чёрных глаз уходящего мальчика лона.

В них что-то новое родится потом -
В них уже варятся ведьмины отравы.
Каждый глаз щерится бешеным котом
И источает вопли и слёзы кровавые.

В каждом глазу - луна разбита на куски -
Изгрызена - точно хлебная сухая корка.
Церковный кагор до ржавого уксуса прокис -
Дождь ночной полудохлым мерином цокает -

По дороге - за мальчиком, который тут жив один -
Если только это жизнью называется.
Нет сердца в груди и креста на груди -
Только в глазах кипит ведьмовское варево.

А вокруг - безнадёжно пусто и темно -
Только звёзды подслеповатые моргают.
И весь мир выжжен кислотной луной,
И весь мир засыпан серыми снегами.

И затекает кровь - в трещины земли -
И отовсюду могильным жасмином пахнет -
А дева Мария надевает пышный кринолин,
Чтобы сыграть в Антуанетту на плахе.

И увенчан весь мир чёрной звездой -
Точно глаза скрывающей старой шляпой.
А одинокий мальчик - идёт и идёт -
И с его губ солёная кровь капает.

Сколько ему так идти - по дороге судьбы -
Стиснув скрипучие зубы - когтистые руки.
И засыхает у губ окровавленный бинт -
И луна засыхает в небе фурункулом. 

Может быть, позже он без сил упадёт -
В какой-нибудь чаще - чёрной и непролазной.
И будет смотреть его полуоткрытый рот,
Окрашенный кровью - в небо - багровым глазом.

А может, он станет одним из детей темноты,
Кто посвящен в адские  игры кровавые.
И будет срывать ночами с церквей кресты -
И гильотиной покорных мадонн обезглавливать.